Функция: вы - Юлия Домна Страница 6

В восходящем окне над его головой плыли промышленно-коричневые тучи. Если бы Минотавр поднял взгляд, то назвал бы их правдоподобно скучными. Но скучно на улице не было – только сегодня перед нами сорвало и уволокло в реку рекламную растяжку. Близилась кульминация октября.

– Разве это не слишком? Мы-то, может, и на обочине социальной жизни, но Ян Обержин – нормальный человек. У него есть семья, друзья, коллеги… наверное. Нельзя же взять и…

Меня прервал звонок. Минотавр красноречиво развел руками и нашарил в кармане джинсов априкот.

– Олья! – воскликнул он, подрываясь. – Почему так долго, Олья? Он что, сопротивлялся?

Это значило: отстань. Значило: конечно, можно.

Откинувшись на спинку стула, я вздохнул и посмотрел на Ариадну. Ее покорно сложенные ладони белели сквозь сумрак. Лицо казалось отрешенным – но не взгляд; не черные, омытые заполярными водами зрачки, что мерили чужие шаги, осмысливали жесты, читали паузы, соотносили интонации.

Ариадна почти всегда молчала. Ничего не просила. А если и разговаривала с кем-то, кроме меня, то больше паузами, нежели словами. Все привыкли делать вид, что ее нет. Не от малодушия – просто так получалось. Но Ариадна была. Она смотрела, слушая и запоминая, она присутствовала в физическом мире полнее, чем кто-либо, – просто потому, что ей больше негде было быть.

– Что-что? – наигранно удивился Минотавр. – Сколько сердечных приступов? А про коронарную недостаточность можно еще раз?.. Как интересно! Обвешался докторскими, как орденами, а смерть все равно была уделом других… А? Что? Сейчас запишу, да.

Он порылся в бумагах и выудил желтый карандаш.

– Да насрать. У нас не заповедник козлов отпущения. Кто там на смене – судя по голосу, девочка с ромашками? Попроси скинуть мне черновик.

Зажав ухом априкот, Минотавр выводил цифры на мелованном клочке июля, но затупившийся желтый грифель писал больше вмятинами, чем цветом. Раздраженно фыркнув, он отложил смартфон на стол, перевел звонок на громкую связь и прихлопнул ладонью край елозящего листа.

– …не менее, – продолжила Ольга из динамика, гулко, как в туннеле. – На месте поражения найдена атра-каотика. Пробу отправили на дополнительный анализ, но…

Минотавр замер.

– Предварительный вывод по состоянию тканей?

– В пределах «дружественной нормы». Но я бы не…

– Тогда плевать. Мужик собрал букет инфарктов. Атра-каотика всегда липнет к слабому.

– Но Обержин доработался до наблюдательных советов. Он наверняка знал правду. В Эс-Эйте с таких дружественную норму еще на парковке сдувают.

– И что?! – начал раздражаться он.

– А то! – начала раздражаться она.

Это был классический ход их бесед.

– Ты все время повторяешь, что, если кто-нибудь из топов Эс-Эйта помрет от инфекции, конец их идиллии про «здравствуйте, мы новые виды».

– О да, – фыркнул Минотавр. – Жду не дождусь.

– И ты лучше меня знаешь, как эс-эйтовцы следят за здоровьем своих людей. Тем более – такого уровня! Все эти добровольно-принудительные обследования, санатории, обеззараживатели на каждом углу… Да у нас по осени антибиотик в проточной воде!

– И это без ведома честных граждан!

– Хватит паясничать! Да, вероятность того, что атра-каотика налипла из-за ежедневного общения с энтропами, имеет место! Но если это твоя основная версия, тогда какого черта здесь я, а не специалисты Эс-Эйта?!

Минотавр молча сощурился. Я видел, как его мысли выполнили пару акробатических трюков.

– Чем конкретно занимался этот человек? – напирала Ольга. – Какое отношение он имеет к нам? Что опять происходит?!

– Ничего.

Минотавр посмотрел сквозь замыленное дождем окно.

– Ничего не происходит, Олья. Сегодня прекрасный день, чтобы умереть. Вот и все.

– Когда я спрошу об этом в одной с тобой комнате…

– Я расскажу о миграции двухлинейной камбалы. Честно – обалдеешь.

