Настоящая фантастика – 2010 - Олди Генри Лайон Страница 62

Ты даже не представляешь, как сильно угасает, мой дорогой друг! Даже не представляешь!

Пример — аудитория, в которой мы находимся. — Его бледные пальцы указывают на стены. — Если это ось реальности, то, допустим, в соседнем мире из нее будет извлечен стол. В следующей реальности с ним исчезнет стул. В следующей появятся другие предметы мебели…

— В следующей исчезнет зануда в халате.

Феликс смеется, кивая головой.

— Точно! Точно! Или пилот замещается роботом!

А вот это вряд ли. Вам нужен и пилот, и не дурак, и физически закаленный человек — один в трех лицах. Случись нестандарт — роботу не выкрутиться. А, правда! Если бы Стену свалился на голову робот? Вот потеха!

Здесь нет роботов — здесь каждый робот! Механический разведчик, напичканный совершеннейшей электроникой, скорее всего, не протянул бы и суток. Я сам еле выжил. Прививки, которые мне сделали перед стартом, не спасли, да и не могли бы спасти. Те биоцепочки, которые мы называем вирусами — детская шалость перед нанотехникой, которая присутствует в здешней пыли. Меня спас Стен, а поскольку я до гробовой крышки застрял в этом мире, то жизнь моя принадлежит Стрелку до конца дней.

Лавина огня появилась из-за поворота — скулмы-факельщики, охотники за черепами. Самое нищее, самое агрессивное племя, в котором правит сила.

Мы замираем, осторожно пятимся назад. Малейший шум может стоить головы, а наши головы на рынке стоят немало. Добыть череп «старого» — для скулма удача или смерть от рук своих товарищей. За сутки, проведенные в тус-баре «Небеса», факельщик готов сражаться со всей кодлой. По правилам стаи добытый череп принадлежит вождю, и он назначает тусовщика, но любой из факельщиков может выступить против решения, вызвав старшего на поединок. Иногда вождь гибнет в драке, а потерявшее голову (в буквальном смысле) племя начинает качать права — каждый за себя.

В узком грязном переулочке поднимаем канализационный люк.

За те полтора года, что прошли с момента нашей встречи, Стрелок многому меня научил. Однако тридцатипятилетний мужчина уступает в скорости семнадцатилетнему худосочному пареньку — хоть в доску расшибись! Стен в нетерпении топчется в зловонной жиже, а я еще спускаюсь, еще срастается костюм, исчезает шнуровка на ботинках, маска закрывает лицо. Медведь, одним словом! Сильный физически мужик, метко стреляющий из любого положения, но для такой жизни неповоротливый медлительный медведь.

Быстрее, быстрее. Еще быстрее. Скулмы имеют отличное охотничье чутье. В заброшенных домах от них практически не спрятаться. Только на помойках или в канализации, где вонь скрывает любой запах, есть неплохой шанс избежать встречи с дозором факельщиков, если они не поленятся прочесать свалку или погрузиться в стоки, как мы со Стеном. А скулмы никогда не ленятся. Сильна тяга «Небес»!

О-о! Знали бы пророки и оракулы, бросившие меня на произвол науки, куда занесет их подопытного — первого параллелонавта — каприз академической Фортуны!

Прозвище придумал Феликс. Он был мастер придумывать клички. Перед пробным запуском представитель министерства, тщательно прячущий под халатом военную выправку, заметил:

— Странно называть испытателя пилотом. Установка стационарна, никуда не взлетит и не двинется с места.

— Назовем его «параллелонавт» — человек, погружающийся в глубины параллельных миров, — торжественно произнес Феликс, лукаво улыбаясь мне. — Что скажешь, Володя?

— Еще можно Белкой или Стрелкой, чтобы сохранить секретность, — ответил я.

С чего вдруг меня пробило сегодня на воспоминания? Чуть не наткнулся на спину напарника.

— Не спи, — буркнул Стен. Его карие с желтизной глаза строго смотрят на меня сквозь очки маски.

— Мечтаю, — уточнил я. — На «Небеса» идем все-таки.

— Идем работать, не развлекаться.

