Андрей Попов - Обманутые сумасшествием Страница 66

Айрант долго вглядывался в черную непроницаемую завесу, пытаясь разобрать: попал ли капитан в намеченную цель. Потом он закрыл глаза и стал медленно засыпать… Проснулся он тут же. От удара головой о поверхность. Затем встал на четвереньки и запел какую-то песню. Капитан, уже не обращая внимания на своего коллегу, который, как оказалось, не только талантливый поэт, но и видный композитор, пошел вперед и продолжал кричать:

– Никто! Ни-ик-кто не заставит меня поверить в то, что… эти… как их… души умерших парят над могилами! Ни-ик-кто!!

– Ты прав, мой друг! — поддержал его оставшийся позади Айрант, он уже умудрился подняться с колен и тут же шлепнулся на заднее место. — Все это выдумки Фастера! Давай-ка лучше споем чего-нибудь…

– Я не верю Ни Во Что!! — продолжал свою проповедь Кьюнг. — А только в то, что вижу перед своими глазами! И чтобы души летали… — он принялся размахивать руками, демонстрируя каким образом вообще можно взлететь, — это полный бред!

Планета оказалась нема и глуха к разгневанным возгласам ее незваных гостей. Пески продолжали спать под черным саваном вездесущей ночи. Воздух загустел и был вязким как жидкость. Твердое бесконечно-далекое небо напоминало опрокинутую кверху дном бездну, в которой навеки окаменели брызги звездного света. Вселенная словно вымерла, оставив их двоих, но не из милости, а лишь для того, чтоб было кому осмыслить этот трагический факт. Остался ли хоть где-нибудь, хоть кто-нибудь еще из живых?.. На тысячи парсеков вокруг: хотя бы единственная живая душа… Были бы потрезвее, может, и задумались бы.

Немного еще покричав и угрожающе помахав кулаками, они заползли обратно в звездолет. Каждый добрался до своей каюты и прямо в скафандре рухнул на кровать. Наутро хмель прошла, голова трещала, мысли путались в извилинах мозга, и потребовалось какое-то время, чтобы сообразить, что здесь вообще происходит. Кьюнг вяло стянул с себя скафандр, он был весь мокрый от пота. Встал, покряхтел языком, поскрипел суставами и, проклиная все сущее, направился в душ. В переходных салонах уныло слонялся Фабиан, как кающийся грешник: низко опустив голову и едва переставляя ногами. Кажется, он стал еще больше хромать, а его сустав на левой руке временами подергивался, что являлось тревожным признаком электронной эпилепсии.

– Сэр, непо… сэр, неполад… неполадки, сэр… неисправность в блоках А-786WS, А-988WS, непо… неполадки… — даже тембр его голоса сильно изменился, появилась хрипота, словно у астматика, треск, различные шумы.

Кьюнг безнадежно махнул рукой.

– Фастера нет, а я тебе ничем помочь не могу. Я не специалист… Вот если б тебе нужно было гайку на заднице потуже затянуть — это всегда пожалуйста, а исправить проблемы микроэлектроники… тут меня уволь, — и он вяло вздохнул.

Затем путь лежал в таверну. Айрант уже находился там, наливая себе в стакан очередную порцию огненной жидкости.

– Ну, все! Хватит! — пришлось рявкнуть, иначе до него не доходило. — Пора браться за работу!

Айрант не стал спорить, он просто вылил содержимое стакана в свою внутренность и поморщился от удовольствия. Затем взял внушительный кусок только что согретых окороков и, аппетитно чавкая, принялся поглощать свою закуску. После воодушевленно произнес:

– Извини, друг, но сегодня просто грех не выпить. Я отмечаю Великое Событие.

Капитан наморщился:

– Чего ты там несешь? Какое еще событие?

– День рождения нашей Вселенной. По моим математическим подсчетам ровно двадцать миллиардов лет назад, в ночь с четверга на пятницу произошел Большой Взрыв, и проявился мир, в котором мы счастливо живем. Согласись, разве это не повод, чтобы выпить? — и пустой стакан вновь стал наполняться остатками самогона.

– Что ты за придурок?

– Не-е… не придурок, — Айрант пьяно поводил пальцем в отрицательном жесте, — а умнейший из всех людей! Двадцать миллиардов старушке стукнуло…

– Скажи, а на завтра у тебя никаких Великих Событий не запланировано?

Бортмех пропустил в себя еще одну порцию жидкой радости и даже зарычал от счастья.

– Завтра… я отмечу то, как круто я отмечал сегодня! Кстати, тебе налить?

– У меня есть предложение, — Кьюнг резко сменил тему, отставляя в сторону бутылку. — Работаем по шестнадцать часов в сутки, а для отдыха и восьми часов достаточно. Не красны девицы, перетерпим.

– Мне все равно. — Айрант прицелился, кинул косточку, надеясь попасть в мусорное ведро, но угодил прямо в стенку. — Прежде надо похоронить Фастера.

– Разумеется… Я думаю, работать надо втроем, если этого калеку Фабиана вообще можно назвать работником. Необходимо проявлять крайнюю осторожность, стараться всегда быть вместе, почаще оглядываться по сторонам. Короче, сам должен соображать, что от этого зависит наша жизнь. Девяносто процентов из ста, что во всем этом деле замешан свихнувшийся маньяк из «Астории». Наверняка он слоняется где-то на планете, выслеживая новую жертву.

Бортмех вяло пожал плечами.

– Кажется, у него уже кончились ножи.

– Было б лучше, если б у него кончился кислород.

– Кстати, сегодня не было Кукольного Театра?

– Не знаю, я еще не ходил в грузовой отсек… Да хватит лакать! — заорал Кьюнг, видя как Айрант снова тянется за бутылкой.

– Ты считаешь достаточно?

– Иди готовь планетоход!

Фастер был похоронен на том же месте, рядом с Оди и Линдом. В его бумагах кое-как удалось разыскать фотографию, чтобы наклеить ее на памятник. Рядом повесили четки, как символ его пожизненного подвига. И долго стояли молча, созерцая тишину и вслушиваясь в темноту ночи…

Человек, уходя из этого мира, оставляет после себя какую-то осязаемую пустоту: место, которое уже никто никогда не займет. И еще чувства — томительные, слегка угнетающие, потом они вырождаются в бесстрастные воспоминания, а позже и вовсе гаснут, теряясь в отдаленных уголках памяти. Фастер был самым молчаливым, внутренне уравновешенным, внешне почти незаметным среди всей компании. Почему-то только после его смерти эти достоинства обрели свою ценность. На них теперь стали глядеть не как на закомплексованность обреченного меланхолика, а наконец поняли: что в этом-то и заключается сила духа и та самая победа, о которой много твердят, но никто ничего толком не знает, — победа над самим собой. Его могила являлась самой яркой и внушительной проповедью из всех, что он произнес за свою жизнь. Преданный служитель Брахмы, человек, уповающий на вечное существование души, считающий своим капиталом ее внутренние качества, сейчас наконец-то отправился в тот мир, к встречи с которым готовился почти всю жизнь. Несчетное количество произнесенных мантр и множество бескорыстных добрых дел, как приданое, шли следом за ним. Да, он заслужил как минимум награду среди мертвых и уважение среди живых.