Николай Бодров - Пришельцы. Выпуск 2 Страница 63

Кирилл, наверное, еще долго бы копался в книжном шкафу, но тут в кресло возле окна уселся черноволосый молодой человек с густыми бакенбардами. Одежда его была старинного покроя, а в руке он держал трость. И хотя нежданный пришелец сидел в противоположном конце комнаты, можно было разглядеть блестящую пуговицу, вделанную в массивный набалдашник трости.

— Александр Сергеевич, вы ли это! — воскликнул Кирилл.

Согнув пальцы правой руки и внимательно разглядывая ногти, Александр Сергеевич устало проговорил:

— А что, милостивый государь, кран в ванной я должен закрывать?

Встряхнув головой, Кирилл бросил взгляд в пустое кресло, затем положил очередную книгу на стол — «В день тридцатилетия личной жизни Вощеву дали расчет с небольшого механического завода, где он добывал средства для своего существования».

А соседи снизу совсем недавно какие-то особенные потолки себе сделали. Вот бы мы их и обмыли, подумал Кирилл, направляясь в ванную. Действительно, вентили крана он не закрутил.

Он вернулся в комнату, сунул книги в шкаф и, спасаясь от духоты, вышел на балкон. Сначала он даже улыбнулся от удовольствия — здесь было гораздо прохладнее, чем в комнате, — но через несколько мгновений сморщился: в воздухе висел тяжелый отвратительный запах. Кирилл не знал, как пахнет горящая сера, но решил, что это она и есть. С высоты девятого этажа была хорошо видна перспектива довольно широкого бульвара, обрамленного железобетонными фонарными столбами, тротуарами, газонами и пятиэтажными кирпичными домами с плоскими крышами. И вдалеке, как раз в той стороне, куда уходил бульвар, поднимались трубы одного из многочисленных заводов. Из труб медленно выползал и разливался по небу, гася звезды, мутный дымный поток. Время от времени из какой-нибудь трубы вырывался огненный факел и подсвечивал оранжевым пламенем брюхо огромного дымового облака.

В самом начале своей журналистской карьеры Кирилл пытался бороться за чистоту воздуха, но как-то безуспешно. Нет, он, конечно, понимал, что заводы должны работать — в конце концов, и само существование города зависело от них. Но почему нужно было травить самих себя ради того, чтобы заработать немного больше денег? А ведь днем они не рисковали отключать все эти фильтры и очистительные системы — только ночью. Если этого не видно, то и нет ничего? Тьфу на вас!

Позже Кирилл обратил свои взоры на другие сферы жизни человека в большом городе, но время от времени возвращался к избитой теме и вставлял шпильку-другую, хотя и считал это борьбой с ветряными мельницами. И сейчас, стоя на балконе, он смотрел на разрастающуюся в ночном небе оранжевую опухоль, сожалея об отсутствии под рукой какого-нибудь завалящего гиперболоида, чтобы жахнуть невидимым лучом крест-накрест по чадящим трубам, увидеть, как они надломятся и медленно завалятся в разные стороны. Дыма, наверное, будет еще больше, подумал Кирилл и стал разглядывать ухмыляющуюся физиономию призрачного джина, вылезшего из пламени заводской трубы. Тьфу на вас еще раз! А вот интересно, если волею судьбы я вдруг стал… ну, хотя бы простым… директором этого завода, что ли? Что бы я тогда делал и говорил по этому поводу? Вот вопрос!..

По бульвару лениво текли два встречных потока машин, наполняя пространство гулом моторов, сквозь который иногда прорывались обрывки разнообразных музыкальных фраз, рожденных автомобильными радиоприемниками. Иная легковушка несла в себе столь мощный музыкальный грохот, что, казалось, подпрыгивала в такт барабанных ударов…

Кирилл ушел в комнату и плотно закрыл балконную дверь. Потом он проверил, хорошо ли закрыты все окна и форточки, не появилась ли вода в кране — вода не появилась, — и отправился спать.

