Забытые богом - Олег Игоревич Кожин Страница 64

– Почему вы думаете, что они отправляются в ад? – спросил Макар.

– Помилуй, дружочек! А куда же еще? – притворно всплеснул руками старик. – В ад, конечно же! Все мы отправимся в ад, дорогой мой Хирург.

Он привстал, перегнулся через стол так, что его сморщенное лицо оказалось в каких-то тридцати сантиметрах от лица Макара. Его дыхание пахло горчицей и, еле слышно, ментолом.

– Только мы будем королями, а они, – презрительно выплюнул старик, – эти недобитки поганые, станут топливом для адских котлов!

Он триумфально улыбнулся Макару, удовлетворенно откинулся обратно в кресло, так и не заметив, что подлокотник, сцепленный скотчем в одно целое с рукой пленника, наконец-то поддался, слегка выскочив из пазов.

– Я знал, что ты не так крут, как кажешься, Хирург, – резюмировал старик. – Ты по-прежнему веришь в существование Бога. Оставляешь лазейку. Пусть не для себя – для них. А это еще хуже.

Макар молчал, всеми силами борясь с желанием вырвать расшатанный подлокотник. Много ли сделаешь одной рукой? Даже если дотянуться до скальпеля…

– А ты никогда не думал, что он просто забыл о нас? Что Бог – это такой большой-большой ребенок? Вселенского масштаба. И вот этот большой ребенок окончательно разругался с Дьяволом и ушел из этой песочницы, прихватив все свои игрушки. А мы, Хирург, мы – то, что не уместилось в его больших божественных руках. Выпали. Закопались в песок. У него восемь миллиардов солдатиков, думаешь, он станет искать две-три пропавшие тысячи, или сколько там нас осталось?! – Старик задумчиво погонял по тарелке остатки холодного стейка. – Теперь это песочница Дьявола, Хирург. Вся, целиком и полностью. И я помогаю ему избавиться от ненужных игрушек. Так что забудь уже о Боге.

– Я тоже помогаю, – через силу выдавил Макар. – Как и все мы.

– Ну конечно, конечно, – отечески улыбнулся старик. – И ты, и этот австралийский петух, все вы трудитесь по мере сил своих. Но лишь для меня в его огромном черном сердце уготован отдельный укромный уголок! Он бережет меня! Лично меня, понимаешь?! Он выделяет меня из всех нас! Ты лучший, Хирург, но я – избранный! Избранный среди избранных…

Макар тянул время. Второй подлокотник держался крепко. Освободить бы левую руку, а там, даже с креслом, повисшим на ногах мертвым грузом, можно будет потягаться с этим «избранным»…

– Почему вы так решили?

– О, это интересная, познавательная, но очень, о-о-очень длинная история.

Сложив руки домиком, старик положил на них гладко выбритый подбородок. Бездонные черные провалы его лица наполнились притворной теплотой вперемешку с неподдельной усталостью.

– Я никуда не тороплюсь. – Макар глазами указал на свои путы.

Взгляд старика поплыл, затуманился. То ли от свечи, что внезапно забилась в эпилептическом припадке, то ли он действительно переживал яркий, неповторимый момент озарения.

– Ты когда-нибудь слыхал сказку о дрозде и лисе, Хирург?

Старик не ждал ответа. Он просто подбирал слова, соответствующие значимости момента. Момента, перевернувшего всю его жизнь.

– Это случилось, когда я упал в яму. Я думал, что погиб, что пришел мой черед. Но он явился ко мне в образе большой черной птицы. И спас меня…

Смерть

Сочи, май

Приходить в себя было больно. Когда ты стар по-настоящему, без дураков, каждое пробуждение превращается в пытку. Сон дарит краткую возможность отвлечься, забыть о шалящем давлении, о разыгравшемся артрите, о подозрительных покалываниях в сердце. Не сон даже – беспамятство. Потому что, пока ты спишь, болячки никуда не исчезают и уж точно не исцеляются волшебным образом. Они бодрствуют, планомерно выгрызая твое дряхлое тело изнутри, заполняя пустеющую оболочку перманентной болью.

Каждый новый день Старик заставлял себя вставать, хотя больше всего на свете мечтал сдохнуть прямо здесь и сейчас. Рано, еще затемно, рассудок выныривал из неглубокой дремы и тут же принимался тащить измотанное тело за собой, в паскудную постылую реальность. Суставы трещали, как сухой валежник, внутренности горели огнем, позвоночник не желал разгибаться, но Старик все равно сгонял себя с очередной временной постели. Сквозь удушающий кашель и спазмы боли заталкивал в глотку горсть разноцветных таблеток, в силу которых уже и сам давно не верил. Потом умывался, брился, приводил себя в порядок и выбирался на улицу. Дорога могла подождать, пока он спит, или ест, или гадит, едва не воя от адского жжения в прямой кишке. Время ждать не будет. Эта змея всегда ползет вперед, неумолимо пожирая собственный хвост, а вместе с ним остатки твоего здоровья. Так что, как бы ни припекло, как бы ни хотелось покончить с этим, приняв на пару пилюль больше, чем требуется, или просто шагнув из окна своего временного приюта, но надо было вставать и идти.

Ведь впереди ждало бессмертие!

В этот раз пробуждение было другим. Не похожим на обычные. Все так же много боли, слишком много для одного, не слишком молодого человека, но болело не так и не там. В голове шумело. Правая нога отнялась от бедра до лодыжки. Вдобавок чудовищно ныли ребра, так, что даже дышалось через раз. Не хватало сил перевернуться с живота на спину, хотя бы на бок. Забитые ноздри отказывались работать, и воздух со свистом проходил сквозь плотно сжатые зубы. Нос разъедал терпкий запах сырой земли…

Стоп!

Страх мобилизовал силы, заставил Старика перевернуться. В легкие хлынул воздух с отчетливым привкусом сырости, плесени и дождевых червей. Взгляд, не успев толком сфокусироваться, едва не провалился в голубое небо. Чудом зацепился за края земляного колодца, ограничивающего обзор со всех сторон. На миг Старику показалось, что его хоронят и вот-вот сверху прилетит рассыпчатый ком серой сухой земли, которая навсегда залепит ему глаза и ноздри, набьется в рот, запечатывая полный ужаса крик, рвущийся из пересохшей глотки.

В воздухе носились пылинки и мелкий мусор. Пальцы судорожно сжались, загребая грязь вперемешку с высохшей хвоей. Сдавленно хрипя, Старик приподнялся на локтях и тут же отпрянул в ужасе, взрывая туфлями землю. В яме, на расстоянии вытянутой руки, лежал тигр.

Здоровенная туша вольготно растянулась от стенки до стенки. Черные когти, острые клыки под приподнятой губой. Такой убьет одним небрежным движением. И хорошо, если убьет, хорошо, если не настроен поиграть! Полосатая морда светилась таким умиротворением, что Старик не сразу понял, что животное мертво. Один глаз – желтый, глянцевый, полуприкрыт. Второй – окровавленным черным