Игорь Джавадов - Мишень для левши (сборник) Страница 76

– При чем здесь связи между молекулами? – удивился Лемех.

– Ну как же! Чем меньше связей, тем больше темп передачи информации, который имеет свой естественный предел, ограниченный скоростью света. Это примерно 110 тысяч миль в секунду или около двухсот тысяч километров в секунду в метрической системе.

– Около трехсот тысяч километров, – механически поправил Лемех.

– Простите? – не понял Хэвисайд.

– Скорость света равна триста тысяч километров в секунду, – пояснил Лемех.

– Это в вакууме, – согласился Хэвисайд. – Но не в углеводородном растворе, где плавают кристаллы памяти Би-эм. Поскольку коэффициент преломления раствора составляет почти полторы единицы, то скорость света в нем меньше во столько же раз.

– Понятно, – смутился Лемех. – Я должен был догадаться. Но при чем здесь свет?

– Свет, иначе говоря, видимое излучение, действительно здесь ни при чем, – улыбнулся англичанин. – У Би-эм информация передается из ячейки в другую при помощи инфракрасных квантов, а они, как известно, невидимы.

– Интересно узнать, – помедлив, спросил Лемех, – каковы размеры этих ячеек, если они реагируют на отдельный квант излучения?

– Ячейкой памяти Би-эм служит молекула комплексного соединения, которую мы называем мнемозином, – объяснил Хэвисайд. – Би-эм сам синтезирует мнемозин из жидкого метана, добавляя в раствор необходимое количество фосфора, серы и железа. В невесомости молекулы мнемозина соединяются между собой в строго определенном порядке, образуя белковые кристаллы. При температуре около абсолютного нуля кристаллы полимнемозина застывают. В твердом состоянии они сохраняют свою структуру сколько угодно времени. Если вдруг выясняется, что объема дежурного кристалла недостаточно для решения сложной задачи, Би-эм примораживает к нему новые молекулы, увеличивая объем памяти. После решения задачи Биг Мак растворяет кристалл, оставляя небольшое ядро, необходимое для обработки дежурных сообщений. Поэтому, дорогой профессор, я затрудняюсь дать точный ответ на ваш вопрос. К примеру, в кристалле объемом в один кубический дюйм Би-эм может хранить до тысячи петабайт информации.

– Сколько-сколько? – привстал Лемех. – До миллиарда гигабайт? Но ведь для этого нужно связей больше, чем клеток в голове у кита!

– Разумеется, – кивнул англичанин. – Мы кодируем информацию на атомном уровне, а более компактного способа в природе пока еще не существует.

– Да, но как вы управляетесь с такими массивами данных? Ведь при скорости десять или даже сто миллионов операций в секунду считывание такого кристалла займет годы.

– Профессор, – покачал головой Хэвисайд. – Пора бы вам привыкнуть к нашим технологиям. Быстродействие Биг Мака ограничено только скоростью света в растворе мнемозина. В данном примере она составит порядка ста терагерц. Для опроса такого, прямо скажем, немалого кристалла потребуется меньше минуты. На практике Би-эм решает задачи гораздо быстрее. К примеру, на распознавание образа средней сложности он тратит не более одной микросекунды. На создание стереотипа физика, скажем, на уровне вашего доктора наук ему достаточно двух миллисекунд.

– Распознавание образов, – пробормотал Лемех, – моделирование поведения, – сложнейшие логические задачи. А вы научились их решать. Ничего удивительного, если вы умеете записать один бит информации на отдельном атоме. Кстати, не атом ли железа вы используете для этой цели?

– Я уже говорил, – одобрительно проворчал англичанин, – что с вами легко работать. Действительно, для записи информации Би-эм использует электроны двухвалентного железа. Состояние, когда поля электронов противоположны, принято за нуль. Информацию из атома в атом переносит квант инфракрасного излучения. Когда атом поглощает квант, его энергия увеличивается. Это состояние принято за единицу. Источником кванта является упругая связь между углеродом и кислородом. Это все, в принципе. Вообще, для работы Би-эм нужны системы питания, контроля, шумоподавления и так далее. Они действуют на молекулярном уровне. Это технические задачи, которые решаются. Главное, что основу вы уяснили.

– Вижу, вы ушли от электронных схем, – сказал Лемех, поворачиваясь в кресле, – и заменили их оптическими. Ваш Би-эм следует назвать оптической вычислительной машиной – ОВМ. Но где трудности, о которых вы говорили? Или это не связано с техникой?

– В этом все проблемы, – вздохнул Хэвисайд. – Я не сомневаюсь в вашей способности вести диалог с компьютером в текстовом режиме. Дело в том, что Би-эм сам решает, как ему допрашивать человека в консольном скафандре. Для ускорения он может применять всякие психологические приемы типа мозговой атаки. Его цель – расшатать земные стереотипы. Поэтому вашим собеседником в виртуальном мире может быть кто угодно. Профессор, вы должны сохранять выдержку и понимать, что в том мире с вами ничего произойти не может. Не пугайтесь, если Баг Мэк предстанет перед вами в виде призрака или говорящего боа-констриктора. Знайте, что боа не настоящий.

– Скорее, электронно-оптический, – проворчал Лемех. – Спасибо, что предупредили. Было бы неловко встретиться с призраком и дать деру на потеху «Биг Маку». Что-нибудь еще?

– Пожалуй, все, – сказал Хэвисайд. – Остальные инструкции вы получите из первых, так сказать, виртуальных рук. Удачи, профессор!

Дружески улыбнувшись, он помог опустить стекло шлема. Лемех очутился в абсолютной темноте. Зажмурившись на несколько секунд, он резко открыл глаза. Ни малейшего просвета в поле зрения. Затем в ушах пискнуло, Лемех почувствовал, что теряет вес. Догадавшись, что кресло быстро опускается в лифтовую шахту, он ухватился за подлокотники. Через несколько секунд (или минут) лифт замедлил падение и остановился. Пошевелив руками и ногами, Лемех осторожно поднял стекло шлема.

Он увидел, что находится в небольшом овальном помещении с оранжевыми стенами, от которых исходил яркий свет. Время от времени на стене надувался огромный пузырь, по которому проносились зеленые и голубые полосы. Под сиденьем что-то щелкнуло. Кресло выпрямилось и толкнуло Лемеха в спину. Чтобы не упасть, он невольно сделал шаг вперед и уперся в стенку ладонями. Его руки прошли через бесконечно тонкую поверхность. Не ожидавший подвоха профессор вывалился наружу и очутился на полу балкона, прилепленного снаружи к плавающей в пространстве сфере.

Лемех поднялся на ноги. Перед ним стоял одноногий столик с элегантной пишущей машинкой жемчужно-серого цвета. На крышке имелась табличка с надписью «CONSUL». Не успел он вспомнить, где мог видеть такую табличку, как на корпусе машинки зажглась лампочка и каретка самостоятельно сдвинулась влево. Рычаги под крышкой выбили пулеметную дробь. Каретка рывком вернулась в исходное положение. Резиновый валик провернулся. Из-под валика выползла бумажная лента с напечатанным текстом.