Александр Беляев - Изобретения профессора Вагнера Страница 80

— Сколько же их было?

— Всего и было человек пять, а пароход начисто ограбили, к берегу пристать велели. Сами пассажиры своими руками свои же чемоданчики им на берег сложили… и поминай как звали.

— Иванов?

— Все он…

— Да откуда он взялся? Кто такой?

— Говорят, будто полковник бывший. Из Польши перешел… Ну, и наши балуются… Семка-косой — знаете?..

— Как не знать.

— Непутевый парень. Андрон с Могильцев, Костецкий…

— Чего же вы на них не донесете? Ведь и вас они обижают?

Спиридон оставил копать картошку и посмотрел на Пилецкого.

— Как не обижать?! У кого телку на прокорм стащат, у кого лошадь… Да донесешь-то как? У них ружья, револьверы… расправа короткая… Пока начальство наедет, без головы останешься. Кому охота…

Наступали ранние сумерки. Пилецкий расправил затекшие члены, распростился со Спиридоном и отправился в обратный путь.

В лощине сумерки были гуще. Пилецкий не сразу заметил двух незнакомцев, сидевших на куче щебня. Один из них поднялся и подошел к Пилецкому.

— Что за человек? А, почтарь!

Пилецкий вздрогнул. Перед ним стоял Семка-косой, уставив свой зрячий глаз. На другом глазу Семки было огромное бельмо, выпиравшие из зрачка, как горошина.

«Семка-косой… Бандиты…» — мелькнула у Пилецкого мысль, и холодок пробежал от спины к затылку, шевельнув корни волос.

— Ты, слышь, — ни гу-гу, что видал нас, если не хочешь дать дубу[6]. Понимаешь?

Пилецкий поспешно кивнул головой.

— Ну, то-то. Проходи.

— Надо будет проверить, как он живет, — услышал Пилецкий за собой голос Семки. Потом Семка свистнул, и Пилецкий услышал удаляющиеся шаги бандитов.

Жена ждала к обеду, но Пилецкому не шел кусок в горло.

— Придут… ограбят… убьют… — думал он.

Встав из-за стола, Пилецкий решительно подошел к телеграфному аппарату и телеграфировал в ближайший город, в районную милицию, о высылке отряда для поимки бандитов.

— Дело плохо, — сказал он жене, — гостей можно ждать каждую минуту, а милиция раньше завтрашнего дня не приедет…

— А что, если они перехватят телеграмму? Говорят, они это делают… Убьют ведь…

— И то обещали, — не удержался Пилецкий. — Да все равно один конец: если придут, ограбят кассу — тоже не помилуют…

И они сидели молча, глядя на телеграфный аппарат с таким видом, будто он накликал на них несчастье… Но дело было сделано. Оставалось выжидать событий…

В густой темноте осенней ночи, под моросящим холодным дождем отряд вооруженных людей медленно, осторожно подходил к зданию почтового отделения.

Звякнуло дуло винтовки.

— Тише вы, черти, — раздался заглушенный голос.

— Тут, кажется… Ну, что, Митька, трусишь?

— Ох, — послышался вздох.

— Ничего. Обтерпишься. Пороху понюхаешь — привыкнешь.

— А где они, бандиты-то? Там? — И Митька протянул руку к зданию.

— Все может быть. Ты только не трусь. В случае чего пали — и никаких. Лучше ты его, чем он тебя. Так-то. Пали — и никаких, потому — полное право.

— Тише, вы. Разболтались…

Липецкому не спалось. Он с вечера зарядил ружье, приготовил патроны и, не раздеваясь, прилег на кровати. Сердце колотилось, и шумело в ушах. Он прислушивался к каждому звуку… Вот — шорох, и у него холодело в груди. Идут. Нет, это мышь скребет под полом… В коридоре что-то трещит…

— Фима, стучат, — слышит он испуганный шепот жены.

Его, как пружиной, подбросило. Да, да, стучат. И стучат так, что разбудят мертвого… Он хватает дрожащими руками ружье и набивает патроны в карманы.

— Ты вот что, — обращается он к жене, а зубы выбивают нервную дрожь, — ты не открывай… скажи — дома нет… А я по лестнице на чердак… Тебя не тронут… Ты ни при чем… Поищут — уйдут… А полезут ко мне — дешево не отдамся…

В дверь колотили прикладами, и удары гулко отдавались в длинном коридоре, идущем от двери и разделявшем дом на две половины.

Пилецкий быстро взобрался по лестнице на чердак, через отверстие в потолке коридора. Звенели стекла окон…

— Дома нет!.. Нет дома!.. — надрываясь, кричала жена.

— Отворяй, если и дома нет! Кого прячете? Стрелять будем!..

Послышался выстрел. С треском кто-то выломал раму, и в комнату, через окно, пролез человек и, пыхтя, открыл двери. В коридор ввалилась толпа.

Дальше все было как в кошмаре… Треск оконной рамы, звон разбитых стекол, крики жены… выстрелы… шепот… голоса в темноте… И вот кто-то поднимается к нему по лестнице.

— Не лезь! Убью! — диким голосом кричит Пилецкий. — Всех перестреляю, последняя пуля себе!..

Но лестница дрожит под чьими-то ногами, и вот какое-то пятно замаячило в четырехугольнике отверстия…

Стиснув зубы, Пилецкий нажимает курок…

Выстрел… Вспыхнувший огонь освещает чью-то голову, но она тотчас скрывается в отверстии. С глухим стуком падает чье-то тело.

Внизу крики…

— Убил… Слезай… Милиция… — слышит он отдельные голоса…

Опять кто-то лезет…

— Не лезь, — кричит Пилецкий и снова стреляет…

Отчаянный стон… И опять взрыв криков внизу.

Среди шума он узнает как будто голос старика-сторожа, Вонифатия…

— Это я… — и лестница опять дрожит.

— Убью, — кричит обезумевший Пилецкий, и в третий раз огненная полоса прорезывает тьму. Опять чей-то стон.

Но голоса утихают. О чем-то сговариваются, удаляются, и Пилецкий слышит пыхтенье отъезжающего автомобиля.

— Откуда автомобиль? — пролетает мысль в затуманенном мозгу Пилецкого. — Может быть, милиция подоспела вовремя?.. Только едва ли.

В отделении вспыхивает огонек. Пилецкий судорожно сжимает похолодевшими руками винтовку.

Вот автомобиль возвращается. Кто-то вошел…

— Слазь, Ведениктович, — слышит он знакомый голос Спиридона. — Беда случилась… Милиция тебя защищать приехала… А ты с перепугу начальника того… уложил, милиционера ранил и — сторожа своего… Слазь, Ведениктович, не бойся… Вот тебе мое слово — ничего не будет.

Кто-то внес лампу в коридор, и Пилецкий увидел отряд милиционеров…

Бросив винтовку, он молча стал спускаться по лестнице…

Серое, осеннее утро осветило печальную картину. На полу коридора лежал убитый, рядом стонали раненые. Вещи в отделении и комнатке Пилецкого были перевернуты, мебель опрокинута. Стекла в окнах выбиты. Штукатурка на потолке и стенах местами обвалилась от выстрелов, произведенных с улицы.

Спиридон сидел на ступеньках крыльца и, крутя цигарку, спрашивал милиционера: