Андрей Дашков - СУПЕРАНИМАЛ (Сборник) Страница 58

Горячий ветер не приносил облегчения. Гул и вибрация нарастали. Я оглянулся – и сжатый воздух облепил лицо прозрачной подушкой. Но я увидел достаточно, чтобы вскочить на ноги и бежать, соскальзывая в черную яму боли, из которой торчали раскаленные колья. В норе тускло заблестел металлический череп с застекленными глазницами…

Боль – это не ощущение. Боль – это само время, когда оно течет слишком медленно. Для меня оно почти замерло и топталось на месте, а сзади настигал…

24

Изо всех возможных способов передвижения Лоун обычно выбирал самые медленные. Отчасти это был его личный протест против бешено ускорившегося темпа жизни, отчасти – обреченная на провал попытка удержать неудержимое. Но медленное путешествие позволяло смаковать впечатления, подмечать самые незначительные изменения и питать иллюзию, что время бежит не так уж быстро. В дальних поездках Лоун любительски занимался остановкой мгновений, со вкусом растягивая каждый эпизод, воображая себя странником прошлого, который не ведает, что ожидает его за ближайшим поворотом.

Вот и сейчас он предпочел двухнедельное плавание двухдневной поездке на экспрессе или шестичасовому перелету. Когда еще придется испытать все прелести морской болезни, столкнуться с айсбергом, встретить «Летучего голландца» и обматерить Моби Дика! Вполне вероятно, что уже никогда…

Дез было все равно – две недели или две минуты. Да хоть два года. Она не разменивалась на мелочи. Последнее слово в любом случае останется за нею.

Но вначале, как положено, – прощальная вечеринка. Это была своего рода традиция, демонстрация стиля, бравада – немного грустная, если не сильно напиваться. Всякий раз, при завершении определенного этапа жизни, Лоун отмечал назревший перелом более или менее шумно. В последние годы – все менее шумно. Перемены в себе замечал он один, а приятели не задерживались долго в его окружении. Нельзя сказать, что их отваживала Дезире; просто у каждого был свойгард. Это нивелировало дружбу и любовь. У Лоуна не осталось претензий ни на то, ни на другое. Сложных, прекрасных и порой загадочных отношений с Дез не могла бы вместить или исчерпать ни одна резиновая душа.

Следующим вечером они подкатили к шикарному ночному клубу «Эльдорадо». Лоун бросил ключи парковщику, и Дез взяла его под руку. Двадцать метров до двери они проделали как парочка слегка утомленных суетой кинозвезд. Лоун был исключительно в черном (плюс заколка с ониксом в галстуке), и смахивал на изысканного гробовщика, а если учесть восковую бледность худого лица – то и на вампира, который впервые прибыл в цивилизованную страну и взирает на потенциальную «клиентуру» с парадоксальной смесью голода и отвращения.

(Да, именно так: голод и отвращение. Два раздирающих его на части полюса, между которыми ему суждено метаться. Аппетит неистребим; набор блюд неисчерпаем; стол хаотично сервирован; в изящнейшем бокале вполне можно обнаружить вместо вина свернувшуюся кровь. Или кое-что похуже…)

Они были эффектной парой. Лучший на всем побережье оркестр «Эльдорадо» играл «Тропикану». Гул голосов ничего не значил. Убедительнее всего говорили деньги. Купюры нежно шелестели вместо языков. Глаза были припорошены бриллиантовой пылью.

В дверях Лоун чуть поотстал, пропуская Дезире вперед. Через зал он прошел, держась в двух шагах позади нее и любуясь ее фигурой. Это был редкий случай, когда они менялись местами. Интригующий момент. Мысль о том, что его могут принять за ее гарда, возбуждала Лоуна, хотя он льстил себе.

Мужчины и женщины смотрели вслед Дезире с одинаковым выражением. В каждом ее движении была грация и сила, уничтожающая в зародыше всякий намек на соперничество. Она была серебристым холодным факелом, бросающим равнодушный свет. Она играла посредственностями, не оскорбляя их напрямую, но и ничем не помогая им приподняться до своего уровня. Лоун знал, что он – не в счет. Он являлся ее соучастником в этой игре.

«Господи, какие ноги! – думал он, наверное, в сотый раз. – Какой задик! Спина, плечи, грудь… Все совершенно. И все кажется настоящим. Даже на ощупь. Ведь я видел ее обнаженной… Когда она играет роль, неприкосновенность сводит с ума. Но нужен член из черного льда, чтобы остался твердым в ее идеальной вагине…»

И еще одна мелочь. Проходя мимо громадного зеркала, он мельком глянул в него на отражение Дез. В первое мгновение вместо ее лица он увидел оскалившийся череп. (Этот эффект имел место всегда. Кое-кто пытался определять по нему гардов, но существовали десятки гораздо более простых способов. Для тупиц – карманные зеркальца; для прочих – ощущение непреодолимой силы и затаенный страх…) А спустя миг все стало на свои места – красивая маска холодно улыбалась ему из стеклянного плена.

Лоун велел приготовить столик на двоих. В ожидании они выпили по рюмке аперитива в баре, а затем официант пригласил их на террасу.

Здесь музыка звучала чуть приглушенно, будто доносилась из другой эпохи. Вечер выдался прекрасный. Воздух был напоен тонкими ароматами. У горизонта разлился неповторимый зеленоватый закат. Деревья шумели под бледными майскими звездами.

Приморский бульвар был ярко освещен. По нему гуляли люди и гарды. Фигурки совершали сложные эволюции. Издали это напоминало Лоуну какой-то зловещий замедленный вальс. Праздник в концентрационном лагере. Причина? Да разве мало – проводы дня, наступление ночи…

Вдали был различим темный громадный силуэт стоящего в порту лайнера, на борт которого Лоуну предстояло подняться завтра. Чья-то яхта медленно входила в залив – поздняя усталая пташка, едва не опоздавшая с возвращением в гнездо. Поверхность моря морщилась, как лобик испуганной девушки…

Лоун посмотрел в другую сторону, на танцующих. Он знал, что может встретить в «Эльдорадо» кого-нибудь из бывших приятелей – свидетелей и паразитов его звездного часа. Это было желательно, ведь даже у покойников всегда найдутся провожающие. А он пока отправлялся отнюдь не на кладбище.

Интуиция не подвела. Минут через пятнадцать он заметил Золотого Мальчика, подгребавшего к их столику с широкой ухмылкой на лице и с дополнительными шарнирами в ногах. Природа щедро облагодетельствовала Мальчика, но теперь, кажется, настало время возвращать должок. Лоун понял это, увидев его глаза, а Дез сказала:

– Приготовься, сейчас будет весело.

Мальчик приблизился вихляющей походкой, подхватил по пути свободный стул и плюхнулся на него. Он был пьян в стельку. Возможно, он собирался взгромоздить на столик ноги, но пока до этого не дошло. Лоун поискал взглядом его гарда – Дезире никогда не оставила бы клиента в такой ситуации. Терезы не было видно с террасы. Возможно, она ждала снаружи. Лоун отлично помнил эту мрачноватую стерву с постным лицом фригидной учительницы, одевавшуюся в монашеском стиле. Она составляла разительный контраст с самим Мальчиком – красивым, ярким, веселым и неординарным во всех отношениях.