Владимир Щербаков - Фантастика 1977 Страница 95

— Но здесь другая планета!

— Вот именно… — согласились Иванна, Самдар.

— Может быть, камень рожден в горах, но перемещен в леса?

— Кем?

Трудный вопрос. Переместить кристалл мог кто-то. «Кого-то» на планете не было.

— Если предположить, что камень создан искусственно, то что он — маяк?

— Аккумулятор энергии?

— Памятник?… — посыпались вопросы со всех сторон.

— Погодите, — сказал Самдар, — это уже фантазия.

— Ты сам говорил, — возразила Симона Ронге, — кто что думает.

— Новый мир, — заметил Фаготин. — Здесь все возможно.

От этой мысли кое у кого по спине прошел холод.

— Планета имеет хозяев?…

— Бросьте! — возразил любимым словечком Берни. — Какие хозяева? Работаем четвертый месяц и никого не встретили.

Это звучало успокоительно, а может, хотелось отгородиться от загадки щитом, — все начали искать естественные причины для объяснения.

— Встречаются же на Земле изумруды, исландский шпат. Даже в крупных кристаллах!..

— Крупнее — выращивают искусственно.

Опять вернулись к тому же — к искусственному происхождению камня. Тайной веяло от кристалла, стоявшего в зале.

— Вспоминаю, — заговорил Фаготин, — тайну каменных шаров Бразилии, Коста-Рики. Шары идеально выточены, от нескольких сантиметров до четырех метров диаметром. И тоже в сельве, в болотах. Кто и зачем их сделал? Или они образовались сами?…

Фаготина слушали. Геннадий мог преподнести изюминку в рассуждениях.

— Существовал принцип средневекового монаха Оккама, — продолжал Геннадий. — «Не умножай число сущностей сверх необходимого». Может быть, принцип хорош для средневековья, но и в двадцатом веке им пользовались при столкновении с труднообъяснимыми фактами. Дали ему название — «Бритва Оккама». Больше: «бритвой» пользовались с энергией перевыполнявших план дровосеков.

На секунду Геннадий остановился — положить карандаш, который вертел в руках. Положил.

— Как всякий принцип, — продолжал он, — принцип Оккама односторонен: во что бы то ни стало непонятный факт объяснить естественными причинами… Так и насчет шаров. Вулканический пепел во время извержений скатывался по склонам гор. Кристаллизовался вокруг песчинок, образуя монолитные каменные шары. Их обволакивала порода, консервировала внутри себя, а когда время и непогоды размывали футляр, шары появлялись наружу в готовом виде. Не верите? — Геннадий заметил иронические улыбки. — Я тоже не совсем верю. Шары с вишню величиной — допустим. Но с двухэтажный дом… Принцип Оккама предлагал и другое объяснение: шары высечены человеком в доисторическую эпоху. Каменными рубилами. Идеально. С точностью радиуса до микрона.

Кто-то из картографов засмеялся. Геннадий пожал плечами: — Принципом Оккама можно объяснить все: взлетные полосы в долине Наска в Андах, парящие фигуры космонавтов на скалах Тассили…

— Такой успокоительный принцип, — не выдержала Иванна. — Баальбек — каменными рубилами, я об этом читала.

— Не будем осуждать двадцатый век… — примирительно сказала Симона.

— Но «бритва», — воскликнул Финн, — не слишком тонкий хирургический инструмент! «Бритвой» можно зарезать!

— Резали, — ответил Геннадий. — Сверхточный календарь майя, Антарктиду на древних картах с ее хребтами под километровым льдом — все объясняли, исходя из принципа монаха Оккама…

— С позиций камнерубильной техники, — добавил Финн.

— Вот и кристалл, — кивнул на его реплику Геннадий. — Предположим, что он вырос сам или его создала молния, выплавив из породы. Объяснение? Объяснение. Примите и успокойтесь… Вижу, что не хотите успокаиваться, — Геннадий жестом предотвратил готовые возражения. — Я не кончил! Есть иллюстрация к сказанному. К счастью, современная. Мы пришли в болота Альдеры — планета с аборигенами, эпохой палеолита, с пещерным свирепым укладом. Построили космодром из плит, больших, чем в Баальбеке. И, не скроем греха, ушли оттуда. Альды каменными рубилами — совпадение?… — до сих пор крушат покинутый космодром. Надстройки разнесены в прах… Через сто тысяч лет у альдов появятся свой Ньютон и свой Оккам. Останутся плиты в основании космодрома. Кто-то будет пытаться разгадать происхождение плит, увидит на них следы каменных топоров. И «Бритва Оккама» срежет всякую мысль о появлении здесь инопланетных разведчиков. К чему я веду? — закончил Геннадий. — Кристалл мне напоминает атомную решетку. Точки пересечения граней — узлы взаимодействия электронов. Похоже на атом. Похоже на символ. Безумная идея, скажете? Может быть, ее — бритвой?…

Охотников выступить с бритвой не находилось. Если на Земле еще остались загадки — те же каменные шары, — что можно ожидать на неизвестной планете?

Поговорили еще, пока Фаготин не предложил: — Кончаем дискуссию. Завтра работа. И послезавтра работа.

Кристалл оставили в зале, на подставке, как он стоял. Только подставку придвинули к окну, освободив середину зала.

Работа продолжалась. Все было просто и повседневно: пленки поступали одна за другой, переснимались на крупный план. Люди давали названия горам и долинам, завершая работу над картами, оживляя незнакомую землю своей фантазией, теплотой.

Названия записывались счетными машинами, передавались с одной станции на другую, чтобы не было дублирования.

Но дублирование возникало.

Симона Ронге озеро в хребтах южного полушария назвала Утренним. Счетная машина замигала желтыми лампами: такое название есть у Галлы Синозы в северной группе.

Симона вызывает Галлу по видео: — Уступи мне название.

— Не подумаю! — отвечает Галла.

— Оно мне нравится, — говорит Симона.

— Мне тоже нравится.

Симона изобретает уловку: — Я придумала его раньше тебя.

— Когда? — спрашивает Галла. В глазах у нее искорки смеха.

— В семь часов.

— А я без пяти семь! — возражает Галла.

— Галла… — Симоне хочется оставить название за собой.

— Не проси! — Глаза у Галлы большие, синие. Красивые глаза. Симона смотрит в них, любуется девушкой. Галла моложе всех в экспедиции, почти девочка. Название доставляет ей удовольствие. Галла даже краснеет, что приходится спорить с Симоной.

— Ладно, — уступает Симона. — В следующий раз…

— Уступлю! — Галла радостно трясет головой.

Симона готова выключить видео, но подходит Фаготин.

— Серенгу, — кивает Галле.

Галла кричит: — Виктор Андреевич!

В рамке появляется Виктор.

— Здравствуй, — приветствует его Геннадий. — Какие новости?