Многократор - Художник Её Высочества Страница 76

— Понимаешь, котенок, бога нет. И не всё золото, что блестит. Я вчера видение видел… Ангела там блестящего, птичкой полетал…

— Орлы — золото птиц, — перебила его.

— Погоди, дай дорасскажу, — заторопился.

Нашёптывал Абигели в шею. Религия — сестра невежества, хронический аутсайдер. Лучше разобрать очередные медиаторы синапсов мозга, чем морочить мифологией. Да, для морали польза, как материал искусству — также, но как закон — извините, поезд ушёл. Что такое бог? Сфера, центр которой везде, а окружность нигде? Или бородатая голова с выпученными глазами катящаяся по Млечному Пути? Причем нимб (кто его видел-то, бога?) оказывается не на макушке, а на бороде и перетягивает оную резинкой у основания. Короткий хвостик завязан в кокетливый узелок. Бог — это отговорка тех, кому лень заниматься изучением мира. Бога нет, но есть божественное. Явления природы, опосредованные наифундаментальнейшими вещами. Скажем, всемирная гравитация. Или энтропия. Но в таком случае бог, как основатель божественного, — синоним природы. Или чуть ниже — закон всемирной гравитации. Или энтропия. Но в таком случае молиться следует не так. Вспоминая материны молитвы не от истинной веры, а так, на всякий случай, по поводу, к примеру, дальнего переезда, затянул дорожную молитву:

— О, Пресвятая Владычица моя, всемирная Гравитация-покровительница. Точне хочу отлучиться и на время сие вручаю Тебе, Премилосердной Матери, мою душу и тело моя, и вся умныя и вещественныя мои силы, всего себя вверяю в крепкое Твое смотрение и есть сильную Твою память. Славима и благословляюща Его во все дни живота моего, и тебе, о, Энтропия, о, Закон Бойля-Мариота, о, Сила Кариолиса! Ныне и присно, и во веки веков. Ами-и-инь.

Молчит его подружка. Никакой свежей реакции. Хорошо, дальше. Конечно, всё сложнее для художника. И Лузин, объясняя мироздание, остановился на полдороге, предполагая в слушателе предел понимания, вроде того, что отшутился. Зря. Что он, не в состоянии понять топологический и философский выверт сущего о том, что сама себя (Уроборосом сия змеина называется) за хвост кусает? Понимает он, не дурнее паровоза. И верующему, как части сущего, молиться следует самому себе. В этом случае дорожная молитва читается так. Мучил слово божье далее:

— О, Пресвятый Владыка мой, Степан Андреевич Бумажный-покровитель. Точне хочу отлучиться и на время сие вручаю Себе, Премилосердному Себе, мою душу и тело моя. Сам Себе свое вруча-аю. Сам Себя с мазелином возбудю-у. Ой, охальник! Смешно! Отсюда вывод — нетути бога. Невозможно ходить по облакам без технических приспособлений. Но если я вижу ртутного ангела, значит со мной что-то… не то. И, наверное, имеет смысл заглянуть на огонек к специалистам. Ну там успокоительного попить, электричеством полечиться.

И не согласилась бы она сходить с ним в одно место за компанию? Чтоб разобраться с его ненормальной такой мечтательностью.

— Мачта — мечта корабля, — ответила девушка.

Это что, адекватная свежая реакция? Если так, в таком случае древние правы, утверждая, что драгоценные камни — слюна драконов.

— Значит, ты думаешь, бога нет?

— Да нету же! Вот те крест!

Положила холодные ладони ему на плечи (Степан поёжился) и произнесла со значением:

— Если бы ты знал, как ошибаешься. Бог есть. Он у меня дома, и я ему поклоняюсь. А тебя он накажет, несчастный.

