Мир и нир - Анатолий Евгеньевич Матвиенко Страница 2

Но сейчас важно было не то, что приготовил папа. А в чём.

С видом фокусника он извлёк из-под стола зелёную стеклянную бутылку без этикетки. Накапал из неё для Мюи на донышко и поставил на середину стола. Нам лакей плеснул ореховый нир.

Я напряг память. Вроде бутылок сюда не притянул. Только кеги и бочки от 30 до 50 литров. Мог отец прихватить из квартиры в Орле… Нет. Бутылка больше, чем привычный «пузырь» по 0.7. Чуть неровная. А раз папа столь торжествующе улыбается…

Ну да, брови и ресницы опалены. Неужели?

– Ты сам её выдул? Здесь?

– Сам! – уверен, на лице Колумба, открывшего Новый Свет, не светилось и десятой доли папиного торжества. – Здесь! Из местных материалов. И могу сделать ещё.

Если сказал, значит – сделает. Папа у меня отслужил двадцать пять от звонка до звонка. Не из тех, что чеканит в ответ на любой вопрос: «не могу знать» или «не представилось возможным». И если наладить серийный выпуск…

Я даже не закусил сыром вино. Наверно, мама обиделась. Но я не заметил тогда. Голова, уставшая за неделю от дрязг с придворными чинушами короля, снова заработала как свежая. Причём – в режиме «жаба».

Как пить дать, столичные олигархи уломают Караха пересмотреть наш с ним мой договор по ниру. Причём – скоро. Проект указа давно готов. Отпихнут меня. Если не в конце этого года, то в следующем. Нир больше не будет «жидкой монетой» и госмонополией, а станет товаром. Налог с торговли ожидается немалый – минимум 50 %, а то и даже 75 % от прибыли. Все мои приграничные льготы отправятся пырху под хвост.

В остатке у меня будет местный перегоночный завод с широким ассортиментом и небольшой в брентстве у Дорторрна, столицы королевства, там готовится только сорокоградусная водка из ржаного дистиллята. Львиную долю с навара – отдай в казну.

Оставшегося хватит. Я уже самый богатый в округе. К югу от Дорторрна больше серебра, наверно, только у маркглея Маерра. Это вроде герцога. Или, скорее, маркиза. В столице я по-прежнему – выскочка с периферии, которого пора поставить на место.

А чтобы удержаться, нужен особый бонус. Уникальный. И папа очень кстати его подогнал! 30 литров нира купит трактирщик для богатых гостей, не довольствующихся пивом. Или брент, чтобы пить долго и в компании. Для абсолютного большинства это очень много. Требуется мелкая фасовка. В прежнем мире всё опробовано. Чекушка здесь не нужна. Зато 0.5 и 0.7 – то, что доктор прописал.

Я месяц назад считал, стоит ли делать бутыли из обожженной глины. Не пошло. Плетёные тем более – низкопроизводительный ручной труд. А если стекло… Это же прорыв! Цена одной бутылки пшеничного нира позволит обычному горожанину-ремесленнику купить её и поставить на стол. С литра нира, с розницы, я получу в два-три раза больше навара, чем при продаже бочонками – то есть мелким оптом.

Что ещё важно – не будут спиваться. Здесь не держат бар с изысканными напитками для коллекции или к приходу гостей. Сколько брент купил – столько сразу же и усугубил в компании дружины. Если, конечно, не решил перепродать, примерно как мой предприимчивый тесть. Тогда ещё – будущий. 30 литров на 15 душ? Запросто! Выпьют и свалятся под стол. А им и по поллитре хватило бы.

– Папа… Ты – крут! Сколько бутылок можно сделать в сутки? И они будут одинаковой ёмкости?

Когда я воображал, что буду рассказывать Мюи про ступичный подшипник грузовика, это был чистый сарказм. Папа же на полном серьёзе прочитал получасовую лекцию двум женщинам о премудростях стеклодувного искусства. Я бы многое уточнил у него. Но, боюсь, он растянул бы текст до родовых схваток моей жены.

Мама сидела с каменным лицом, привыкшая к длинным стекольным монологам. Как только папа ушёл на пенсию из армии и получил непыльную работу на полставки, началось. Он купил кирпичный гараж недалеко от дома и начал священнодействовать.

Два раза бушевал пожар. Мелких ожогов – не счесть. Раз серьёзно лечил глаза. Травился. Соседи по гаражам вызывали полицию. Наверно, я всего не знаю, что испытала мама. Однажды сказала мужу: «Лучше бы ты бухал, как другие отставные».

Ну и, понятное дело, все тарелки, вазы, вазочки, стаканчики, пепельницы в квартире стали немного кривыми и разноцветными. Потом в квартирах соседей. Папа получил погоняло «Гусь». Наверно, от названия города Гусь-Хрустальный, стеклодувной столицы России. Или от чрезвычайной гордости, излучаемой им, когда вместо кучи осколков и бесформенных потёков он притаскивал что-то вразумительное.

– …Таким образом, стандартная форма придаётся бутылке, если выдувать её в разъёмной деревянной форме, предварительно смоченной, чтоб раскалённое до тысячи градусов стекло не воспламенило древесину, – вещал отец, словно выступал в телепередаче «стеклодувное дело для чайников».

В такие минуты он был похож на лётчика-истребителя, показывающего ладонями фигуры высшего пилотажа. Папа «пилотировал» не самолёт, а длинную трубку. Демонстрировал, как достаёт из печи свисающую стеклянную грушу на конце этой трубки, выдувает шар, потом вращает, чтоб принял круглую форму.

Я раз попробовал. Отец меня практически заставил. Немилосердно жгло лицо. Я осторожно выдул апельсин, потом грейпфрут ярко-золотистого цвета. В полумраке гаража он смотрелся как что-то магическое. Яйцо дракона из «Игры престолов», не знаю. Папа показал, как вытянуть горлышко, чтоб получился графин. Или вазочка – ну хоть что-нибудь. Но при отделении от трубки моё творение раскололось и упало на бетонный пол. Отлетевший кусочек обжог щёку. Не мое…

Мюи же слушала отца, приоткрыв рот. Примерно, как ребёнок сказку на ночь. Мои родители больше не впадали в прострацию при виде её клыков и не намекали мне поискать дантиста-зубодёра.

Когда оратор сделал секундную паузу, чтоб отхлебнуть винца, она спросила:

– Михаил Петровьич! А ты можешь сделать стекло нам в окошко?

Он тяжко вздохнул.

– Знаешь, дорогая невестушка… Оконное стекло стократ сложнее, чем бутылочное или витражное, если не прибегнуть к методу флоат. Прозрачное должно быть оно. Без примесей. Я не знаю, как добыть здесь поташ, мышьяк, соду. Даже не представляю, как эти вещества звучат на языке Мульда.

Я точно знаю – никак. Потому что среди хрр-мрр-брр местного языка отец вставлял «поташ, мышьяк, сода» совершенно по-русски. Слово «флоат» мне самому не понятно, сделал заметку на память – расспросить. Если магический яндекс-переводчик Веруна не знает здешних аналогов, то их просто не существует.

Восхищаясь зелёной бутылкой, я