Максим Бондарчук - Долина Моленклоу Страница 61

*

Это удивительно, но меня никто не узнает. Даже те, кто когда-то разговаривал со мной, теперь косятся от одного моего вида и даже не подозревают, кто я есть на самом деле. Путь был неблизким, но он того стоил. Я смог попасть в одно поселение, которое контролируется "Рубиконом" и найти работу. Люди безмолвны. Они ничего не говорят, ничего не обсуждают. Вечерами, когда наемники делают обход по всем улочкам, практически невозможно найти хоть одного человека. Они сидят по своим домам и не высовывают носа. Законы установлены и непослушание каралось очень строго и безоговорочно. Был день, когда я стал свидетелем публичного выдворения одной семьи. Их выгнали прямо перед самым закатом, как раз в тот самый момент, когда голодные собаки начинали рыскать вдоль мест, где жили люди. Это означало лишь одно - верную смерть, которая должна была наступить со дня на день. У них не было ничего, даже еда, которую выдавали всем работающим, была изъята и отдана на хранение в специальный склад. Все остолбенели, но ничего не сказали.

*

Двумя днями позже мне все же удалось вырваться на дорогу в составе небольшой группы, в задачи которой входило обследование местности на предмет наличия отрядов "Заката". Война была в самом разгаре. Свинца никто не жалел и любое боестолкновение напоминало настоящую мясорубку, в которой изо дня в день перемалывалось все больше и больше наемников. Дороги, прилегающие территории, все было завалено обломками техники, развороченными блиндажами и телами солдат. Настоящий пир для собак которых в это время развелось невиданное множество. Мы ехали по самой обстреливаемой трассе. Но вопреки логике и здравому рассудку, именно здесь чаще всего можно было наблюдать действия воюющих сторон. Мы двигались медленно, не спеша. Даже в такие моменты. Когда наступало затишье и снаряды переставали падать на голову, я все еще ощущал чье-то присутствие вокруг меня. Наемники называли это "волчьим чутьем" и утверждали, что со временем оно может преобразоваться в интуицию, способную не раз спасти мою жизнь. Не знаю было ли это правдой или простой армейской байкой, но каждый раз, когда чувство появлялось внутри меня, я старался вести себя более аккуратно.

*

Взрыв. Его видели все, кто находился в это время на нужной стороне. Появившись далеко за пределами нашего поселения, его яркая вспышка ослепила всех нас и заставила на время закрыть глаза руками. Волна за считанные секунды долетела до нас и снесла на своем пути все. Дома, технику, все это взмывало в воздух как детские игрушки и улетало прочь, оставляя после себя лишь металлические обломки. Никто не знал, что произошло, но спустя некоторое время, очевидное вещи сами стали напоминать о себе. Всего за каких-то пару дней дальние территории, которые оказались в эпицентре взрыва, опустели и стали непригодные для жизни. Люди умирали как мухи от лучевой болезни и с этим ничего нельзя было поделать. Нам строжайше запретили покидать поселение под угрозой смерти. Брать воду и еду из тех самых источников, что могли быть заражены после всего случившегося.

*

Прошло еще несколько дней, пока окончательно не стало ясно, что же все-таки произошло. Впервые за долгие годы "Закат" теряя позиции и проигрывая в войне, которую он сам и начал, применил оружие на которое был наложен запрет всеми установленными правилами ведения войны. Но видимо, что-то пошло не так и ситуация оказался действительно критической даже для такой могучей организации как "Закат". Бомба была сброшена в тот самый момент, когда бывшие наемники "Рубикона" начали свое главное наступление на позиции противоборствующей стороны. Сколько погибло даже примерно сказать нельзя, ведь в таких войнах статистика играла второстепенную роль. "Победителей не судят, а погибших не считают", так однажды сказал один из солдат, охранявший наше поселение все это время. Наверное, он был прав. Победа, вот к чему все стремились, а средства были не так важны. Каждый день, проведенный в этом месте, взаперти как пойманная крыса, я становился каким-то другим. Мне стали чужды идеи, которым я когда-то клялся в любви, месть - отошла на второй план. Выжить. Вот, что стало основой моей жизни. И было это очень трудно. Порой мы несколько часов простаивали в очередях за порцией не самой свежей еды и воды, но сделать что-то не могли даже сами наемники. Я слышал их разговор. Где один выразился, совсем уж откровенно сказав, что всех нас ждет голодная смерть, если Тул не найдет способ что-то сделать. И почти каждую неделю к нам приезжал караван с провизией, он был как манна небесная, дарующая жизнь обездоленным и не дававшая умереть нам в этом проклятом поселении, где вода стала дороже любой валюты."

Потом были еще записи. Малые и не очень, все они охватывали огромный временной период жизни человека, пробывшего здесь почти всю свою жизнь. Невозможно было оценить объем таких записей с одного раза - это отняло бы весь день, но главное мне уже было известно. Я точно знал, кто был этот человек на самом деле, а все остальное были лишь детали, которые теперь уже не играли никакой роли.

Глава 16

Вечер наступил как-то неожиданно. Нынче все летело слишком быстро, не давая возможности остановиться и оглянуться назад. Яркие дни сменялись темной ночью, чья непробиваемая тьма с каждым днем наступала все сильнее. Даже сейчас, глядя как солнце угасало, постепенно заваливаясь за горизонт, я вдруг поймал себя на мысли, что все произошедшее оказалось пройдено не зря. Я сделал выводы. Понял, что действительно имеет в этой жизни первостепенно значение, а , что может отойти на второй план.

Теперь все стало на свои места. Жаль, что для этого мне пришлось похоронить многих из тех, кто был для меня проводником этой простой и в то же время сложной истины...

Ветер дул со всех сторон. Он как будто пытался выгнать меня из этого места, унести подальше, лишь бы не видеть всего происходящего, но я был настойчив и, вбив проржавевшую лопату рядом с могилой, посмотрел вперед. Не было боли, не было усталости, лишь легкое эхо досады, поселившееся в моем теле и не хотевшей уходить оттуда.

Я смотрел на имена, небрежно высеченные на деревянных брусках, из которых были сделаны кресты, и долго думал над тем, что мне делать дальше. У меня не осталось никого, кто бы мог мне помочь во всем этом, дать совет, способный решить все проблемы одним махом. Я стал одинок. Как последний солдат защищавший перевал и не заметивший в пылу сражения, что все его боевые друзья уже мертвы. Во всем этом огромном мире, где теперь для меня уже ничего не было ценно, где смысл жизни, расплывался перед глазами, как свет от уходящего солнца, теперь я просто не мог найти для себя стимула дышать дальше. Это пугало меня. Заставляло снова и снова вспоминать случившиеся на той арене события и думать, что все могло сложиться гораздо иначе.