Многократор - Художник Её Высочества Страница 73

— Режь ножницами на полоски и выкрашивай тушью.

Блузке капут, зато полоски красного шёлка в наличии. Главное в жизни — манёвр. Что ещё, преискусная наша?

Надо понимать, готовится сеанс магии. И в конце концов, после пускания зайчиков магическими зеркалами, жонглирования священными кинжалами и чертежа магических кругов вокруг гвоздей гроба, явится ему, сбрендившему живописцу, трансцендентная сущность случившегося. Или просто явится козел Мендеса с женскими грудями. Козел расскажет пару-тройку свежих анекдотов про гермафродитов, так что не грех их будет позже Вильчевскому перепрезентовать, сальную историю про последнюю половую связь с ведьмой на метле (секс на метле даже французам в диковинку — сильно узко), а Стёпику останется только сделать соответствующие выводы о своей бурно развивающейся шизофрении, отягощенной лунатизмом и ритуальным моченедержанием. Нет, Стёпик поможет довести сеанс до логического финала с водкой, хохмой и целованием капризной губы. Он не правоуклонист какой-нибудь.

— Что не рыпаешься?

Не думает он рыпаться, а с нежностью разглядывает розовые соски любимой и режет из колючих веточек палочки. Потом свяжет в крестики.

— Ты посмотри, какой он непрекословный.

Вообще-то он более чем прекословный. Но себе на уме.

Любимая его, по детски прикусив от усердия губу, уже рисует на полу круги. Пишет пером тушью символы, нанизывает пергаменты на шелковые ленточки, прикалывает на крестики.

— Готово. Иди ко мне внутрь пентаграммы. Начнём.

Не существует сверхестественного. Такого в учебнике термодинамики нет. Зато в природе есть женская спина с родинкой аккурат между лопатками, эти скрипичные изгибы поясницы, именуемые «ручками любви». Нужно взяться за «ручки», прижаться к родинке ухом так, чтобы звук заклинаний превращался в почти музыкальный гул.

— …послать одного из твоих духов ордена Юпитера…

…выходите из пещер, оставьте смертных, которых вы мучаете…

…приказываю духами небес, серафимами, херувимами, великими и славными ангелами, владеющими кормовыми вёслами судьбы…

— Вы спутали священные имена во внутхреннем круге, и вместо нитки, скхрученной влево, лапша из блузки. — сказано грассируя- раз, не без раздражения- два, мужчиной- три.

Степан оторвался от теплой спины, отклонился в сторону и увидел низенького человека.

— Сегодня вечехр схреды. Чехрная месса свехршилась.

«Срань господня! Дурачились-дурачились и вдруг в лицо тортик летит. Плюгавый с балкона вылез или мне психиатора вызывать?»

Боднул головой и двинулся из круга к человечку. Но Абигель вцепилась в его локоть.

— Не выходи из круга! Простите, регент, он не верит.

Тот хмыкнулся.

— Бывает. Но зовите меня по имени — Асиель.

Степан дернулся решительнее, побуждаясь выбраться за магические круги. Но Абигель держала цепко и шипела:

— Стой, тебе говорят, в кругу, шшалобон! — снова к Асиелю. — Женское имя означает рот над поверхностью воды. Покажите этому, — кивок на Степана. — Действие мужского имени.

— Действие мужского имени показать несложно. Но жхрецам пхриходится платить. Готова ли ты подписаться кхровью из мизинца левой руки?

— Готова!

У Асиеля удолетворённо блеснули глаза и пальцы по змеиному сцепились в клубок на животе. При карликовом росте и щуплости нёс он в себе некую значительность, собиравшуюся из мелочей: усталые глаза за тяжелыми верхними веками, уши не в пропорции большие и вытянутые, шрамы морщин вокруг скептических губ.

— У человека четыре возраста — младенчество, детство, юность, старение. Почему не сделать пятое?

— Пятый возхраст человека — смехрть. Что пхри наличии вечной души, согласись, та же жизнь. Вхремени нет. Есть символическое членение эволюции матехрии. Дхругими словами, эволюция — всего лишь разница состояний.

Прямо Теории Струн впаривается студенточкам физ-мата.

— Поэтому следует говохрить не о вхремени, которое «вечное настоящее», а о том, как бы выдхрать из мышцы эволюции одно волокно и развить его не поступательно, а пехрпендикуляхрно к общему потоку. Хохрошо, с кем работаем?

Абигель пригнула голову, похожая на стартующего бегуна.

— Со мной.

— Ты смелая девушка, жхрец. Что ж, начни, я пхродолжу.

Абигель прошептала Степану в ухо:

— Что бы ни увидел, главное — не выходи из круга.

«Еще чего!» — подумал, но промолчал. В каком смысле «чего», сам не знал: то ли обязательно выйдет, то ли теперь уже останется, но психиатора вызовет.

— Я хочу увидеть мир по-другому. Органы чувств, экстремальные возможности без всяких там, золотых середин,

— Сехредина — есть точка ближайшая к мудхрости. Тем не менее, заказ пхринят, исполняю.

То, что Бумажный увидел позже, он оценил так: «Капец! Спучь напал! Психиатора мне!». Абигель стояла рядом… и раздвоилась. Вверх медленно вылетела она, вторая, но без одежды, остановилась над головой так, что, подняв руку, можно было дотянуться до пяток, и потекла розовым пластилином. Волосы свалились с головы клочком сена и не долетев до уровня выпученных глаз художника, распались дымом. В нос шибанула сера. В наше время тиф придушили, поэтому зрелище лысой женщины несколько угнетает. Даже панки оставляют на бритом черепе архитектурные гривки, смоченные гелем или слюной. Форма менялась, голова уменьшилась, шея утолщилась. Удобно летать, пронзая воздушные массы копьем. Ямочки лица сгладились, наполнившись жидким пластилином и, самое ужасное, пропал нос. Пусть мужчины не носят галстук, пусть женщины не красят губы, пусть дети перестанут кушать шоколад, но пусть останется нос — характер лица, его смысл и значение. Человек без глаза воспринимается нормально, но человек без носа… Уши потекли вниз, мочки склеились с плечами. Само мяско истончилось, прозрачнея, складки расправились. Превращение в хрустальные крылышки насекомых. С эстетической точки зрения приемлемо, даже больше — оригинально, но конечно непривычно. Рот исчез. Мутировало и тело. Пупок втянулся, в нём появилась разрастающаяся дыра. Надо понимать, не стало внутренних органов. Через мгновение исчезла вместе с животом и грудь. По краям корпуса остался вытянутый бублик. Руки превратились в крылья из розовой пленки.

— Последнее — глаза. Пусть всё тело станет одним оком.

Белки глаз, радужная оболочка, зрачки взболтались, изменили материальность, превращаясь в ртуть, и потекло из глаз. Пленка укрыла головошею, руки-крылья, тело, ноги и… и вдруг засияло неземное существо металлической, идеально полированной кожей.

— Ух ты! — выдохнул художник.