Возраст – преимущество - Мишин Виктор Сергеевич Страница 12

– Этому учат в немецких школах? – буквально выплюнул мне в лицо комиссар отряда.

– Этому нигде не научат, если мозгов нет, – так же прямо ответил я комиссару. Командир отряда при этом сидел и внимательно смотрел на меня.

– А что, этого щенка немцы учили? – внезапно доносится из толпы.

– Он что, у немцев учился? – подхватывает другой. Галдеж поднимается такой, что становится не по себе.

– Тихо! – рявкнул Медведев и тут же вынужден был повторить: – Тихо я сказал, товарищи!

Гул начал стихать, а я поймал взгляд командира отряда. Недобрый взгляд. Рубль за сто, мне устроят хорошую взбучку. Да уж, выдал. Опять разошелся, забыв, что я вроде как мальчишка.

– Митинг закончен, прошу всех разойтись по своим местам и заняться делом. Ну же, товарищи, расходитесь! – а подойдя ко мне вплотную, тихо объявил: – Отойдем.

Отошли. Вдвоем, даже комиссара не позвал Медведев, что же он мне хочет сказать? Или вообще пристрелит сейчас? Я читал о нем, в будущем, расстреливали в отряде легко и за меньшие проступки, а тут я публично оскорбил комиссара отряда. Но он сам виноват, зачем он выставил меня каким-то немецким выкормышем?

– Зачем ты это сказал? – начал командир, кулаки у него были сжаты, а скулы двигались, едва ли не скрипели. – Ты понимаешь, что ты сейчас сделал?

– Понимаю, – спокойно ответил я, – объяснил людям, зачем они здесь. Судя по их реакции на доклад комиссара, они всецело поддерживают вашу стратегию о самопожертвовании. Называют трусом того, кто не готов так сделать. И это неправильно. На мой взгляд, выбор очевиден. Ты один, вокруг враги, ты можешь убить лишь одного врага, при этом сам погибнешь. Но если не убьешь, то тебя не раскроют, ты сможешь через день-два уничтожить эшелон с врагами, по-моему, повторюсь, решение одно.

– Ты убиваешь у людей веру в то дело, каким они тут заняты. Подрываешь авторитет партии…

– Товарищ Медведев, а вам не кажется, что все как раз наоборот?

– Ты не должен был озвучивать свои домыслы! – отрезал партизан. Ага, значит, дошло.

– Это не домыслы, и вы это понимаете. Это здравый смысл. Больше или меньше принесет пользы отряд, будучи живым? И если позволите, я завтра же вам докажу это.

– Что?

– Есть поблизости бульбаши? – решил я озвучить свою мысль.

– Да их тут…

– Отлично, – качнул я головой, – дайте мне небольшой отряд, и мы завтра же уничтожим ближайший отряд врага.

– Что значит дайте? Как я могу тебе кого-то дать?

– Очень просто. Разрешите мне предложить бойцам дело и доказать право на командование ими, увидите, что выйдет.

– У нас есть основная задача…

– Знаю, разведка, – это действительно было так, – однако наша атака на расположение отряда врагов советской власти этому не помешает. А говоря мне о задаче отряда, вы еще раз подтверждаете мои доводы о разумном подходе в проведении акций. Ведь вам не случайно поставлена именно такая задача, правильно? Если вы начнете отстреливать всех и каждого, от вашего отряда ничего не останется уже через неделю. Но тут я сам прошу у вас разрешение на проведение акции против бульбашей. Противоречу сам себе, но настаиваю, ибо меня тут в трусости обвиняют и чуть ли не в предательстве.

– Я против, будут потери, мы раскроем местонахождение отряда…

– Вы правда думаете, что бульбаши этого не знают? Я вам отвечу, почему отряд все еще не уничтожен. Немцы не хотят растрачивать свои силы на вас, полагаясь на украинских нацистов, а те просто боятся. Если бы вы занимались здесь непрерывными диверсиями, на вас давно уже бросили бы батальон егерей, и дело было бы сделано.

– Немцы не раз устраивали на нас облавы, но ничего у них не получалось, – с важностью в голосе заявил Медведев.

– Повторяю, им просто не до вас. Выследить отряд, по цепочке осведомителей, неделя, затем тихое окружение и атака. Я в одиночку могу разработать план уничтожения хоть целого батальона бульбашей, занимающих какое-либо село или деревню, притом потери сведу к минимуму.

