Дина Лампитт - Ускользающие тени Страница 64

В широкой улыбке блеснули зубы Василия:

— Вскоре мы пойдем обедать, так что терпеть его присутствие придется недолго. Русский медведь объяснит английскому бульдогу, что у великой музыкантши и ее московского агента серьезный разговор, и бульдогу придется уйти.

Сидония подавила смешок. Найджел, у которого недавно появился очередной подбородок, действительно напоминал бульдога, причем положение не спасали даже его величественные, немного старомодные манеры. Она отметила, что Василий вызвал у нее улыбку простым, но остроумным оборотом, однако лишенным всякой нелюбезности.

— Благодарю вас, мистер Медведь, — произнесла она.

— Рад служить, мадам. Итак, какой обед вас устроит? В этом отеле три ресторана, один расположен прямо над нами и называется «Золотым залом», там подают традиционные блюда…

— Это звучит заманчиво, — отозвалась Сидония. — Я бы не отказалась.

— Тогда пойдемте. Если вы встанете справа от меня, бульдог может вас не заметить. Он стоит спиной к залу, у стойки.

Их бегство удалось, хотя Сидония понимала, что в конце концов им с Найджелом придется встретиться. Поднявшись по широкой лестнице, она очутилась в самом уютном из ресторанов, в каких когда-либо бывала. Столик стоял у окна, из которого открывался вид на оживленную улицу Горького, в другом конце зала помещались площадка для танцев и эстрада, где группа музыкантов в национальной одежде играла на балалайках. Сидония едва смогла прийти в себя, очутившись в атмосфере совершенно иной, романтичной и необычной культуры.

— Я думала, в России серо и тоскливо, не так, как здесь.

— Эта страна наполнена тоской, серость привычна для нее, — ответил Василий, — но истоки этой тоски, кроются слишком глубоко, их происхождение слишком загадочно, чтобы быстро исчезнуть. Вспомните о наших древних монастырях, о церквях с куполами-луковицами, иконах и полузанесенных снегом дворцах. Ничто не сможет изменить их, даже войны и революции.

Неизвестно почему, на глаза Сидонии навернулись слезы.

— Какие прекрасные слова! Я буду стараться изо всех сил, играя для русских слушателей.

— Завтра вы сможете посмотреть клавикорды. А теперь обязательно подкрепитесь — любовь и разлука приносят печаль.

— Кто лучше русских, — произнесла Сидония, улыбаясь сквозь слезы, — знает, что имел в виду Чехов?

— Великий человек, — кивнул в ответ Василий. — Давайте выпьем за него.

Они подняли бокалы и выпили водку одним глотком, по московскому обычаю.

Весть мгновенно облетела весь Лондон: королевская невеста оказалась не просто дурна собой, а воистину уродлива; более того, она пила кофе вместо чая, не брала в рот вина, мучилась приступами морской болезни по пути из Гаксхавена в Гарвич и появилась на причале в платье ужасного фасона, без малейших признаков пудры и румян на лице! Язвительный и умный Гораций Уолпол заметил, что у принцессы прекрасные волосы и «недурная» внешность, а затем разразился хохотом, пока герцогиня Гамильтон, которая путешествовала с будущей королевой, пустила слух, что Шарлотта перепугалась и побледнела, едва заметив Сент-Джеймсский дворец.

Готовясь принять ее, как только карета остановится у подъезда, на ступенях выстроились все придворные кавалеры и дамы Англии, в том числе и леди Сара Леннокс. Приближенные короля, видя, как вытянулось его лицо при первом взгляде на будущую жену, считали, что заметили попытку скрыть неприятное удивление от столь перепуганной и уродливой особы.

— Различия между королевой и леди Сарой образуют совершенно поразительный контраст, — прошептал лорд Гленберви своей жене, и оба со злорадством улыбнулись.

Сам Фокс на время лишился дара речи при виде внешности, или, вернее, недостатков внешности, Шарлотты Мекленбургской. Она и в самом деле была чрезвычайно бледна, угловата, с обезьяньими чертами; впечатление довершали толстый нос с заостренным кончиком, широкий рот, невыразительные, похожие на пуговицы глаза на бесцветном лице. Что касается фигуры, то принцесса оказалась костлява и совершенно плоскогруда. Единственным украшением девушки были ее волосы — мягкие и пышные, напоминающие темное облако. В отличие от нее, свояченица Фокса, одетая как подруга невесты, блистала подобно серебристой луне.

Вопрос о том, стоит или нет Саре сопровождать королевскую невесту, вызвал в семье настоящую гражданскую войну. Девушка сама захотела принять приглашение, уверяя, что начнутся «шумные разговоры», если она откажется, и решив в конце концов бросить вызов всему бомонду. Будучи дочерью последнего из герцогов Ричмондских, она должна была стать первой подругой невесты, и ее отказ действительно бы вызвал сплетни. С другой стороны, Кэролайн считала, что приглашение следует с достоинством отклонить, и Сьюзен Фокс-Стрейнджвсйз поддерживала ее. Граф Килдер, муж старшей сестры Сары, считал, что ее отсутствие на церемонии вызовет скандал, а его жена Эмили, которая в конце июля родила сына, скорее была склонна согласиться с мужем, нежели возразить. Решающее слово, как и следовало, ожидать, осталось за Фоксом.

— Сэл, ты, как первая среди девиц… — он многозначительно прищелкнул языком при этом слове, — …Англии, должна занять свое место первой подруги несмотря ни на что, и пусть король видит твое прелестное личико и раскаивается!

Облокотившись на его стол, Сара ответила шепотом:

— Откровенно говоря, сэр, я и сама хотела показать ему нос, если вы простите мне такое выражение.

— Так покажи ему, черт побери! Не слушай сестру, делай, как решила, детка.

Так, в этот августовский вечер все было решено. А теперь наступил сентябрь, приближался день свадьбы короля, и Сара, отчаяние которой сменялась злостью, а любовь — гордостью, примеряла сверкающее платье, отделанное серебристым кружевом и расшитое тысячами жемчужин. На церемонии она стояла совсем рядом с королевой, еще более уродливой от такого соседства. Отмщение состоялось, и великолепное презрение Сары было, к ее торжеству, замечено всеми присутствующими.

По причинам, известным только ей одной, принцесса Уэльская не вышла встречать свою сноху, прибывшую с согласием на брак из Германии и уже считающуюся королевой. Поэтому молодому королю пришлось объяснить своей семнадцатилетней невесте, как ей следует быть одетой на церемонии. Трепещущая Шарлотта удалилась переодеваться в сопровождении своих фрейлин.

Церемония должна была состояться в восемь часов, и за несколько минут до назначенного часа его величество вместе со свитой отбыл в Королевскую часовню, в то время как невеста еще только выходила из своих покоев под звуки труб и барабанов.