Ольга была единственной, кто относился к Минотавру всерьез, и ждала от него того же. Две фундаментальные ошибки по цене одной делали невыносимыми их обоих.

– У нас есть басня, – загробным голосом оповестила Ольга. – Про мальчика, который шутил о волках. Знаешь, что с ним случилось?

– Он вырос и стал известным комиком. Я тоже сижу в интернете.

Она поперхнулась. Он фыркнул. На том и разошлись.

Следующие десять секунд мансарда была пузырьком вакуума во взбудораженном пятницей городе. Затем Минотавр сломал карандаш.

– Ариадна, – швырнул он обломки в мусорку. – Пора спать.

Я вскинулся:

– У меня не все готово.

– Два месяца прошло.

– Эм, нет. В прошлый раз вы перезагружали нас шестнадцатого…

Минотавр осадил меня убийственным взглядом.

– Значит, мы живем в разных системах счисления.

Ариадна молчала. Ее равнодушие к собственному телу, как всегда, оставляло за мной последнее слово. Но Минотавр все чаще пытался его отжать. Его энергия, помноженная на вспыльчивость, злую память и клиническую бессонницу, не просто сносила все на своем пути, но выкорчевывала с тектоническими плитами.

– Когда? – наконец, спросил я.

– Завтра.

– Мы можем поговорить наедине?

Минотавр вернулся к столу и, закинув атлас в верхний ящик, опустился в кресло.

– Как в древние-добрые.

– Тогда, если мы закончили…

Ариадна неожиданно поднялась.

– Что в контейнере?

Минотавр скучающе развел руками.

– Теперь, когда известна причина смерти Обержина, это неважно.

Он фальшивил. Меня это встревожило. Минотавр и прежде не утруждал себя правдоподобностью объяснений, даже если не лгал, но Ариадна смотрела так, будто сегодня это что-то значило.

– Что в контейнере? – повторила она с незнакомым мне нажимом.

Минотавр подался навстречу. Тусклый свет настольных ламп омыл его досадливо искривленный рот, а щетину сделал пыльно-бронзовой, почти золотой. Тепло ему шло. Оно смягчало нордическую жестокосердность. Но высокий лоб оставался темным, спадавшие на него пряди тусклыми, и лишь глаза, как всегда, были светлыми до прозрачности – даже в полумраке.

– Ты мертвая, – прошелестел Минотавр из самого сердца его. – Мертвая, а не глухая.

– Мертвая, – покорным эхом согласилась Ариадна. – А не идиотка.

Он опустил взгляд на призрачные желтые цифры, перебитые бликами, и прошипел:

– Вали отсюда.

Ариадна не шелохнулась.

– А если, досчитав до пяти, я не услышу звук копытц – на выход отправитесь оба.

Я мягко, неверяще улыбнулся.

– Эй… Да вы чего?

Не верил я самому себе – что смогу сейчас что-то поделать. Между ними гудело неведомое: и личное, и давнее, не со мною пережитое.

– Один, – Минотавр откинулся в кресле.

Ариадна молчала.

– Два, – потянулся за бокалом он.

Я шумно вздохнул.

– Ариадна…

– Два и семьдесят один.

– Пожалуйста.

– Три и четырнадцать–шестнадцать.

Я бросил на Минотавра осуждающий взгляд. Он ответил мне с неменьшим укором. Возможно, он считал, что это моя вина; что, если находиться рядом с Ариадной двадцать четыре часа в сутки, ее можно если не починить, то хотя бы выдрессировать в живую. Но, по правде, он ничего не мог с собой поделать – и я это знал.

А он знал, что я знал.

– Буду в машине, – наконец услышали мы оба.

Ариадна отвернулась и направилась к двери. Прикрывшись бокалом, Минотавр провожал ее взглядом, каким никогда не встречал.

– Не задерживайся. Тебе надо поесть.

– Спасибо, – я улыбнулся. – Пять минут.

Витраж звякнул. Дверь закрылась с той стороны. Я тут же помрачнел и уставился на Минотавра.

– Ребенок… – поморщился он. – Только ты не начинай.

Я упрямо кивнул за спинку кресла.

– Ну и? Что в контейнере?

Его локти разъехались. На секунду мне показалось,