Джек Скиллингстед - «Если», 2008 № 10 Страница 53

Тина, конечно, меня зацепила, заставив ее захотеть, но я не собирался позволять вот так мною манипулировать. Я попрощался холодно, однако дверью не хлопнул.

Я как раз выполнил свой полугодовой план на работе, так что теперь мне полагался двухнедельный отпуск. У меня имелись кое-какие идеи насчет того, чтобы пригласить Тину поехать куда-нибудь вместе, но я не был уверен, что смогу выносить ее так долго. С другой стороны, две недели — это, пожалуй, достаточно для двойной ампутации. Может, и правда настало время выдернуть из моей жизни эти куски мяса.

Отрезать лишние руки — все равно что купить новую машину. Приняв решение, ты уже не можешь отвязаться от этой идеи, пока не доведешь дело до конца.

Из-за сложности операции я выбрал государственную клинику. Это ведь совсем не то, что срезать гигантскую бородавку на шее. К тому же так было намного дешевле, и в случае осложнений мне не пришлось бы ни с кем судиться: государство возместит ущерб. Оно всегда это делает — конечно, за боль и страдание платят не миллионы, но вполне достаточно для удовлетворения. Иначе ведь придется признать, что социальная программа провалилась, так что существовало множество политических махинаций, чтобы этого не допустить. И теперь у нас ничего не проваливается.

Тина изображала дружеское сочувствие, но я понимал: тут кроется что-то еще. Я не тешил себя обманом, будто я ей действительно нравлюсь, хотя соблазн был велик. Любовь, конечно, умерла, но ее призрак по-прежнему преследовал этот презренный мир. Черт! Тина сама завела эту пластинку про умершую любовь и про то, что если кто-то о ком-то заботится, то дело тут нечисто. Волновался я ужасно, и поэтому был благодарен Тине уже за то, что она рядом, какими бы мотивами она ни руководствовалась. Я не мог сфокусировать взгляд на бумагах, и она с готовностью помогла мне с этим справиться.

У меня была бредовая идея сохранить свои руки в банке с формальдегидом — в качестве сувенира, но Тина меня отговорила.

— Ты должен пожертвовать их для исследований, — настаивала она. — Это твой моральный долг, ведь они Смогут послужить для развития медицины и тем самым помочь нашим ближним.

— С каких это пор ты беспокоишься о ближних?

В ответ она бросила на меня взгляд, исполненный фальшивого негодования. В общем, я подписал все бумаги, просто чтобы поскорее покончить с неприятной процедурой.

Пока меня готовили к операции, мы оба как-то притихли. Когда медсестра вышла, я увидел, что Тина пристально на меня смотрит. Я вообразил, что она, наверное, беспокоится обо мне, но тут она сказала:

— Ты не возражаешь, если я использую тебя в одной своей книге?

— Какой еще книге?

— Я пишу «черную» литературу, ну, ужасы.

Новость меня ошеломила, хотя это было вполне в ее стиле. Что-то вроде постготики. Она принадлежала к тому типу людей, которые могут писать книги в психотерапевтических целях.

— А про что книга?

— Про сиамских тройняшек.

Я чуть не расхохотался.

— Знаю, — согласилась она, хихикнув. — Полный бред.

— Извини. Нет, правда, продолжай.

— Так вот, одна из тройняшек — самая жизнеспособная, та, что в середине — решает, что с нее хватит уже этих сестер-паразиток, и убивает их во сне.

— Ого!

Тина улыбнулась зловещей ухмылочкой и снова хихикнула.

— Дальше — лучше. Ну вот, и она тащит их в нелицензированную скотобойню, что, конечно, нелегко. Она дает на лапу доктору, чтобы тот отрезал ее мертвых сестер. Он отрезает, и все идет как по маслу, пока эти сестры не начинают ее преследовать. Ну, как фантомные конечности, понимаешь?

— Типа когда человеку отрезают ногу, а она все равно чешется?

— Точно. Только эти сестры не чешутся. Они ее избивают снова и снова. Причем по-настоящему. Они и всякие другие мерзости совершают, но я пока не хочу всего рассказывать.

— Ну, и что она предпринимает?

— А она ничего сделать не может. Чтобы убить себя, ей не хватает смелости, вот так и мучается до конца жизни.

— Действительно, ужасно, — согласился я. И это была чистая правда, хотя на самом деле я думал о том, что Тина сама довольно-таки ужасна. Впрочем, неудивительно — учитывая то, как с ней всю жизнь обращались.

— Правда? Ты действительно считаешь, что страшно? — Тина опять улыбнулась. — Спасибо! Только никому не говори. Ты единственный, кому я рассказала одну из своих историй.

На сей раз на ее лице сияла настоящая улыбка. Это было приятное чувство — прорваться сквозь маску, да и момент для этого выдался самый подходящий. Я даже простил Тине, что в данных обстоятельствах эта история выглядела, пожалуй, несколько неуместной.

— Ладно, не скажу, — пообещал я. — Только при чем тут я?

— Да ни при чем. Просто твои руки подали мне идею, вот и все.

Ну, я почти простил ее.

Тут вернулась сестра и выпроводила посетительницу. Меня повезли в операционную, где я собирался считать про себя до бесконечности, а сам отключился, как только перед каталкой с грохотом распахнулась дверь.

Мне снились навязчивые сны. Как будто мои родители были сросшимися близнецами, соединенными «брачными узами» в буквальном смысле. Потом родился я, но не нормальным способом, а вырос из них, словно еще один паразитический близнец. Даже вырастая, я по-прежнему был к ним прикован. Так мы и жили, слепленные втроем в большой гротескный ком. Когда отец с матерью умерли, они никуда не делись, так и остались висеть на месте, высохшие и сморщенные. Повсюду, куда бы я ни направился, мне приходилось таскать их за собой. И они, словно фантомные конечности, болели и чесались.

Я помню, что несколько раз просыпался и засыпал, глядя в потолок послеоперационной палаты. Так я лежал, не смея пошевелиться, и злился на себя за то, что боюсь взглянуть на свою грудную клетку. Проснувшись ночью, я долго-долго лежал, набираясь храбрости. Я попробовал пошевелить своими нормальными руками и обнаружил, что могу вытащить их из-под одеяла. Выглядели они совершенно обычно, и я крутил ими снова и снова. Потом я крепко прижал их к туловищу, боясь подпустить их слишком близко к другой паре рук. Не хотелось чувствовать, там они или уже исчезли. «Утром», — сказал я себе.

В эту ночь я с ужасом обнаружил, что эти паразитические ручонки все еще на месте. Они начали сами собой шевелиться. Сорвали с себя бинты и сбросили одеяло. Я хотел сесть, но они ударом повалили меня на кровать. Потом они начали меня душить. Я не мог вздохнуть, и даже мои нормальные руки не могли оторвать от шеи эти жалкие культяпки…

Как страшно, когда снятся кошмары, и никого нет рядом.