Роберт Хайнлайн - Миры Роберта Хайнлайна. Книга 13 Страница 75

Уолдо поднял руку и погладил птицу. Канарейка взъерошила перышки.

— Ни одна птица, высиженная на Земле, не может научиться летать в невесомости, — заговорил Уолдо. — Я это хорошо понял после того, как потерял полдюжины птиц, не сумевших приспособиться к здешним условиям.

— А что с ними случилось?

— Применяя человеческие термины, это можно назвать острой формой неврастении. Вначале они пробуют летать, и оказывается, что их первоначальные земные навыки никуда не годятся и все попытки приводят к неудаче. Поэтому они отказываются даже пытаться и через некоторое время умирают, потому что их сердце, выражаясь поэтически, разбито. — С радостью в голосе он добавил: — Однако Ариэль оказалась гениальной птицей. Она попала ко мне еще в яйце и самостоятельно изобрела совершенно новый способ полета. — Уолдо протянул птице палец, на который та и пересела. — Довольно, Ариэль. Лети домой.

Канарейка начала высвистывать мелодию «Колокольный звон» из «Лакме».

Хозяин покачал головой.

— Хватит, Ариэль, Лети спать.

Птица оторвалась от пальца, зависла на мгновение в воздухе, затем на секунду или две быстро замахала крыльями, чтобы набрать скорость в нужном направлении, и, приняв совершенно обтекаемую форму, пулей унеслась туда, откуда прилетела.

— Джимми хотел поговорить с тобой кое о чем, — начал Граймс.

— Буду рад, — безмятежно ответил Уолдо. — Но, может быть, мы сначала поужинаем? Как вы считаете, сэр?

Стивенс решил, что с сытым Уолдо ему будет легче договориться. Кроме того, его собственный желудок сообщал, что сам не прочь переварить калорию-другую.

— Я не против, — ответил он.

— Чудесно.

Появились столовые приборы.

Стивенс никак не мог решить, сам ли Уолдо приготовил обед, или эту работу выполнили слуги, находившиеся в отдельном помещении. Современные способы приготовления пищи были таковы, что Уолдо мог обойтись без посторонней помощи. Он, Стивенс, легко стряпал себе сам, так же, как и Гас. Тем не менее ему показалось важным при первом же удобном случае спросить у дока Граймса, живут ли в резиденции Уолдо слуги, и если живут, то кто они. Однако он так и не выполнил своего намерения.

Ужин появился в небольшом пищевом контейнере, который вылетел из длинной складной пневмотрубы и, с тихим шорохом, занял свое место в центре между собравшимися. Стивенс едва заметил, чем его здесь кормили. Он заранее знал, что еда будет и питательной, и вкусной. Больше всего его занимала сервировка стола и способ приема пищи. Уолдо позволил своему бифштексу свободно парить перед собой, кривыми хирургическими ножницами отрезал от него куски, с помощью изящных щипчиков отправлял их в рот. И принимался энергично жевать.

— Теперь хороший бифштекс не достать, — заметил он. — Этот кусок прожевать невозможно. Бог свидетель, я плачу достаточно, но все впустую.

Стивенс не ответил. На его вкус мясо было даже слишком нежным. Оно едва не распадалось на части. Сам он орудовал ножом и вилкой. Впрочем, нож оказался излишним. По всей видимости, Уолдо не могло прийти в голову, что кто-то из гостей пожелает воспользоваться теми безусловно гениальными приспособлениями, которые он изобрел для себя. Стивенс ел с деревянной тарелки, зажав ее между коленями, для чего он, по примеру Граймса, поджал под себя ноги. Внутреннюю сторону тарелки предусмотрительно снабдили маленькими острыми зубцами.

Напитки были поданы в эластичных пакетах, из которых торчали соски, отчего на ум сразу приходили детские пластмассовые бутылочки.

Наконец пищевой контейнер со скорбным вздохом втянул в себя столовые приборы.

— Закурите?

— С удовольствием.

Как только Стивенс увидел пепельницу, приспособленную для состояния невесомости, ему стало ясно, что ее устройство и не могло быть иным — длинная трубка с воронкообразным приемником на одном конце. На мгновение возникала тяга — и пепел, который стряхнули в воронку, навсегда исчезал из этого мира.

— Что касается нашего дела, — снова начал Граймс. — Ты должен знать, что Джимми — главный инженер Северо-Американской энергетической компании.

— Что? — Уолдо посерьезнел, выпрямился и засопел. На Стивенса он даже не взглянул. — Дядя Гас, ты хочешь сказать, что привел ко мне в дом сотрудника этой фирмы?

— Не выходи из себя. Расслабься. Черт возьми, я же тебе сто раз говорил, чтобы ты следил за своим давлением.

Граймс приблизился к хозяину дома и взял его за запястье, как делали доктора в старину, когда хотели измерить пульс.

— Дыши медленнее. У тебя что, кислородное опьянение?

Уолдо попытался вырваться. Тщетная попытка: старик был раз в десять сильней.

— Дядя Гас, ты…

— Заткнись.

В течение нескольких минут все трое хранили молчание, отчего по крайней мере двое из них чувствовали себя неловко. Граймс, казалось, был погружен в свои мысли.

— Вот, — сказал он наконец, — так-то лучше. Теперь закрой рот и слушай меня внимательно. Джимми отличный парень, он не сделал тебе ничего плохого, был очень даже вежлив с тобой. На кого бы он ни работал, ты не имеешь права грубить. Короче говоря, ты должен извиниться.

— Не стоит, док, — возразил Стивенс. — Боюсь, я действительно мог произвести ложное впечатление. Простите, мистер Джонс, я не хотел этого делать. Если бы вы позволили мне объясниться с самого начала…

Лицо Уолдо оставалось непроницаемым. Было видно, что он изо всех сил старается сдержаться.

— Не стоит извиняться, мистер Стивенс. Наверное, я напрасно вспылил. Конечно, нельзя переносить на вас ту враждебность, которую я испытываю по отношению к вашему начальству. Но его я крайне недолюбливаю, Бог свидетель.

— Я знаю. Тем не менее мне жаль слышать об этом.

— Меня обманули, понимаете? Обманули с помощью подлого полузаконного мошенничества, которое…

— Полегче, Уолдо.

— Извини, дядя Гас. — Он продолжил тоном ниже: — Вы когда-нибудь слышали о так называемых патентах Гатэвэя?

— Да, конечно.

— «Так называемые» — это еще мягко сказано. Гатэвэй был простым механиком. Патенты целиком принадлежат мне.

Далее Уолдо изложил свою версию происшедшего, которая была, как чувствовал Стивенс, безупречной с фактической стороны, но в то же время необоснованной и пристрастной. Вполне возможно, что Уолдо говорил правду и Гатэвэй в самом деле работал только как исполнитель, наемный рабочий, однако тому не существовало никаких доказательств — ни контракта, ни каких-либо других документов. Злополучный механик запатентовал несколько изобретений, единственных в своей жизни, которые по степени сложности безусловно могли принадлежать Уолдо. Затем он неожиданно умер, а его родственники через своих адвокатов продали патенты некоей фирме, которая поддерживала с ним давние деловые отношения. Уолдо утверждал, что именно эта фирма толкнула Гатэвэя на преступление — вынудила механика наняться к нему на работу, с тем чтобы выкрасть секретные сведения. Однако вскоре фирма разорилась, а ее имущество было продано Северо-Американской энергетической компании. Новые владельцы патентов предложили сделку — Уолдо предпочел подать в суд. Процесс он проиграл.