Сергей Калашников - Своё никому не отдам Страница 2

Вечером же потребовал в свои покои сбитню и калач, после чего выдворил всех. Показывать кому бы то ни было повязку было категорически нельзя, а к тому, что умеет капризничать он челядь приучил давно. Главное, ни матушки, ни батюшки, которые могли бы не посчитаться с его распоряжениями, нынче во дворце нет, так что все эти стремянные да окольничие, да девки сеннные и прочая дворня — они ему не указ. Если не испугать их, конечно, показав, что поранился. Хоть и младший сын, но царский. Перечить ему опасаются.

Утром, в аккурат после завтрака, доложили, что пришла девица Наталья — соученица царевича, и смиренно просит принять её для разговора о правилах извлечения корня. Велел просить. Наташка сразу потащила его в спальню и дверь заложила засовом. Пришла пора менять повязку, для чего всё необходимое принесено с собой в корзинке. Опять разбередила рану, сказала, что процесс идёт правильно, и намазала другой мазью, не той, что вчера.

— А Федотку ты уже перевязала? — вспомнился вчерашний товарищ по несчастью.

— Да. Он, едва рассвело, примчался. Весь из себя учтивый, да предупредительный. Вы не из-за меня ли, часом повздорили? А, Гриня? Говори, не темни.

— Может, и из-за тебя. Только не так, как ты подумала.

— Интересно, а как я подумала?

Гриня понял, что выразился смешно. Ну как парни из-за девок ссорятся?! Понятно, что делят, кому достанется. А вот чтобы вступился, если другой обидел словом, да ещё и за глаза — такого он среди деревенских не примечал. Как-то они в этом на слово несдержанны обычно. И, если не кривить душой, могут неладное о бабе сказать, или о девке. Хотя, брат за сестру всегда в драку полезет, услышь про неё что нехорошее из чужих уст. Так нет у Наташки братьев. А Федотка её плебейкой обозвал. Поэтому пришлось отвести негодяя в сторонку и назначить с ним схватку с оружием по его выбору. Только, как объяснить это деревенской девчонке? Не поймёт ведь. Да и тушуется он рядом с ней в последнее время. Тревожит она его… не так, как в детстве.

— Ну, это не на счёт того, кому тебя сватать…

— И не на счёт того, с кем на Ивана Купалу под ракитами тискаться, — продолжила девушка его незаконченную мысль.

И опять Грише стало нехорошо. Он ведь уже не маленький, знает кое-что. Про то, откуда берутся дети и всё такое прочее. Прохор объяснил. Наталка его годом старше, а в тринадцать девок нередко уже и замуж выдают. А он для этого… ну не вырос пока, что ли. Или боится?

А с Наталкой они давно дружат. Хорошо и искренне. Только в последнее время слышит он в себе, вернее, в том, как относится к подруге, что-то иное. Незнакомое, неведомое и тревожное. Ну, и жениться на ней ему никак нельзя — не благословят родители брак между крестьянкой и царевичем.

— Что-то неучтивое про меня этот Федотка сказал? — Наталка въедлива и обязательно своего добьется. Клещами из него вытянет признание. — Признавайся, а то в другой раз не стану осторожничать, когда повязку буду снимать.

— Мы в лапту играли, а ты мимо шла, он и выразился, что плебейка, а несёт себя, словно княгиня. Ну, я и предложил ему встретиться с утра пораньше. Решил, что тогда он и узнает, как следует отзываться о девушках.

— Ага. Поняла. Это с твоей стороны был такой педагогический приём, — Наташка пять лет просидела с ним за одной партой, так что образование получила царское, и за словом в карман не полезет. Потрепала Гришу по вихрастой макушке, велела полежать в кровати, чтобы не тревожить повязок и дать ране затянуться. Хитро улыбнулась, и была такова.

Знакомы они лет пять или шесть. Его, тогда совсем ещё малого, начал обучать выписанный из столицы гувернёр. Тип строгий и занудливый. Гриц сбегал от него и носился и по дворцу, и по подворью. И однажды наткнулся на девчонку, что принесла лукошко зелени на поварню. С виду — одного с собою росту, да и опрятную такую, хотя и небогато одетую. Его как раз обложили со всех сторон и вот-вот должны были схватить, чтобы препроводить к преподавателю. А она ему помогла спрятаться — накрыла пустым мешком, и погоня проскочила мимо.

А потом — он уже собирался дальше мчаться — велела присесть и отдышаться. Потому что сюда долго никто не заглянет — будут в саду разыскивать чадо малолетнее. Спросила, от чего убегает, и долго смеялась, узнав, что от знаний. Он сильно тогда разозлился и повелел, чтобы её вместо него обучали всем наукам и премудростям. Как раз тогда тоже ни маменьки, ни папеньки не было в усадьбе, так что воспротивится его воле никто не посмел.

