Хроники Перепутья - Алиса Аве Страница 22

Мысли путались и вязли во мгле. Маша оставалась в пределах арены и при этом очутилась в ином месте, не в цирке. Что-то пощекотало ладонь. «Перчатка», – подумала Маша, попробовала поймать то, что нашло её в темноте, и нащупала стебель какого-то растения. От ладони по руке прошло тепло, распространилось по груди и спине, расцвело в теле. Тьма озарилась рассеянным светом, искристым от золотистой пыльцы, исходящей от колоса в Машиной руке.

– Ты перестал прятаться, – улыбнулась девочка огоньку, возникшему перед ней.

Огонёк увеличился в размере, засиял так ярко, что Маша зажмурилась. А когда открыла глаза, увидела, что стоит в светлом поле. Пшеница качалась от ветра. Маша не чувствовала дуновения, лишь тепло. Колосья испортила болезнь, но они всё же светились. В них оставалась сила, болезнь не сумела вытравить из поля золотого сияния. Колосья стремились помочь, пролить свет над замершей в темноте девочкой.

– Свет, – сказала Маша колосьям, глядя, как мрак отступает от настойчивого свечения. – Мой ответ – свет.

Каменистые споры и ржавый налёт слетели с колосьев. Шар света вспыхнул и увеличился, озаряя бескрайнее поле. По колосьям пробегали волны от ветра, которого не было. Маша увидела Егора, Платона и клоуна. Золотая пыльца вилась над ним, оседала на плечи. Белая краска сходила с лица, исчезали слеза, колпак, шутовской костюм. У клоуна оказались русые волосы, глаза так и остались разными, но теперь стали голубым и зелёным. Машин огонёк замер над клоуном и проливал на него большую часть света. Клоун стоял со спокойной, простой улыбкой немного уставшего человека и держал Платона за руку.

– Маша, спасибо тебе, – сказал он звонким мальчишеским голосом.

Шар опустился на клоуна, и уже было не разобрать, свет ли озарял его или это он сам источал сияние. Платон стоял рядом, яркий и счастливый.

– Теперь мы можем идти!

Клоун превращался в чистый свет, и вот Платона держал за руку силуэт, наполненный золотым сиянием. Змеи на браслете пришли в движение, распахнули изумрудные глаза и тихо шипели. «Им явно не по душе столько света, – отметила Маша их недовольство. – Вот и хорошо!»

– Маш, – к ней подошёл Егор, – ты нашла Хранителя!

– Он Хранитель? – с сомнением произнесла Маша. – А сразу сказать не мог?

– Он потерялся, так же, как мы, – шепнул Егор.

– И всё-то ты знаешь! – усмехнулась Маша и взяла Егора за руку. – Я рада, что и ты нашёлся.

Маша подставила лицо под тёплое сияние. Хранитель! Надо же! Теперь негодование змеек стало понятнее.

– Поле называют ярмаркой судеб, потому что на ней можно судьбу найти и потерять, – заговорил Хранитель. – А можно, обладая горячим сердцем, получить второй шанс. Твоё сердце, Маша, светит настолько ярко, что ты смогла очистить тьму одним-единственным словом и верой в него. Ты выбрала свет. И мы, ненужные души, украденные колдуном, и обитатели ярмарки, день и ночь прозябающие в поисках чего-то неизвестного и неуловимого, можем отправиться дальше. Мне суждено было стать Хранителем ещё в нашем с тобой мире. Но я не смог понять предназначения. Хуже того, отказался от него. И, попав сюда, нырнул во тьму, выбрал личину клоуна, которую навязал мне колдун. Но я сохранил души, – он поднял светящуюся руку. За ней дети увидели вереницу маленьких огоньков, – а ты привела ко мне мой свет. Я послал его блуждать по Перепутью. Крохотную часть меня, сохранившуюся в испорченной душе. С надеждой, что однажды он найдёт на Перепутье кого-то похожего на мою маленькую сестрёнку, которая любит непутёвого брата и верит в него, как бы сильно он её ни отталкивал. Ты спасла меня. Я же спасу Платона.

Платон приплясывал возле него. Маша шагнула к малышу, но Егор остановил её. Платон махал шариком, который невероятным образом уцелел, когда сияние стёрло цирк. Хранитель погладил малыша по голове, и Платон успокоился, застыл и смотрел уже не на друзей, а будто бы внутрь себя. Он явно что-то видел, и от этого его лицо озарилось радостью.