– Слушай, ты немецкую школу для детей диверсантов окончил или генштаб? – даже улыбнулся Медведев.

– На самом деле, разница небольшая. Видя, как воюют многие генералы, у меня не раз возникало чувство, что они даже обычную школу не окончили, – все так же уверенно отвечал я.

– Ты должен извиниться перед товарищем…

Я вновь нагло оборвал командира:

– За то, что меня теперь в отряде ненавидят? Пусть он сам теперь объясняет людям, что я не враг, а вот затем я извинюсь, даже с удовольствием, – теперь улыбнулся и я.

– Хорошо, я подумаю над твоим предложением. Если мы сочтем, что такая выходка неуместна, значит, ничего не будет.

– Я не предлагаю просто отдать мне людей и уйти в неизвестность. Я составлю вам подробный план действий, оцените его, хоть с Москвой согласовывайте, но я говорю дело. Мне вполне это по силам. Вспомните, именно моя группа уничтожила Коха.

– И вся погибла! А теперь ты утверждаешь, что в новом твоем деле потери будут маленькими?

– Я теперь вообще сомневаюсь, что была необходимость убирать гауляйтера. Сука он знатная, пробы ставить негде, но мои люди для меня, да и для страны, важнее. Этих девчонок и мальчишек мы долго готовили, все они прекрасно говорили на языке врага, во вражеском тылу, останься они в живых, пользы было бы больше. Гораздо больше.

– Ладно, позже поговорим. Сейчас надо придумать, как объяснить бойцам слова комиссара.

– Да ничего придумывать не нужно, скажите правду. Нормальные люди – поймут, а если нет, то пускай просто убьют меня, да и все.

– Ага, убьют, из Москвы тебе орден прислали, мы ведь даже наградить не успели…

– Простите, Дмитрий Николаевич, хотели бы, наградили. Но у нас в армии так принято, что надо много болтать, – видя, что он сейчас опять заведется, я поспешил добавить: – Митинг дело хорошее, но надо знать меру, не нужно агитировать людей на то, на что сами не хотите их посылать. Я понимаю, вас так учили, партийная работа строится на постоянной связи с массами, если в камин не кидать дрова, он погаснет. Но есть и другие способы держать людей в тонусе. Поверьте.

– Если б был постарше, назначил бы тебя комсоргом.

– На фиг, – отмахнулся я, – я ж ребенок, и я беспартийный.

– А вот тут ты хрен угадал, парниша, – Медведев широко улыбнулся, – вместе со званием старшего сержанта и орденом Красной Звезды, тебе присвоили статус кандидата в члены партии.

– Не было у бабки заботы, завела порося… – закатил я глаза к небу.

– Ты хочешь сказать, что против? – насупился командир.

– Нет, не хочу, – покачал я головой, – партия сказала надо, я ответил: «Есть!»

Что сказать, коммунисты, а здесь они еще и такие рьяные, умеют говорить. Командир уже через четверть часа повернул все так, что ко мне начали подходить и жать руки, а не косо смотреть, как совсем недавно. Провели официальное награждение, перед строем. Было даже приятно. Но орден не отдали, сказали, что держать его у командира отряда будет надежнее. И все-таки меня немного уколол тот факт, что Анне «Знамя», а мне лишь «Звезду». Да, Коха работала именно она, но без меня они вообще бы не смогли ничего сделать. Не зря я поставил тогда условие, что буду командовать группой лично, как в воду глядел. А теперь обижаюсь из-за ордена? Да нет, конечно, правильно все. Главное в награждении, что в меня поверили, это важнее.

Через неделю Медведев вызвал к себе. Мне порядком надоело за это время доказывать бойцам отряда, что я такой же, как они. Не в плане надежности, а в том, что я тоже боец. Пришлось уложить на лопатки пару особо упертых, а одному показать, как немцы учат работать с ножом. Впечатлений у всех было… Помню, весь лагерь собрался, это тут местный мастер ножа решил меня проверить. Ну я и «проверился». Дрались на «деревяшках», я за первые три секунды нанес ему три удара и два пореза. Просто провел привычную серию, выпад, на возврате режущий, вновь выпад сразу в два укола и вновь на возврате режущий. Сказать, что «мастер» охренел, не сказать вообще ничего. Он так расстроился проигрышу, что пришлось ему подыграть, и я объявил, что просто рост и молодость позволили мне так прыгать вокруг бойца. Вроде никто над ним не смеялся, так что разошлись мирно.