За Наташкой каждое утро ездила карета и доставляла её к гувернёру, а Гришка подглядывал и подслушивал. А однажды подсказал правильный ответ, который оказался неправильным и тогда эта крестьянка над ним смеялась. Обидно.

Как-то само так вышло, что с того случая они занимались вместе, наперегонки утомляя бедного учителя вопросами, требуя уточнений или пояснений. Через год был приглашен отдельный арифметикус, потом географикус, учителя франского, бриттского, джаппского. Поэтому Григорий и Наталья проводили вместе много времени. А вот её жизнь во внеучебные часы заинтересовала его только года через полтора. Тогда он и придумал, как сбегать так, чтобы это никого не тревожило. Наталья подучила, да и пестун его, назначенный из старых солдат, оказался ребятишкам союзником — они с Грицем давно ладили.

Поначалу они с дядькой Прокопом выезжали верхом на прогулку, ну а потом в лесу Гриц переодевался и появлялся в деревне в далеко не благородном виде. С мальчишками свёл знакомство, с мамой своей подруги. Сказал, что сын портомойки при царской усадьбе, а сюда убегает, чтобы его не заставляли шлепать вальком порты — он ведь не баба. Это объяснение не вызвало подозрений.

У крестьян жизнь не такая, как в теремах и палатах — много свободнее. А главное — у них куча интересных дел. Рыбная ловля и петли на зайцев. Починка забора или заготовка лозы. Как драть лыко и вырезать ложки. Огород пропалывать утомительно, но он ведь не слабак, чтобы ныть. Опять же если и не говорит никому о своём благородном происхождении, то уступать первенства в любом занятии царевичу не к лицу. То есть — сдаваться без борьбы.

Родители в загородную резиденцию наведывались редко, а сына в столицу призывали и того реже, поэтому причин для того, чтобы отказать себе в доступных удовольствиях было немного. Живой ум, подвижность и весёлый взгляд сына радовали царственную чету каждый раз, когда они сюда наведывались, за что и дядьке и челяди и учителям выражалось удовольствие… и всё продолжалось по-прежнему.

И вот что-то с Наташкой стало не так. В смысле — у Гришки появились к ней какие-то новые чувства. Иной интерес.

К визиту батюшки и матушки рана на боку Гришу уже не беспокоила. Затянулась и почёсывалась, однако носить повязку больше не требовалось. Да и рука действовала почти без ограничений. Наталья перестала к нему заглядывать, зато он продолжил наведываться в деревню и помаленьку принимал участие в ребячьих затеях или делах, к которым привлекали подростков. Ночное — выгон лошадей на пастбище после наступления темноты — это оказалось интересно. И купание голышом в тёмной, как смола воде, и посиделки у костра со страшными историями, и варево в котелке, куда кто только чего не положил.

Царевич черпал впечатления полной ложкой, получал подзатыльники, когда плоховал, давал сдачи, если полагал обиду незаслуженной. С Федоткой не разговаривал ни разу. Спросил у Кольки рябого, откуда этот паренёк взялся. Тот и поведал, что с Берестовской усадьбы заглядывает. Туда, мол, батюшку его перевели по службе в начале этого лета, вот он и повадился в их деревеньку, а чего повадился — кто знает? Если его не трогать — то не дерётся, а если дерётся, то больно. Так что пускай ходит.

Гриня тоже не против. Пускай ходит. Его больше тревожит, успеют ли родители уехать отсюда до Ивана Купалы. Очень уж хочется ему посмотреть на хороводы в лесу, прыгнуть через костёр, а потом взять за руку Наташку и поговорить с ней под ракитой. Не про геометрию поговорить, а о вещах действительно сложных. О будущей жизни и прошлой дружбе. Они ведь не дети уже.

Глава 2. Иван Купала

Обычай гулять в лесу в самую короткую ночь года сохранился с древних времён и блюдётся неукоснительно. Этот праздник в деревнях отмечают охотно, наверное, потому, что за ним начинается покос — время страдное, за которым вскоре следует жатва, а потом подходит срок уборки огородов. Дальше крестьянский быт наполнен трудом до самого снега, после выпадения которого жизнь замирает до весеннего сева, что раньше масленицы не начнется.

На полянах жгут костры, водят хороводы. Расстилают поверх травы скатерти, уставляя их обильным угощением. Для детей — пряники, для отцов семейств — меды стоялые, сладкая бражка девкам и бабам. Но само таинство праздника происходит в сторонке от мест, где шумит застолье. Парни и девушки, что на выданье, отходят парами в сторонку, чтобы потом испросить родительского благословения. Нет, не каждое лето такое случается, но уж если случилось молодым людям познать друг друга в эту ночь, то считается дело это благословенным и для всех добрым знаком.