Ирина Ванка - Секториум Страница 51

Я вышла за ним следом, не понимая, что я должна спросить, и как мне деликатнее подступиться к этому архиву информации, пока он не закрылся для меня еще на полгода.

— А почему одни цирки светятся, а другие нет? — спросила я, хотя более бестолковый вопрос трудно было представить. — Это из-за давления вещества, да?

— Да, — ответил Птицелов.

— Поэтому крупные цирки светятся чаще и ярче, да?

— Да.

— А мелкие — реже, потому что узкие каналы?

— Да, — терпеливо отвечал он.

— И что, нормальный спектр действительно должен состоять из шести цветов?

— Нормального спектра нет. Есть разные.

— Скажи, пожалуйста, отчего образуется тело алгония в планетах?

Птицелов остановился и задумался.

«Ага, — решила я. — В точку попала».

— Едь на Флио сейчас, — вдруг сказал он.

— Не могу.

— Год ты на Флио. Потом — на Земле.

— Прости, не могу сейчас, — я даже попятилась, а Птицелов сделал шаг в мою сторону.

— Почему?

— Не могу. Я несвободный человек. У меня обязательства. Нет, не уговаривай. Я же сказала, в следующий раз. И вообще, дальше иди один, а я возвращаюсь.

Птицелов сначала сделал несколько шагов в направлении транспортных площадок, но вернулся с тем же самым дурацким словечком:

— Почему?

— Не скажу, — уперлась я.

— Ты боишься?

— Да, я боюсь.

— Тебе не сделают вред.

— Мне шеф запретил без спроса посещать незнакомые места, — объяснила я, продолжая пятиться. — Я однажды сходила без спроса, видишь, какая заплата у меня сзади? Все! Больше не хочу. Разрешит шеф, тогда другое дело. — Для наглядности, я развернула подол. — Видишь, какой мне вред причинили?

— Где? — спросил Птицелов, и я с удовольствием указала в сторону цирка, который однажды так его возмутил.

В глубине души я надеялась, что он знает, кому следует надавать за это по шее, но Птицелов ловко схватил меня за плащ.

— Войдем туда.

Купол срамного места едва сиял на горизонте, но я узнала бы его среди прочих по вдавленной верхушке, словно прижатой к поверхности планеты.

— Нет! — испугалась я и упала на четвереньки, но Птицелов одной рукой поставил меня на ноги.

— Войдем сейчас. Ты не должна бояться. Я не позволю тебе бояться. Это стыдно.

Освободиться от его хватки не было никакой возможности. Желания преодолевать этот психологический барьер не было и подавно. Мне хотелось только убежать в порт, уединиться и трезво осмыслить странное вещество, которому опытный хартианин не смог найти эквивалент в моем родном языке. У Птицелова были другие планы.

— Со мной там не сделают ничего плохого? — на всякий случай спросила я.

Ответа не последовало. Все, что происходит в этом заведении, мой товарищ считал срамом несусветным. А действующих лиц, вероятно, относил к низшей категории существ, не годящихся даже для того, чтобы навредить достойному хартианину.

Уверенной рукой он провел меня сквозь штору, словно сам являлся завсегдатаем. Мы оказались под потолком, на балконе, сплетенном из канатов. Под нами открывалась пропасть. В пропасть тянулись веревки, шесты, петли. Здесь не было зрительских мест. Внутреннее пространство напоминало перевернутый вверх дном котелок, утопленный в грунте. Нижняя площадь сверху казалась огромной. Снизу доносились ритмичные удары и лязг пружин. Канаты, свисающие с потолка, шевелились и беспорядочно вибрировали. Точно также беспорядочно вибрировало мое сердце от предчувствия непристойных зрелищ. А это всего лишь крупный как кабан гуманоид совершал ритмичные прыжки на батуте. Подлетал вверх, переворачивался, и снова ударялся о пружины, то ли задницей, то ли головой, — с высоты было не понять, но это занятие доставляло ему наркотическое удовольствие. Похоже, именно за это местная публика была презираема Птицеловом. «Какой срам! — повторял он, глядя на все это. — Какой срам!»

Внизу ощущалась бодрая спортивная возня. То ли устанавливались качели, то ли катапульта на резинках. Мне удалось рассмотреть только верхушку агрегата и светящееся кольцо, которое само бегало по арене, доставляя неприличное удовольствие существу, укрепившемуся внутри. По ребристому канату вверх прямо на нас карабкался хартианин, в котором я узнала своего давнего собеседника. В первый день он охотнее других циркачей атаковал меня вопросами.

— Что здесь делают флионеры? — спросил он, заметив на балконе Птицелова и, не дожидаясь ответа, поехал вниз.

— Срам! — последний раз произнес Птицелов, уводя меня к выходу.

Действительно, нам, флионерам, в этом сомнительном заведении делать было нечего.

За Птицеловом прилетел левитационный «колокол», похожий на граненый стакан. Такие машины летали бесшумно, не то, что наш простецкий транспорт. Они были рассчитаны на одну-две персоны, в них можно было только стоять, но такие устройства могли приземляться в любой точке цирковой зоны. Единственным их недостатком была низкая скорость; с другой стороны, «стаканы» могли самостоятельно выходить на орбиту, избавляя своих хозяев от необходимости пользоваться портом и челноками.

— Повезу… — пригласил Птицелов, но Юстин уже вылетел за мной. Было неловко разворачивать его с середины дороги.

— В другой раз, — сказала я на прощанье.

— Другой раз гостишься на Флио, — напомнил он.

— Гощусь, — подтвердила я, и с завистью проводила взглядом «колокол», который, мягко оторвавшись от плит, поплыл, не набирая высоты.

«Действительно, — думала я, — надо ли подниматься, если в Хартии не растут деревья и не бегают жирафы. Но почему-то самый короткий путь преодоления силы тяжести направлен вертикально в небо. Флионеры, должно быть, сильно отличаются от людей, так же, как Флио от Земли. Возможно, землянам совершенно нечего делать на Флио».

Мне на раздумья оставался год. Все шло прекрасно. И то, что мне стала понятна без перевода фраза, сказанная «канатным наркоманом», обнадежило. Только на Земле не должно, не может быть залежей алгония. Иначе, почему я не могу слушать без «переводчика» CNN? Что-то мы напутали с Птицеловом в попытках понять друг друга. Наверно, я слишком торопилась. Стоило бы остаться, вникнуть в детали, но мой учитель уже скрылся из вида. Вместо него на площадь целилось брюхом гадкое чудовище, ревущее и смердящее, ненаглядное сокровище Юстина.

— Не передумаешь, — спросил Юстин, — сутки в порту рассиживать? Назад не запросисси?

— Вега мне запретил оставаться здесь, — ответила я. — Теперь я во всем и всегда слушаюсь только Вегу.

Подтянувшись на вороте люка, я испугалась: из темноты салона на меня смотрела голая дама с растрепанными волосами и разинутым ртом. Ноги голой дамы упирались в стенки, голова в потолок. Все это выглядело угрожающе, хуже того, лишало меня единственного посадочного места в этом летучем «сортире». Через тот же ворот я съехала обратно, к ботинкам Юстина, который только того и ждал.