II.

На другой день Кирилл проснулся поздно. В голове творился кошмар, в горле царствовала Великая сушь. В комнате было невыносимо жарко и душно, из кухни доносился мерный стук водяных капель.

Хоть воду дали, подумал Кирилл, нехотя отрываясь от подушки и садясь на постели. Некоторое время он сидел так, сгорбившись, закрыв глаза и все ниже и ниже опуская голову. Потом вздрогнул, медленно поднялся, поплелся в ванную. Горячий, а затем холодный душ согнали остатки сна, яичница и стакан терпкого чая заметно подняли настроение. За окном висело серое марево, в котором растворялись деревья, дома, бульвар; завод со своими трубами вообще исчез из виду.

Убрав со стола и вымыв посуду, Кирилл ушел в комнату, где уселся за пишущую машинку. Несколько минут он сидел неподвижно, разглядывал заправленный в каретку листок бумаги. Мысли в голове бродили какие-то отвлеченные, ленивые, навевающие тоску и желание лечь и уснуть. Скорее всего, это жара так действует; Кирилл вдруг обнаружил, что сидит весь мокрый от пота. Пришлось опять идти в ванную и стоять под душем. Точно, надо ехать за город! Что там Женька говорил насчет Межозерной? Вернувшись в комнату, Кирилл глянул в окно и передернул плечами. Потом он посмотрел на часы, было без пяти минут десять.

Как человек легкий на подъем, Кирилл собрался быстро. С одеждой особенно не мудрил: джинсы, рубашка, кроссовки, ветровка (на всякий случай). Бросил в рюкзак три банки тушенки, буханку хлеба, спички, соль, ложку, кружку, коробку с чаем, сунул полпачки чистых листов бумаги и на все это взгромоздил печатную машинку, благо она была портативной и закрывалась специальной крышкой. Рюкзак получился не столько тяжелый, сколько неудобный: в спину упиралась то банка, то кружка, то угол печатной машинки. После двух примерок удалось все более-менее уложить и подогнать лямки. Не снимая рюкзака, Кирилл перед дорогой присел на стул, похлопал по карманам (деньги, ключи, перочинный ножик — все на месте), еще раз посмотрел на часы, поднялся и вышел на лестничную площадку.

Он быстро спускался по лестнице; слева скользило стена, хранящая посеревшую от времени побелку и процарапанные надписи великовозрастных оболтусов, а лучше сказать «наскальную живопись» современных троглодитов. Все это было настолько знакомо, что не привлекало никакого внимания. Но на очередной лестничной клетке его взгляд невольно выхватил совершенно новое: возле узкого окна с откинутой рамой, под самым потолком, куда не дотянется рука среднестатистического подростка, на относительно чистой и гладкой поверхности простым карандашом, правда, очень жирно и крупно, было выведено: «А+К=…». Чему же была равна эта формула, безымянный автор, по всей видимости, не знал. Или просто не успел дописать по какой-то причине.

Когда за спиной лязгнула магнитным замком тяжелая металлическая дверь подъезда, Кирилл остановился, перевел дух, вытер пот со лба. На улице было гораздо жарче, чем в подъезде. Глаза невольно закрывались от ослепительного света, горло обжигало раскаленным воздухом. Как в Сахаре, подумал Кирилл, а в редакции в каждом кабинете кондиционеры стоят, и люди работают в прохладе. Сама собой возникла мысль, что неплохо бы заехать на работу. И посидеть там с комфортом за чашкой чая, поболтать о том о сем с Ниночкой из соседнего кабинета, если она, конечно, не укатила за очередным материалом в свою любимую филармонию или театр, или послушать очередную историю Семена Петровича из собственной жизни. И откуда он их берет, Семен наш Петрович? И ведь ни разу не повторился да и вряд ли выдумывает. Память у него феноменальная, и рассказчик он великолепный; ему бы книги писать… Вспомнив о книгах, Кирилл поправил на плече лямку рюкзака и решительно зашагал к остановке.