Изнанка матрешки. Сборник рассказов - Виктор Васильевич Ананишнов Страница 58

Голос Верхнего:

– Остановитесь!

Верхний, замазанный полумраком, восседал на взлобке, сооружённом в небольшой арочной нише. Вдоль стены по обе стороны от возвышения безмолвными изваяниями стояли люди, как будто не вооружённые, со скрещенными на груди руками. На их сумрачных лицах играли тусклые тени от света факелов, расположенных таким образом, чтобы из зала не было возможности рассмотреть ни Верхнего, ни его охрану.

Дворецкий молча подходил к каждому флегию, брал его за руку и, подводя ближе к Верхнему, ставил на определённое, вероятно, заранее продуманное место в зале.

Дошла очередь до Невера.

Пальцы у дворецкого оказались холодными, жёсткими и цепкими. В них таилась сила.

Невер не сопротивлялся, и как пай-мальчик, разрешил вести себя за руку и поставить там, где ему было положено стоять по ритуалу.

В наступившей потом тишине раздалось не совсем понятное бормотание Верхнего. В неразборчивости его речи либо был виновен зал, не обладающий нужной акустикой, либо Верхний преднамеренно произносил так слова. Внятным было лишь неоднократно повторённое:

– Рука Предержателя!

Но вот Верхний встал, маленький, сухонький, и чувством чётко произнёс:

– Время мёртвых и спящих!.. Простёрлась Рука Предержателя и коснулась Земли нашей… Внимайте Премудрость!

«До чего убедительно всё разыграно, – подумал Невер с благоговением к обстановке и речи Верхнего. – Сам поучаствуешь, так прочувствуешь и на всю жизнь вспомнишь флегу… Невероятно, но неужели и вправду коснётся?.. и поколеблет?.. и откроет прошлое и будущее?..»

И вдруг, ещё не веря себе, своим ощущениям, Невер отметил шевеление пола под ногами. Вначале несильное, потом толчками, пришлось переступать, чтобы устоять на месте. Всё случилась так неожиданно, и так совпадало со словами Верхнего и его мыслями и настроем, что он преисполнился поверить и воздать хвалу Предержателю. «Коль скоро, – стал он оправдываться перед собой, – кто-то постарался, и предсказанное как будто свершилось, то с меня не убудет, если я произнесу несколько громких слов в адрес Предержателя и заодно за Верхнего Его Посланника».

И уже готовый произнести панегирик, он успел прикусить язык, видя, как остальные приглашённые на флегу стоят на незыблемой тверди и испуганно следят за его безуспешными потугами сохранить равновесие.

От стены отделились и обрели в полутьме рельефность, а при приближении – и объём двое из стражи Верхнего. Пол под ними не трепетал, а звонко отзывался на их устойчивые шаги.

…и горе тому, кто усомнится и отвергнет Премудрость. Не удержит Земля его…

«Спокойно!» – приказал Невер себе, сжал пальцы в кулаки и ступил на два шага в сторону, на соседнюю плиту, но и она дрогнула и закачалась под ним.

«Хорошенькое дело! – обозлился Невер не на шутку. – До чего подстроено хитро. Кто теперь может усомниться в указующем жесте Предержателя, раз в год проявляющего свою власть на одном из бесчисленных миров, созданных им во благо Верхних Посланников, которые должны исполнять его волю – карать и миловать?»

Нести флегу – быть готовым нести кару или милость. Велика милость, но и кара достойна её!

Стражники стали по обе руки от Невера, безмолвные и внешне безучастные.

…и горе тому…

Невер почувствовал осязаемость грозного предупреждения. До сих пор оно всё-таки оставалось для него лишь словом, воспринимаемое им разумом, а теперь об этом узнали кожа, мускулы и нервы. Тело Невера напряглось, в голове словно посветлело, руки потяжелели от прилива крови, готовые к схватке.

Никогда ещё Костров в своей практике не попадал в такую переделку…

Люди научились проникать в прошлое и экспериментировать в нём. Ход истории, нарушенный тем или иным путём за две-три, а то и за пять тысяч лет до современности, конца двадцать первого столетия, отличался от естественного её развития. Это приводило к новому, обычно совершенно несхожему культурному и общественному развитию человечества. В каждом новом варианте истории рождались новые поколения людей, появлялись иные, отличные от известных, идеи и ценности, которые, порой, уводили цивилизацию далеко в сторону от нормального её течения.

Как известно, естественный ход истории знал не только прогресс, но и застои и даже попятное движение. И, тем не менее, мы можем гордиться совершённым. Но каких бы высот достиг бы человек к нашему времени, постоянно наращивая прогресс? Полёты на другие планеты, как обыденность? Всемирного общества равенства и братства? Победы над всеми болезнями? Бессмертия?..

Сейчас каждый год приносит что-то неожиданное, которое приближает будущее. А ведь были целые века, не давшие человечеству ничего, кроме страданий и страха, и даже последующие поколения от них содрогались и страдали.

Поэтому интересно было поискать ускоренные варианты развития человечества. Институт времени, где учился Невер, как раз и занимался этим и пытался влиять на прошлое. Однако, как показали исследования, пока что ни один из параллельных или возможных миров не достиг тех высот, к которым он пришёл на прямом пути эволюции. Максимум, чего однажды добились, так это начало века пара, да и то с натяжкой на такое определение.

Учёные колдовали над аналогами и закономерностями, но варианты альтернативных миров не поддавались корреляции ни по времени изменения, вносимых в прошлом, ни по месту их проведения – лавина изменений взглядов и интересов людей не управлялась и не подчинялась никакой формализации или логической последовательности.

Трудно предполагать, как бы ставились эксперименты по исследованию новых миров, может быть, только чисто теоретически, если бы не одна особенность, позволившая воочию наблюдать сложившуюся ко времени современности картину новой культуры. И не только наблюдать, но и выносить всё разумное, новое и нужное.

Несмотря на всё отличие миров, в них возникали независимые или, как их чаще называли, нейтральные цепочки или последовательности родственных связей от предков к потомкам – стабильная преемственность поколений. И такой нейтрал, как Костров, как производная этого преемства, оставался всегда самим собой при любом варианте развития параллельного мира. Вообще-то, конечно, это был не он, в буквальном смысле слова. Имена у него значились совершенно другими, а различные предыстории накладывали на него перемены вплоть до внешнего облика, и, естественно, в каждом конкретном случае он оставался во всём сыном своей истории и своего времени.

Костров уже неоднократно принимал участие в превращениях, в совмещениях с теми людьми, кем бы он был, иди развитие мира путём, подобным экспериментальным. Во всех вариантах он оказывался продуктом смирных, неброских и необразованных предков. Оттого такими же скромными и неброскими случались его профессии и занятия в превращениях: пастух, рыбак, землепашец, благодаря чему он мог не спеша вспомнить всё о себе, об общественном строе и о жизни в новом для него мире. Это всегда