Наноид. Исходный код - Сергей Ермолов Страница 6

Глава 3

В бункерах врезанного в скалы нонокса царила тишина. Система укреплений, протянувшаяся вдоль внешнего периметра «Нонокса 357», по убеждению многих, являлась данью прошлому, когда прорыв машин рассматривался как реальная угроза.

Накопленный с годами опыт утверждал обратное, но рубеж по-прежнему оставался действующим, с той разницей, что теперь сюда отправляли в десятки раз меньше людей, и техники, отказавшись от сплошной оборонительной линии, располагали наблюдательные посты с интервалом в километр, а пространство между ними минировали и оснащали датчиками.

Работа под землей не прекращалась ни на минуту.

Я взглянул на силуэты грузовых башен, выступавших над шатким монорельсом на структуре грязных строений. В этом районе подземных сооружений строились новые объекты, назначения которых я не знал. На них толпились транспортные рапатоны, бледные рекотионы в зеленой одежде, руководящие сложными и запутанными операциями. «Теперь они спокойны, заняты работой», – подумал я. Человек может привыкнуть ко всему.

В одном из ноноксов вместо людей хотели использовать под землей новейшие технические разработки машин. За короткий срок армейские боевые наноиды подверглись модификациям, превратившись в гражданских наноидов. Но человек просчитался. Машины сумели перехватить контроль над созданными аппаратами. Теперь наноиду мог довериться только глупец.

Раньше казалось, что вряд ли кто-то еще уцелел в войне, которая произошла на планете между машинами и людьми. Но теперь я думал по-другому? Если выжили мы в «Ноноксе 357», то и у других людей тоже были шансы на спасение. Пусть минимальные, совсем ничтожные, но были. Но проявлять интерес к далеким районам, где могли уцелеть люди было глупо по той причине, что добраться до них через заполненную наноидами местность нереально.

После принятия новой партии имплантов для рекотионов, в которой оказалось много брака, я разговорился с нанотехниками Маду и Кионом, которые мне помогали. И опять мы спорили о Нонано, которого все считали центральной фигурой в иерархии машин.

– Мы уже трижды блокировали Нонано, – сказал Маду, – И каждый раз ему удавалось ускользнуть. Существуют несколько специалистов, с которыми он работает. Их тоже взять не удается. Таким образом, Нонано сохраняет ядро группы и вновь разворачивает деятельность в другом месте. Получить новое оборудование и человеческий материал для него не проблема.

Кион насупился. Затем усмехнулся. Он считал себя более ценным специалистом, чем Маду и рассчитывал на более высокий уровень доступа к новейшим разработкам машин.

– Вероятно, вы предлагаете решить, что важнее – сохранить жизни оставшихся людей или уничтожить Нонано с его ближайшими сподвижниками? – спросил Кион у Маду с сарказмом.

– Наноид, – сказал я, – обоюдоострое оружие. – Они могут быть более опасными для их хозяев, чем для врагов.

– Я не думаю, – возразил Кион.

– Знаю, знаю. – Маду поднял правую руку. – Я слышал все аргументы. У наноидов хватает программных ограничителей для того, чтобы они никогда не повернули против своих хозяев. Но я всегда считал, что чем причудливее защита, тем скорее она перестает работать.

– Да, было бы неплохо, если бы это произошло. – кивнул Кион. И не поймешь, всерьез он это или снова насмехается. – Думаешь, ты первый это придумал? Да только все дело в том, что с нашей обычной, человеческой логикой механизм организации Нонано понять невозможно. Они создают наноидов, которых не может распознать человек.

– Наноида создали не машины, а люди.

– Да? Почему же они тогда за пределами Робобото ничего похожего создать не могут?

– Потому, что здесь кто-то ограничивает программные возможности людей.

– Кто?

– Не знаю.

– А я знаю – это делает Нонано! Робобото – это не просто территория. Робобото – это новый мир. Нонано изучает нас так же, как мы пытаемся изучать его разработки имплантов или новые модели наноидов. Говорят, что когда-то это был человек. Но в процессе наноэволюции он стал машиной. Мы ничего не сможем сделать, пока не расшифруем программный код, который он генерирует.

– Нонано можно опознать на записи мыслеобразов, сгенерированных в сеть расширителем сознания человека. Думаю, ошибка исключена. Нонано не менял внешность, а запись мыслеобразов невозможно подделать или скорректировать. Мы получаем данные непосредственно из нано-структураной сети при помощи станций, работающих на базе нанокомпьютеров. Они контролируют наносвязь, собирают отдельные факты, на их основе строят прогнозы событий. Нередко нанокомпьютеры перехватывают обрывочные мысли людей, транслируемые в сеть имплантами.

– Ну… – Кион наачерил голову к плечу, потирая костяшками пальцев подбородок. – Есть метод наслоения воспоминаний. Простым языком программируют носителя через чип, вставляют ему в голову исходный код, и в определенный момент, когда носитель идентифицирует его, архив распаковывается.

– У кода есть форма? Как его программируют? – спросил я.

– Можно через визуализацию, можно речевой командой активировать отдельные участки памяти. Когда носитель реагирует на ключевое слово или фразу. А в первом случае может быть любая картинка, воспоминание, что-нибудь еще.

Я подумал, что со мной такое сможет сделать фото Анны. Теперь мы не вместе. А я не могу вспомнить, почему это произошло. В моих воспоминаниях не осталось никого, кто знал бы нас вдвоем. Что-то произошло с имплантом, который контролировал память.

– Почему мы здесь этим не занимаемся, а только пытаемся укрепить защитные стены, которые бесполезны против машин? Почему мы не атакуем? – спросил я.

– Ну, тогда тебе в «Нонокс 913» надо. Они же за возрождение природы, против наноидов постоянно сражаются!

– Сказки это, – грубо осадил Маду Кион. – Красивая обертка идеологии. Они хотят из людей полунаноидов сделать. Типа – человек будущего, рекотион. Только это тоже вранье. Их лидер хочет завоевать Робобото. Мечтает получить контроль над машинами. Никто не делает ставку на человека. Самые практичные уже вычеркнули человека из цепочки эволюции. И опыты их направлены на создание полумашин-полулюдей. Наноиды с человеческими возможностями – вот кого они в лабораториях создают. Только так можно оказывать сопротивление машинам. В «Ноноксе 817» ищут способ соединить живую и неживую природу.

– Зачем?

– Чтобы вернуть миру гармонию.

– Значит, им известен механизм процесса. Осталось только поймать ту муху, что плодит наноидов.

Я посмотрел на человека недоверчиво:

– Ты это серьезно?

– Ну, если исключить возможность самозарождения. Какие еще варианты остаются?

– Наноидов оживляют наноиды, созданные человеком.

– А что, если в этом и заключался смысл существования человечества?

– В чем?

– Быть материалом для новых технологий.

– Ты вспомни, что в начале дело шло к тому, что применение наноидов на Земле запретят. Но конструкторы пытались предотвратить это и заложили в машины прочный, надежный инстинкт раба.

– Но это не помогло, – заметил Маду.

– Нет, конечно, но они старались. Наноиды решили создать свою собственную цивилизацию. Человеческая раса их останавливала, они считали, что люди только портят все, за что принимаются. Поэтому они решили, что начнут все сначала и создадут свою великую цивилизацию, не повторяя людских ошибок. Человек начал совершать ошибку за ошибкой. Остальное завершил наш страх.

– Но откуда страх перед наноидом?

– Это болезнь человечества. Одна из тех, от которых пока не найдено лекарства. Наноидов контролирует свободный программный код. В