Дина Лампитт - Ускользающие тени Страница 56

Не смущаясь под этим пристальным взглядом, Сара в свою очередь восхищалась здоровой кожей Георга, его прекрасными зубами, чувственным ртом, созданным для любви, проницательными глазами нежно-голубого оттенка.

— Это правда? — в конце концов спросила она.

— О чем вы?

— Я и в самом деле сижу рядом с королем Великобритании, который только что просил меня быть его женой?

— Да, об этом он только что просил вас. Но вы и так уже стали его женой — вспомните, что было между нами. Мы соединились пред Богом.

Он взял ее за левую руку и показал жестом, что, надевает на нее обручальное кольцо. Сара порывисто нагнулась и поцеловала его.

— Я люблю вас! — воскликнула она.

— И я. Люблю и всегда буду любить.

— Вы обещаете?

— Даю вам мое слово!

— И я клянусь вам.

И влюбленные крепко обнялись, предчувствуя, что какими бы ни были их чувства, против них уже поднялись непреодолимые силы.

На рассвете Финнам придвинулся ближе к Сидонии, изучая ее, подобно живописцу, при мягком свете, льющемся из окна. Он думал, что она похожа на статуэтку из драгоценных камней, особенно потому, что ее волосы, разметавшиеся по подушке, казались янтарными, но были нежно-золотистыми на кончиках и почти рубиново-алыми у корней. Ее полукруглые, нежные веки были прикрыты, кожа была тонкой и шелковистой, чуть блестящей, как жемчуг, и Финнан видел, что даже во сне губы Сидонии изгибались в прелестной лукавой улыбке. С трепетным удивлением он поднял локон, который, как только был опущен на место, свернулся упругой пружиной, как и прежде. Эта женщина казалась Финнану самой восхитительной из всех, кого он когда-либо встречал, — в этом он был совершенно уверен, но чувствовал беспокойство перед будущим, не в силах расстаться с нею так, как смог бы расстаться с менее исключительной женщиной.

Финнан не так давно примирился с мыслью, что его любовь к Сидонии странно и пугающе отличается от чувств, которые он испытывал к Рози. Его жена была бесхитростной ирландкой, медсестрой, в обществе которой он оказался еще будучи студентом-медиком. Когда они в конце концов поженились, оба считали это само собой разумеющимся. Переехав в Англию, где врачу предстояло продолжать карьеру, супруги видели перед собой перспективу долгой жизни в семейном уюте. На время Рози нашла себе работу сиделки в Лондоне, но она мечтала иметь ребенка и была горько разочарована, когда долго не могла забеременеть.

Почему-то Финнан никому, даже Сидонии, не признался в том, что его жена умерла, будучи в положении. Злосчастная авария лишила его всей семьи, ибо даже своего еще не родившегося и не узнанного ребенка он оплакивал так же безутешно, как бедняжку жену, так и не дождавшуюся счастья держать в руках свое дитя.

И теперь, лежа рядом с поразительно талантливой женщиной, одаренностью которой и способностью доставлять наслаждение музыкой залам всего мира Финнан не уставал восхищаться, он все лучше понимал, что музыкальная карьера Сидонии едва ли совместима с материнством. Кроме того, зная, как настойчиво Найджел заставлял ее отказаться от всего, достигнутого тяжким трудом, Финнан даже не решился бы заикнуться об этом. В этом отношении позиция ирландца была четко определена: он мог либо поддерживать определенные отношения с женщиной, которая ценила свою карьеру превыше всего, либо создать семью с менее тщеславной подругой. Но вместе с тем его любовь к Сидонии достигла такой силы, что оказывалось невозможным представить на ее месте какую-нибудь другую женщину.

— Ну почему так происходит? — прошептал он, и Сидония тут же проснулась, улыбнувшись ему.

— Я еще сплю или это уже реальность?

— Это реальность, и она заставляет меня краснеть от стыда.

— Почему же?

— Я бессовестно воспользовался данным тобой ключом и вошел сюда, когда ты уже спала.

— И ты использовал свое преимущество — так, кажется, говорят?

— Как тебе не стыдно! У меня не хватает всего одного-двух свойств, которые положено иметь джентльмену. Кроме того, я был слишком усталым.

Сидония приподнялась на локте:

— Какая жалость!

Он ущипнул ее за нос.

— Ну и кто из нас теперь ведет себя неприлично? — Финнан поцеловал ее, ужасаясь при одной мысли о том, что поездка в Канаду разлучит их, и не представляя себе будущее без Сидонии.

— В Монреале я буду страшно скучать по тебе, — тихо произнес он.

— Так уже все решено? Вызов подтвердился?

— Да, вчера утром. И сразу же после этого, как будто в знак того, что я обязан поехать, умер один из моих пациентов, больных лейкемией. Ему было четырнадцать, и я считал его лучшим мальчишкой в мире.

— Боже, как ужасно! — Сидония нахмурилась. — Значит, тебе действительно повезло получить такой шанс. На какое время тебе придется уехать?

— Не меньше чем на полгода.

— Понятно. А что будет с твоей квартирой?

— Вряд ли я стану сдавать ее — никогда не доверял случайным жильцам. Вероятно, я напишу своим друзьям и родственникам и попрошу их заглядывать сюда, если они будут в Лондоне. Не тревожься, они тебе понравятся, особенно мои братья.

— Не сомневаюсь.

Финнан улыбнулся.

— Надеюсь, моя мама тоже приедет, так что ты сможешь увидеться с ней. Она довольно строга, но, думаю, ты сумеешь примириться с этим.

— Сколько ей лет?

— Семьдесят три, хотя ты бы никогда не дала ей столько на вид. Она еще помогает управлять конной фермой, которой владеет вместе с моим отцом. Теперь ее компаньоном стал мой старший брат.

— Неужели она решилась на это, когда вы все разъехались из дома?

— Конечно, нет. Все хозяйство у нее вела всего пара слуг, а мама наравне с отцом возилась с лошадьми, при этом находя время уделить внимание каждому из пяти детей. Она просто бесподобна!

— Завидую таким женщинам, — призналась Сидония. — У меня бы просто руки опустились.

— Твоя работа требует куда больше сил, чем ее, — просто ответил Финнан, желая, чтобы Сидония добавила еще хотя бы фразу, которую он мог бы истолковать как выражение се попытки заняться хозяйством.

— Думаю, да, — ответила Сидония, глядя в сторону.

Она не могла заставить себя говорить, желая быть с ним всегда, ужасаясь одной мысли о его отъезде. Чтобы скрыть свои чувства, она поцеловала Финнана, крепко прижавшись к нему. Целуя ее в ответ, Финнан почувствовал небывалый прилив страсти. Даже когда они уже лежали, успокаивая дыхание, Финнан продолжал сжимать ее в объятиях, вопреки мысли о том, что вскоре им придется надолго расстаться.

Солнце уже высоко поднялось над Ричмонд-Парком — так высоко, что вскоре должно было начать обратный путь к горизонту, а король все еще прижимал к себе Сару, испытывая такое чувство, как будто они оказались единственными выжившими пассажирами при крушении корабля и теперь остались вдвоем во всем огромном мире.