Генрих Альтов - Антология советской фантастики Страница 7

На страницах очень смешной повести Н. Разговорова «Четыре четырки» вновь оживает конфликт между физиками и лириками — на этот раз доведенный до полного абсурда. Физики изгнали лирику… Это оказывается не только смешным, это наводит на некоторые раздумья. Подкупает тесное содружество в этой повести юмора и лирики, объединяющихся, если можно так выразиться, под знаменем воинствующего гуманизма.

Мертвый хватает живого — это древнее изречение вполне подошло бы в качестве эпиграфа к повести Д. Биленкина «Космический бог», — это уже в следующем, пятнадцатом томе. Новые времена, новая техника, новый театр действий, но где-то на Земле сохранился еще старый общественный строй, и в канун победы новых социальных отношений повторяется попытка повернуть историю вспять — с помощью новых средств. Какие диверсии старого мира могут оказаться возможными в недалеком будущем? Вопрос далеко не праздный — ведь они будут и похожи и непохожи на современные. И очень хорошо, что наша фантастика проникает в эту сторону будущего. Но повесть Д. Биленкина не просто повесть-предупреждение, она еще и утверждение обреченности отживающего строя, утверждение, сделанное языком фантастики.

Еще одна тема того оке плана: техника, лишенная высокой моральной основы, бесчеловечна, больше того — античеловечна, даже если применяется, казалось бы, на благо людей. Голый рационализм, точнее, бездумный рационализм, в равной степени губителен и для личности и для общества. Рассказ И. Варшавского «Тревожных симптомов нет» раскрывает это предельно ярко и убедительно.

Другой рассказ того же автора «Секреты жанра» — едкая пародия на псевдолитературные поделки, обильным потоком заливающие западную фантастику.

Важное место в современной фантастике закономерно принадлежит теме антимилитаризма. Советские писатели-фантасты создали на эту тему немало произведений Рассказ С. Гансовского «Полигон» относится, по-моему к лучшим ее образцам: неожиданный поворот сюжета, напряженность повествования, и за всем этим — обличение реакционной военщины с ее звериной психологией хищника, довольно урчащего на трупе жертвы и отчаянно мечущегося в поисках спасения, когда неизбежна близкая гибель.

Антифашизм, по понятным причинам, еще одна ведущая тема современной советской фантастики. Повесть «В круге света» А. Громовой решает эту тему своеобразно: сюжет максимально приближен к реальности, собственно фантастике отводится, казалось бы, чисто вспомогательная роль. Результатом оказывается впечатление достоверности, историчности повествования. В то же время фантастическое «зерно» сюжета позволяет вести психологический анализ философии крайнего индивидуализм ма такими приемами, которые недоступны «обычной» повести того же плана.

«Уравнение Максвелла» А. Днепрова тоже произведешь воинствующе антифашистское, но решенное в ином плане, характерном для творчества этого писателя-фантаста. Проблема искусственного форсирования способностей человеческого мозга, больше того, проблема управления психикой и мышлением человека вообще — как они рисуются в свете данных современной нейробиологии — служат автору фоном, на котором разыгрывается рецидив человеконенавистнического изуверства недобитых гитлеровских последышей. Если дать возродиться «коричневой чуме», напоминает читателю повесть, может повториться Освенцим на уровне несоизмеримо более высоких достижений науки и техники.

И еще одно произведение в том оке плане — антифашистский (точнее, антиквислинговский) памфлет Л. Лагина «Майор Велл Эндъю».

Последний раздел тома вряд ли можно отнести к научной фантастике в строгом смысле этого слова. Это просто сказки. Или почти сказки. И все же это первоклассная фантастика, не имеющая ничего общего ни с мистицизмом, ни вообще с какими бы то ни было антинаучными построениями. Научная основа здесь как бы подразумевается сама собой, а ничем не скованный полет фантазии автора служит особым целям — проложить дорогу к уму и сердцу читателя словами Возвышенного и Забавного, Героического и Комического. Причем большей частью имеется в виду очень сложный читатель: как говорится, от семи и до семидесяти лет.

Рассказы этого раздела доступны пониманию ребенка. И в то же время их с удовольствием прочтет взрослый.

В рассказе Г. Альтова «Икар и Дедал» далекое прошлое как бы подает руку далекому будущему. Оживает древнегреческая легенда, относящаяся… к третьему тысячелетию нашей эры. И здесь нет никакой натяжки, ибо через всю эту маленькую поэму в прозе проходит мысль о непреходящих ценностях рода человеческого — о любви и дружбе, о радости творчества и безумстве храбрых, о жизни-подвиге и о вечном движении вперед и выше, все вперед и выше.

Рассказы «Девочка, с которой ничего не случалось» К. Булычева и «Молекулярное кафе» И. Варшавского вполне можно включать в сборники, рассчитанные на ребят дошкольного возраста. Их забавную увлекательность способны, кажется, по достоинству оценить даже воспитанники младшей группы детского сада. Вместе с тем каждый из рассказов имеет свой особый подтекст, предназначенный для сугубо взрослой аудитории: светлый гуманизм безбоязненного мира будущего у К. Булычева, несовместимость жизни «на всем готовеньком» с натурой человека и человечества во все времена и прошлого и будущего у И. Варшавского.

Все как в сказке и в рассказе В. Григорьева «Рог изобилия». Не сказочна только сама обстановка действия. Наоборот, она подчеркнуто обыденна. Столкновение сказочного с обыденным кончается гибелью сказки, но только потому, что в обыденности присутствует некий «товарищ Паровозов», способный задушить какую угодно сказку. Однако при столкновении этих двух начал вспыхивает огонь сатиры, и сказка вновь торжествует над обыденщиной Паровозовых — смехом.

При отборе рассказов и повестей естественным было желание дать самое лучшее, возможно шире показать многогранность советской фантастики, полнее представить творчество советских писателей-фантастов. Подчас эти мотивы вступали в противоречие друг с другом, тем боле что даже в двух томах «нельзя объять необъятное» и чем-то надо было жертвовать. Думаю, что право судить, насколько успешным оказался опыт, следует предоставить читателю.

Тома разбиты на пять разделов — «Вглядываясь и размышляя», «Зов космоса», «С улыбкой», «Скрещивая шпаги», «Почти сказка». Разумеется, это деление в достаточной мере условно. Конечно, советские писатели-фантасты «скрещивают шпаги» с чуждыми взглядами и идеями, с конкретным злом не только в «соответствующем разделе». И нет, пожалуй, рассказа, где бы автор не вглядывался в тенденции настоящего и не размышлял над путями будущего. И юмор присутствует не только в разделе «С улыбкой». И тема космоса звучит не в одних лишь «космических произведениях»… Все это так. Но такое деление, вовсе не связанное с какими-то догматическими «от сих и до сих», позволяет выделить в каждом случае преобладающую сторону произведений, оттенить некоторые особенности советской фантастики.