Curriculum vitae (СИ) - Васильев Сергей Страница 18

– Артём Аркадьевич! Ну как же так неаккуратно? – с порога прогудел генерал голосом железнодорожного локомотива, – я, как узнал, сразу же примчался… Не успел к месту аварии, видел только, что автомобиль – в хлам. Слава Богу, что лед не проломился, а то ушли бы вы вместе с ним на дно Невы…

– Да Рома, повезло. И то, что машина лед не проломила, и что я не пристегнулся, и вывалился удачно – прямо в сугроб. Можно считать, что заново родился.

Распутин заметил, что Аркадьич смотрит на генерала с улыбкой, но не с той, что была на губах еще минуту назад.

– Вот и я о том же! Слава Богу, что живы-здоровы! Разрешите пройти скромному ученику к своему учителю?

– Рома! Да ты уже не просто вошёл, но и занял собой всё пространство. Скромность из тебя так и прёт… Чем же тебя угостить? Чай будешь?

– Артём Аркадьевич, – генерал поднял брови и стал похож на артиста Басилашвили, – вы же знаете, гусары чай не пьют! И у них всегда всё с собой.

Небрежным движением руки посетитель сдвинул в сторону шахматную доску, водрузил на столик черный кожаный дипломат, щелкнул замками.

– Але оп! – на столе появилась бутылка редкого тогда виски Tullamor с приметной зеленой этикеткой и крышечкой.

– Ты смотри! Помнишь, стало быть?

– А как же, Артём Аркадьевич! “Покупая ирландский виски, вы помогаете борьбе за свободу ирландского народа от колониальной британской зависимости!” – после ваших напутствий употребляю только этот волшебный нектар и ни разу не пожалел. Разрешите?

– Валяй, Рома…

Два квадратных бокала, появившихся следом за бутылкой, были украшены такой же этикеткой, создавая вместе с шахматами эклектичный натюрморт.

– За Ваше здоровье и удачу! – провозгласил генерал и первым опрокинул в себя напиток… Нет, всё-таки чего-то не хватает… Разрешите?

– Давай-давай, Рома, распоряжайся, – подбодрил Артемьич генерала.

– Бамбуровский! – рявкнул посетитель так, что у Распутина заложило уши.

На пороге палаты, поедая начальство глазами, материализовался старый знакомый Распутина по Афгану, только округлившийся и выросший в звании.

– Майор, доставай лёд и всё остальное, что у тебя там припасено.

За одну минуту на скромном журнальном столике развернулась скатерть-самобранка с непривычными для начала девяностых, разносолами.

– Артём Аркадьевич?

– Ухаживай!

– С нашим удовольствием!

Булькнув в стакан пациента прозрачный кубик, на что Миронов поморщился и закрыл стакан ладонью, генерал сгрузил остальной лёд к себе, налил вторую порцию, отпил, покатал алкоголь во рту и блаженно расплылся в улыбке, – совсем другое дело!

Артем Аркадьевич опять странно улыбнулся, внимательно осмотрел генерала с верху до низу и покачал головой.

– Эх, Рома-Рома, как был ты троечником у меня, так и остался. Да будет тебе известно, что шотландский и ирландский виски со льдом не пьют, это тебе не кукурузное американское пойло…

– Артем Аркадьевич, не вопрос, исправлюсь!

Генерал резко поднялся, подхватил свой стакан и сделал стремительный для своего крупного тела шаг, вытряхнув содержимое стакана в раковину.

– Товарищ генерал-майор! – подал голос с порога Бамбуровский.

– Да, конечно, – кивнул ему посетитель, и, повернувшись к пациенту, сложил просительно ладошки, – Артем Аркадьевич, простите…

– Да, конечно, Рома, понимаю, служба. Это я могу позволить себе бездельничать, – третий раз за всю встречу улыбнулся постоялец госпиталя, – спасибо, что зашёл-проведал.

– Вам, спасибо, Артём Аркадьевич!

– За что, Рома?

– Да за всё! За науку, за ваше беспокойство, за то, что не даёте мхом зарасти и забронзоветь. Разрешите идти?

– Иди, служи, генерал…

Когда двери за посетителем закрылись, отставник обошёл вокруг журнальный столик, будто любуясь яствами, присел, провел пальцем по запотевшей бутылке, откинулся в кресле и застыл, закрыв глаза и о чем-то крепко задумавшись.