Он тут распустил кадык, доказывая, что бога нет, а бог, оказывается, вопреки логике, есть. Мало того, территориально находится в известной квартире на Бережковской набережной, вот те на! Но, видите ли, на дворе двадцать первый век и мы неумолимо становимся прагматиками, а посему хочется задать вопрос: в какую материальность одет Бог-отец? Святой дух летал голубем, Христос, по-видимому, носил то же, что его иудейские соотечественники, а вот как там с Богом-отцом? Вопрос не риторический. Если он навроде Брахмана — невидимый неслышимый неосязаемый и так далее, — вывод ясен. Если рост, вес, остальное параметрируется навроде призывника на призывном пункте, тогда кричать «караул!» и три варианта: первый — срочно в монастырь грехи замаливать, второй — срочно к психотерапевту, и третий, варварский наипримитивнейший, но, пожалуй, самый надежный — зашел, увидел бога, поздоровался с ним, повернулся к Абигели, треснул ей промеж глаз, чтобы в обморок упала, и наблюдай, как бог ликвидируется, ввиду того, что гипнотизер без сознания и не в состоянии больше насылать тьму египетскую.

— И ты можешь показать бога?

С ума сойти! Может!

Хорошо, в таком случае покажите ему бога. Только настоящего, чтоб делал чудеса, ходил по облакам, парил своей ночнушкой, чтоб саданул молнией, а он бы завтра проснулся, исщипал бы себя и явившись, убедился, что квартира в подтверждение благополучно выгорела.

Вот так! Рандеву теперь имеет безбожник с вышним предприятием нашего сфероустройства. Пока они шли, Абигель не молчала, а рассказывала о божестве чуть не молитвенно. Степан слушал и семенил, отстав на полшага, для того, чтобы подружка не видела, как он поминутно вытирал вспотевшие ладони о ляжки.

Вырисовывался заумный, но красочный божественный образ. Если б такой образ имел вид ламии, расчесывающей рыбьим хвостом спутанные, после охоты на заблудившихся охотников, волосы, он бы точно, раньше срока, заехал гипнотизерше промеж глаз вопреки своим правилам. Но в таком образе…

Не обращая внимания на конвульсии художника, передается дословно.

Рост у божества — высота его духа. С огнем его связывает священная нить спряжённая высшими иерархами. Одновременно нить — символ уз почитающих его. Его дух — стихия в центре всех вещей и по совместительству, раскаленный дух сияющего источника. Абигель много говорила по поводу боговой горячности. Сразу запутавшись, Степан с досадой констатировал приблизительность своего представления о божественных формах. Образ — орудие труда художника. Способ рассмотреть как поверхность действительности, так и возможность нырнуть глубже, в неопределенность допустимого, но толку от этого способа рассмотрения даже не внутреннего содержания, а хотя бы внешнего обличия, оказалось мало. Так вот, божественная жара — это богова жажда власти. Бог строит объекты внутри солнечной ауры, окружающей тело в славе. Округлые выражения типа: «его тело — дом силы» также ясности не вносили. У Тарзана тело тоже дом силы. Ни о чём не говорило белое озеро жизни, по берегам которого лежат золотые луки и стрелы. В его теле два отверстия. Куда ведет первое, не сообразил, зато вразумился, что воздух в оном зачем-то раздвигается на ширину колеса повозки. Второе отверстие ведет в пещеру. Дальше по матрёшечному; в животе божества — пещера с первичными водами, в первичных водах живет огнедышащий дракон, в желудке дракона — яйцо мира. На берегу первичных вод, сидит праведный рыцарь в гневе, косится на дракона и, если правильно понял замороченный Степан, хочет пырнуть дракона копьем, являющемся мировой осью, связывающей воедино уровни мироздания. Восклицания типа: «Его тело окружено узором неописуемой красоты», пропускал мимо ушей. Раз неописуемо, значит неописуемо, нечего голову ломать. Малоинформативны были и боговы возможности, которыми он связывал земного и небесного оленей за хвосты. Зачем их связывать, спрашивается, если ты не садиствующий натуровед? Ко всему, богова спина — раскаленный щит, сам бог — бог хвалы и порицания, сосуд превращений, господин невидимого и всё! и осточертело возиться с ингредиентами, не складывающимися в съедобное.