Александр Беляев - Изобретения профессора Вагнера Страница 81

Спиридон сидел на ступеньках крыльца и, крутя цигарку, спрашивал милиционера:

— Как же это так случилось? Вы-то чего дуроломом валили?

Милиционер вздохнул:

— Дуроломом? Не знаешь ты нашего дела — что значит на облавы ходить, бандитов ловить. Из-за каждого угла тебя подстрелить могут… Разве тут рассуждаешь? Сам как в бреду. А бандиты очень просто могли у Пилецкого остановиться. Припугнут «маузером» — не выдавай, мол, и конец…

Ведь и у вас в деревне они ночевали?

— Это верно…

— Ну, вот… А нас не пускали… Почему такое? Значит, неспроста…

— Вот дела-то… — вздохнул в свою очередь Спиридон. — Страх-то что делает.

Пилецкого арестовали, но скоро выпустили — он был признан невиновным. На кладбище прибавилась свежая могила…

СРЕДИ ОДИЧАВШИХ КОНЕЙ

Во время Гражданской войны Крым неоднократно переходил из рук в руки. Впервые Советская власть была установлена в Крыму 14 января 1918 года. Через три месяца, под напором немецких оккупационных войск, Советская власть принуждена была отступить на Кубань. Власть перешла в руки ставленника немецкого командования — царского генерала Сулькевича. В конце 1918 года его сменило правительство кадета Соломона Крыма. Весной 1918 года, под напором красных войск, «правительство» Соломона Крыма погрузилось на пароход и эмигрировало за границу. В Крыму власть вновь перешла к Советам. Однако в июне 1919 года, благодаря десанту Слащева и открытию Махно Донецкого участка красного фронта, Советское правительство принуждено было оставить Крым. Окончательно Крым был закреплен за Советской властью в конце 1920 года: 12 ноября этого года, после героического штурма Перекопских позиций, передовые отряды буденновской кавалерии вступили в Крым, вынудив остатки разгромленной белогвардейской армии бежать на пароходах за границу…

Действие рассказа А. Беляева относится к лету 1919 года — после захвата Крыма белыми в июне.

— Что нового, Вилли Улла? — спросил Бойко, поворачивая исхудавшее, бледное лицо.

Хозяин дома только что вернулся из города. Он поставил в угол корзину, снял барашковую круглую шапку, вытер со лба и шеи пот и снова надел шапку. Он был чем-то взволнован, но старался не показывать этого.

— Что нового? Ничего нового. Лежи. Поправляйся, — ответил он и опять снял шапку. На этот раз он помял ее в руках и повесил на гвоздь у двери.

Бойко продолжал внимательно следить за ним.

— Ты что-то скрываешь, Вилли Улла? Я вижу… Дай мне пить.

— Пей, пожалуйста, — татарин протянул Бойко медный кувшин с узким горлышком.

Бойко напился и закрыл глаза.

— Как все это нелепо, — тихо сказал он, не открывая глаза.

Бойко был прислан сюда из Симферополя как агитатор. Но по приезде, в вечер первого же дня, его свалил с ног сильный приступ тропической малярии, захваченной на Кавказе. Несколько дней он провалялся без сознания. Теперь ему было лучше, но от времени до времени припадки повторялись. Он был так слаб, что не мог поднять голову. Вилли Улла ухаживал за ним, как умел: поил ключевой водой и кормил жирной бараниной.

В тот момент, когда Бойко уезжал из Симферополя, настроение было тревожное. Поговаривали о возможности эвакуации, так как Красная армия стягивалась на наиболее опасный участок фронта Гражданской войны. Бойко страшно волновался, как бы эта эвакуация не произошла в тот момент, когда он валяется здесь, в горной татарской деревне, и эти волнения только ухудшали течение болезни. Вилли Улла, не желая еще больше волновать больного, не говорил ему о том, что происходит в городе, куда он ходил на базар. Однако скрывать правду скоро стало невозможно. В тот день, когда Бойко поднялся с разложенного на полу войлочного коврика, он решительно заявил, что идет в город.

— Куда идешь? — уговаривал его Вилли Улла. — Голова не держишь, ноги не идут.

Но Бойко упорно твердил:

— Дойду.

Вилли Улла вздохнул, почмокал неодобрительно губами и сказал:

— Нельзя туда итти. Красных нет, белые в Крыму. Мулла рад. Мемет Ресул рад. Мемет проводник был. Баринь катал. Деньги большой имел. Опять катать хочет. А бедный не рад. Опять аренда Мемету плати. Оч-чень нехорошо!

«Белые пришли!»

У Бойко от этих слов закружилась голова, и он опустился на войлочный коврик. Совершилось то, чего он так опасался.

Вилли Улла опустился рядом с ним на пол и начал утешать:

— Ничего, поживешь у меня. Тут тебя никто не тронет. Белые уйдут, опять большевики придут, тогда пойдешь.

Бойко остался жить у Вилли Улла. Поправлялся он медленно. Бездействие тяготило его. Постоянная мысль об опасности томила, как хроническая болезнь. Из осторожности он почти не выходил из дома. Сидел на небольшой веранде, укрывавшей от горячих лучей южного солнца, и смотрел на каменистую дорогу, спускавшуюся капризными извивами. Эта дорога была для него запретной. Внизу синело море. Пахло горными травами. Но его не радовало южное солнце, он даже как будто не замечал его.

Однажды вечером он сидел у порога хижины и бездумно смотрел на кучевые облака, принимавшие вид фантастических замков, освещенных розовыми лучами заходящего солнца. Эти замки как будто стояли на сизых от тени, грозных скалах. И скалы и замки меняли свои очертания и окраску… Вот пошатнулась башня, расползлась вширь и стала похожей на летящую птицу… Вот замок из розового превратился в синий и начал медленно оседать…

— Послушай, товарищ!

Бойко вздрогнул от неожиданности. Перед ним стоял Вилли Улла. Он был чем-то взволнован и не скрывал этого.

— Плохо дело, — сказал он. — На тебя донесли. Я знаю, кто это сделал. Мемет Ресул это сделал. Мало ему своих виноградников, он мой отнять хочет. Шашла[7] у меня такая — во всей деревне нет. А ему неприятно. Меня в тюрьму хочет за то, что большевика скрываю, а виноградник себе забрать хочет. — Вилли Улла высоко поднял и округлил свои черные, густые брови, отчего лицо его сделалось наивно-хитрым. — Откуда я знаю, что ты большевик? Ты мой гость и больной человек. Мне ничего не будет. А тебе неприятность может быть…

Бойко поднялся и взволнованно потер руки.

— Я могу уйти, — сказал он. — Я уже и сам решил это.

— Хорошо, ты уйдешь, только не сейчас, — ответил Вилли Улла. — Далеко не уйдешь, ноги слабы, а они едут, скоро здесь будут.

— Кто они?

— Офицер и два солдата, я все знаю, пусть Мемет Ресул не думает, что он умней всех в деревне.

— Что же делать? — невольно спросил Бойко.