Тайга (СИ) - Громов Виктор Страница 20

Не суши мне сердце,

Не томи бедою,

Будь моей любовью,

Будь живой водою!

Вот так. Наташа буквально напрашивалась.

Я дослушал песню уже спокойно. Появился новый вопрос: «Зачем? Для чего она все это время была с Михой? Ради выгоды? Ради деда-академика?» Я не знал. Я вообще ничего о них не знал. И не понимал, что ими всеми движет.

Правда, ночью в палатке от продолжения песни отказываться не стал. Зачем, если девушка хочет? И стыдно мне не было. Я отнюдь не чувствовал себя предателем. То, о чем никогда не узнает моя Наташа, оставшаяся в прошлой жизни, ей точно не сможет навредить.

Засыпал я с поцелуями на щеках, на губах, на плечах, на животе, везде. Эта Наташа оказалась на редкость неугомонной и умелой. Засыпал вполне удовлетворенный тем, что было, но ни капли не влюбленный.

В ухо сопела довольная дама. Адреналин еще будоражил кровь. Сон никак не хотел приходить. В голове крутились тревожные мысли. Одна другой краше. Я гнал от себя все, что связано с прошлой жизнью. Не хотел об этом думать. Что толку? Все равно никак не мог вспомнить, почему оказался здесь.

Я тупо разбирал здешний день по кусочкам, по кадрам. Пытался угадать, что думали все эти люди, когда мы принесли в лагерь Генкину куртку. Что значили их слова и взгляды. Хотя нет. Что это со мной? Я не подумал о самом важном — зачем Эдик позвал меня с собой? Знал ли он, где искать притопленные вещи? Или это все — случайность, простое совпадение?

Мне жутко хотелось верить во второе. И почему-то верилось в первое. Я никак не мог разобраться в своих чувствах. Подозрительными казались все, кроме Зины. Взять хотя бы Антона. Зачем он разглядывал остальных? Пытался вычислить убийцу? Или хотел увериться, что его самого никто не подозревает?

А Санжай. Слишком спокойный, слишком без эмоциональный, слишком уверенный в себе. Такой долбанет по башке и не будет мучиться угрызениями совести. Или будет? И все эти его разговоры о том, что шаманское золото трогать нельзя. Для чего они? Ни для того ли, чтобы заграбастать все себе?

Черт. А еще Юрка с фантастической инфантильностью, эгоизмом и цинизмом. И Наташа… Моя неискренняя Наташа.

Она словно услышала мои мысли, пошевелилась, открыла веки. Спросила сонно:

— Ты чего не спишь? Утром идти. Тоха всех в полшестого разбудит. Спи давай.

— Сплю, — заверил я и закрыл глаза.

Заботится. Тревожится. Сплошная показуха. Хотя, может, я все это себе придумал? Может, это самая обычная паранойя от удара по башке, от перемещения в другую жизнь?

Все, спать. Хватит. Хватит изводить себя пустыми мыслями. Все равно найти ответы ни на одну не получится. Утро вечера мудренее. Эта фраза сработала, как заклинание.

И я как-то незаметно уснул, прекрасно понимая, что до подъема осталось три часа.

— Отстань! — Я попытался натянуть спальный мешок на голову, зарыться него, как в нору. — Отвяжись!

— Не дождешься! — Тоха был неумолим. — Подъем, тебе говорят. Эдик жаждет сделать перевязку. Хватит вылеживаться.

— Отстань! Я никуда не пойду.

Мне дико хотелось спать. Какого черта! Кому это нужно подниматься в такую рань?

— Миш, — Тохин голос стал холодным, как кусок льда, — я тебя все равно подниму. Не заставляй прибегать к крайним мерам.

Мне стало любопытно. Я повернулся и открыл один глаз.

— Это к каким?

— К таким!

И мне на морду выплеснулась кружка холодной воды.

— Ах ты ж!

Тоху из палатки словно сдуло. Я спросонья запутался в мешке, с трудом разобрался в застежке, рванул наружу босиком, запутался в пологе и растянулся на пузе у самого выхода прямо под ноги ребятам.

Лица у всех были довольные.

— Сам виноват, — усмехнулся Юрка, взирая на меня сверху вниз. — Мы тебя всем колхозом почти полчаса пытались разбудить. Не обессудь.

Я сплюнул. Сказал сквозь зубы:

— Паразиты…

И уполз в палатку одеваться. По сути, они были правы. И обижаться не имело смысла.