Верно. Даже говорить вслух страшно, что поручил нам совершить некто Инкогнито. Мистер Тень! Супермен непревзойденный! Всех его кличек не перечесть. Он умен, хитер, доволен собой… Тьфу! Гриня, блин, неуловимый мститель. Ку-ку, Гриня! Обычный молодой хакер, более удачливый, чем все остальные. Интересно, сколько ему от рождения? Может, лет пять. А что! Вполне взрослый игрунец, игральщик, игрунок, чтоб его черти забрали! Родителям лет по двенадцать-тринадцать было, когда они его зачали. Наверняка сынок уже объявил их «старыми» и продал черепа за какое-нибудь новое «железо». До сих пор не могу привыкнуть своими взрослыми мозгами к этому бардаку. Стрелок ругается, а я ничего не могу поделать. Потому что я старый для этого мира, хотя терпеть не могу, когда меня называют «старым» — подобие смертного приговора.

Очередной колодец. Люк с отверстием по центру. Стен выращивает из указательного пальца видеоус, ладонь превращается в экран. Осматриваем окрестности, чтобы не нарваться на скулмов или «клоаку».

Человек-робот, киборг, или как там еще назвать. Я сам — такое же биожелезо. В каждой клетке организма сидит «триада» — три наноробота, взаимно дополняющие друг друга. Первый поддерживает мой организм в порядке, второй — нечто вроде носителя программного обеспечения, третий — обеспечивает гармоничное сосуществование двух первых. Впрочем, я постоянно путаюсь в этих трех соснах.

— Чего там?

— Пара головастиков ширяются, — отвечает Стрелок.

Вот еще одни выродки. У малолетних родителей стали все чаще рождаться рахитики. На тщедушном теле лобастая голова с большими глазами, поэтому иногда скулмы мочат их втихую и продают черепа, как черепа «старых». В последнее время прошел слух, что из-за этого факельщики разделились на «натуралов» и «кидал». Первые бьют вторых за продажу черепов головастиков, а вторые совсем из берегов вышли — охотятся на натуралов всеми доступными средствами, объявив их «старыми пердунами».

Злое время — злые дети. И я злой.

Одним рывком выныриваю из люка, чтобы успеть за Стеном, а тот уже шмонает головастиков.

Да ни хрена у них нет! Достали где-то дешевой «дури», ввели обычным шприцом. Вон даже не выкинули, припрятали для следующего раза. Посадят всю систему к чертовой матери или эвинир подцепят. Тогда не только компу конец, но и весь организм вразнос пойдет: эвинир — энергоинформационный вирус — перепортит файлы оперативной системы, перенаправит энергетические потоки организма, и никто не знает, чем это может кончиться для зараженного. Симптомы и исход у каждого свой. На собственной шкуре испытал, когда, еще не имеющий программы иммунитета, вдохнул здешнего воздуха, насыщенного всякой нановсячиной. Из таких лохов, как эти головастики, и появляется «клоака» — локальный очаг болезни, который запросто может напасть на зазевавшегося прохожего и втянуть его в процесс разложения. «Клоака» — это та же банда, но разум у нее коллективный, главаря нет. Иногда сожрет двоих-троих и зачахнет, иногда целый квартал поглотит.

Стрелок упертый, дотошный. Он все проверит, перешерстит — вдруг программочка или файлик нужный у головоногого затесался.

— Их лучше погасить, — советую я.

Стрелок одобрительно кивает: двумя пальцами прикасается к глазам головастиков, и те на сутки впадают в кому. Кто знает, почему на нашем пути появились эти выродки? Ломанемся мы по адресу, а там уже охрана рукоплещет — вся работа насмарку.

Дверь обита старым ржавым железом. Противно скрипит, откликаясь в скулах зубной болью. Тускло освещенный коридор залит испражнениями человеческой жизнедеятельности. Некоторые лужи фосфоресцируют или шевелятся, реагируя на движение. Вот тебе и «клоака»! Не поминай к ночи!

Стен идет уверенно, не обращая внимания на всю эту дрянь. Я плетусь следом, вдыхая ароматизатор и стараясь как можно меньше смотреть под ноги. Некоторые лужи когда-то были людьми, потому норовят уцепиться за лодыжки, либо моля о помощи, либо лепеча угрозы. Отбросы общества в прямом смысле слова. Стрелок называет коридор чистилищем. Слишком громко. Свалище, помоище, грязище!