– Артем Аркадьевич, – решил подать голос Распутин.

– А, да, – очнулся от своих мыслей Миронов. – Вы вот что, Григорий, собирайте все эти разносолы и отнесите дежурной смене в ординаторскую. Вместе с бутылкой… Только стаканчик оставь – виски, действительно, превосходный. Сам тоже можешь быть свободен. Уже поздно, а мне ещё о многом предстоит подумать. Последняя просьба… По дороге домой позвони, только не из госпиталя, из любого таксофона вот по этому номеру, передай, что у меня со здоровьем всё в порядке, все обследования провели, даже гостей принимаю… Передай слово в слово, без самодеятельности и ненужных подробностей. Ну всё, курсант, свободен…

Исправный таксофон, который с трудом нашел Распутин, держался в рабочем состоянии на честном слове. Провод, торчащий из трубки, нужно было поддерживать рукой, сама трубка безжизненной плетью свисала из помятого, но работающего аппарата. Чтобы набрать нужный номер, требовалось почти наугад крутить диск с разбитым циферблатом, зато на той стороне ответили уже после первого гудка. Такое впечатление, что звонка ждали. “Да!” – сквозь треск и шипение прорвался удивительно знакомый для Распутина голос. Оттарабанив заученный текст, Григорий только открыл рот, чтобы задать вопрос, но в трубке уже послышались торопливые короткие гудки, и курсант решил интересующий его вопрос отложить на светлое время суток.

Всю ночь начинающему эскулапу снились кошмары. Будто он стоит на броневике над ревущей толпой из солдат и матросов революционного Петрограда и красный кумач до горизонта колышется над штыками, папахами и бескозырками. А рядом, на этом же броневике, примостился последний генсек КПСС Михаил Сергеевич Горбачев и страстно втирает массам что-то там про ускорение и перестройку.

– Не верьте ему! – орёт во всё горло Григорий, – это жулик! Он СССР продал и вас всех продаст!

– А ну, кто тут временные, слазь! Кончилось ваше время! – кричит огромного роста матрос, хватает Распутина за ногу, стаскивает с броневика и тот летит вверх тормашками прямо под ноги солидным господам купеческого сословия, одетых в каракулевые шапки и длиннополые шубы.

– Никогда не понимал этих большевиков, – брезгливо отряхивая соболий воротник, говорит один из купцов, глядя на Горбачёва, – Российскую империю развалили, Советский Союз развалили, ума не приложу, что им вообще от жизни надо?

– Сволочи вы все, мироеды, креста на вас нет, – барахтаясь в кроваво-красном снегу, кряхтит Григорий..

– Ну как же нет? Вот он – крест! Присутствует! – вкрадчиво над самым ухом слышит Распутин голос генерала Миронова, видит самого контрразведчика в комиссарской кожанке и свои руки, примотанные к перекладине креста колючей проволокой.

– Артем Аркадьевич! Зачем это? – изумлённо шепчет Григорий.

– Ну как зачем? – удивляется генерал, – вы же хотели в Рай, Гриша! А там нераспятых нет!

– Да к тому же, с креста оно всегда виднее, куда грести, чтобы не простудиться! – осклабившись, пробасил генерал Рома с черным дипломатов в одной руке и бутылкой Tullamor в другой…

– Поднимай его, братва! – орёт толстяк в бескозырке, и Гриша узнает в нем Бамбука… Крест поднимается над толпой и курсант видит, что он висит над бездной, и стоит еще промедлить хоть секунду – ухнет в преисподнюю..

– Да вот хрен тебе! – орет Распутин в красную рожу Бамбуровскому, рвётся с перекладины, падает и… просыпается на полу рядом со своей питерской кроватью, мокрый и тяжело дышащий..

В госпиталь Григорий пришел раньше времени, дёрганый и невыспавшийся. Несмотря на воскресное утро, у входа он заметил необычное оживление – рядом с санитарными неотложками примостились несколько черных представительских “волжанок”, а чуть поодаль разгоняла мигалками предрассветную хмарь пара милицейских “бобиков”.

В районе солнечного сплетения неожиданно сжались в комок и заныли мышцы, а в висках начала сильно-сильно стучать кровь. Прибавив шаг, Распутин буквально влетел в фойе и с ходу наткнулся на милицейские куртки и шинели, буквально заполонившие помещения.