— Будешь возиться, пойдешь без завтрака! — вдогонку крикнул Тоха.

— Хрен тебе!

Я задернул полог. Зачем? Скорее из вредности. Тоху я точно не стеснялся.

На Наташиной половине лежала моя одежда. Куртка была чуть влажной, штаны же успели просохнуть за ночь на веревке. Я быстро оделся. Потом чуть задумался, кеды надевать не стал, сразу влез в сапоги.

Пощупал затылок, представил, что вновь придется отдирать заплатку, и сморщился, как от зубной боли.

За сборами пришлось наблюдать, сидя на чурбаке и подставив затылок заботам Эдика. Рюкзаков с собой не брали. Девушки подготовили сухпаек. Тоха распределил груз по вещмешкам, так чтобы идти налегке. Я не вникал в подробности, все равно ничего в этом не смыслил.

За всю свою жизнь в двадцать первом веке мне никогда не доводилось ходить в пешие походы через лес. На рыбалку мы ездили с батей на машине, стараясь не забираться в глухие места. Там не нужно было экономить место, отбирая самые необходимые вещи. Железному коню не было никакой разницы, сколько на себе тащить.

Только раз мне довелось сплавлялся на байдарках по реке. И то организацией похода занимались профессионалы. Поэтому здесь для меня все было в новинку.

После сборов распределили оружие: мне с Санжаем достались походные ножи, Юрке — та штука, которой мы с Эдиком рубили рогоз. Тоха взял себе топорик.

Я повесил нож на ремень рядом с флягой и почувствовал себя недоделанным Рэмбо. Только смешного в этом ощущении было мало.

— Все взяли? — спросил Антон. — Думайте сейчас, возвращаться не будем.

— Аптечку! — всплеснул руками Эдик. — Я же ничего вам не собрал! Погодите, пять сек!

Он метнулся под навес, что-то упало, зазвенела посуда. Я вдруг сообразил, что не надел часы. Зря их что ли Мишка с собой принес? Вместе с часами в палатке прихватил и фонарик. Он-то уж точно не будет лишним.

Уже снаружи спросил:

— Коль, а ты вонючку свою взял?

Санжай снисходительно похлопал по своему мешку:

— Обижаешь.

Тут вернулся Эдик с дерматиновой аптечкой на длинном ремне. Протянул мне, только взять я ее на успел. Тоха перехватил медикаменты на полпути, протянул Санжаю. Тот крякнул возмущенно, но повесил на свободное плечо.

Настал момент прощания. Наташа не стала перегибать палку, не бросалась на шею, не пыталась рыдать — только вернись. Она была спокойной и сдержанной. Подошла, поцеловала в щеку.

— Все, — скомандовал Тоха, — пошли. Если чего забыли, без того уже точно обойдемся.

Для начала мы обогнули озеро слева, там уткнулись в свежий бурелом. Старая ель завалилась на бок, бесстыдно обнажив переплетение корней. Под себя она подмяла молодые деревца и заросли незнакомого мне кустарника. Ствол завис над землей на высоте чуть больше полметра. Он щетинился во все стороны обломанными сучьями. Отчего стал похож на гигантский ершик.

Из-под завала сочилась вода, собиралась в ручейки, бежала к озеру.

— Черт, — ругнулся Колька, — вчера этого не было.

— Так гроза… — Юрка не договорил, его перебили.

— Надо обходить.

Тоха повернул налево, пошел в обход. Вскоре стало понятно, что так просто бурелом нам не одолеть. Здесь словно полосой пронесся ураган. Часть деревьев, точно спички, была переломана пополам. Часть завалилась на бок, подняв корнями пласты земли. Нам приходилось забирать все левее и левее. Лезть напролом было бесполезно.

Только через час мы вышли к широкому ручью.

— Как и договаривались, идем вдоль русла? — спросил Санжай.

— Да, — Тоха махнул рукой, — прямо, до излучины. Оттуда на запад.

Он нахмурил лоб, словно засомневался.

— Заброшенный рудник должен быть где-то примерно там.

— Примерно! — фыркнул недовольный Юрка. — Тоже мне, Сусанин!

Тут неожиданно взорвался Коля. Выхватил у Антона компас, вручил белобрысой ехидине. Велел:

— Хватит зубоскалить. Если можешь лучше, веди!