– Его надо отвести обратно, – вымолвила Маша. Она хотела обнять Платона и не отпускать, но понимала, что ему надо идти с Хранителем. Для Платона Маша была лишь временной защитой в мире Перепутья, сейчас он перешёл под защиту того, кто проведёт его дальше, – его папа ждёт, его нельзя отправлять по реке.

– Я сделаю, как ты хочешь, – заверил Хранитель. – Сегодня выбор за тобой. Запомни, пока ты на Перепутье, для тебя всё время – сегодня. И выбор за тобой. Выбирай сердцем, Маша, и не прогадаешь.

– Но что же делать нам? – Хранитель засиял ярче, принимая Платона в свой свет, и Маша заторопилась задать волнующий её вопрос: – Как нам одолеть ведьму и спасти Костика?

– Идите Тропой забытых до Истока. Там вы отдадите то, что захотите вернуть. Помните и то, что ничьё место не может быть пустым. Перепутье неизменно.

Хранитель устремился в небо. Фонарики душ взлетели следом, на миг замерли звёздами и погасли. На потемневшем поле светилась тропка. Хранитель оставил детям указатель.

Глава двенадцатая. Тропой забытых

Перепутье неслось под ногами. Подсвеченная тропа вела Машу и Егора вдаль, оставляя за ними золотую пшеницу. Освобождение мальчика-клоуна исцеляло колосья от болезни, стебли и зёрна наливались жизнью. Маша и Егор шли близко друг к другу. Без Платона они ощущали пустоту. Маша держала камень, он придавал сил.

– Голова кружится, – Маша не жаловалась, сказала, как было. Никогда ещё она не передвигалась так быстро, хотя они даже не бежали, шли и шли. Бежало поле и время. Хмурое небо темнело, возвращались сумерки, густые, тёмно-фиолетовые вдалеке и жёлто-коричневые, впитывающие свет тропы по мере того, как приближались к ребятам.

– У меня тоже, – так же спокойно ответил Егор.

– Как думаешь, он отведёт Платона к папе?

– Конечно, он ведь обещал тебе.

– Ты ему не верил.

– Я не знал, что он Хранитель.

– Мы же встретимся с Платоном? – Маша не отрывала взгляда от сочных колосьев. – И с тобой? Когда я выберусь обратно вместе с Костей.

Она всхлипнула. Егор чуть не остановился. Вопрос Маши застал врасплох, тропинка подтолкнула его, напомнив о скорости.

– Я не знаю, – честно признался он.

Тропинка перестала светиться. Правая нога, шагнув вперёд, удлинилась, не найдя опоры, Маша рухнула в раскрывшуюся пропасть.

– Маша! – Егор удержал её за руку и не дал упасть.

– Мамочка, – пискнула Маша.

Егор втащил её обратно. Они повалились на землю. Поле обрывалось бездной.

– Спрячь меня, – заныл камень.

– Я чуть тебя не выронила. – Маша поцеловала каменного друга и спрятала в карман. – Прости.

– А я чуть не выронил тебя, – просипел Егор.

– Точно. – Маша не могла отдышаться. Но тут она открыла рот и хлопнула себя по лбу. – Вот блин!

– Что? – испугался Егор. – Что-то сломала?

Маша потёрла глаза и расхохоталась. Перевернулась на живот, подползла к краю пропасти, одной рукой цепляясь за Егора. Егор пополз за ней.

– Что случилось? – спросил он.

– Я рюкзак в цирке оставила! – Маша глядела в бездну и смеялась. – И думала, почему так идти легко. Все учебники. Я домашку не сделаю. По русскому пословицы задали написать! И телефон в рюкзаке!

Егор таращился на неё, как на сумасшедшую.

– Ну тебя, ты не понимаешь! – от его растерянного выражения лица Маша захохотала ещё сильнее.

Эхо вторило Маше, унося смех в пропасть. Перепутье не изменяло себе, пропасть явно была бездонной, сумерки заполняли её почти доверху, струйками изливаясь в небо. Одна струйка прикоснулась к Машиной щеке. От влажного прикосновения Маша перестала смеяться. «Точно бездонная, и наверняка внизу сидит очередная Матерь Ночи или другая жуть, похожая на неё», – Маша свесила голову ниже, убедиться в догадке. Сумерки перемешивались и переливались, что-то пульсировало в их густоте.

– Там кто-то есть! – ахнула Маша.

Исполинская тень выросла из колышущегося полумрака. Маша вскрикнула и отпустила Егора.

– Что это? – побледнел он сильнее обычного.

– Ты прежде здесь такого не видел?

– Я мало что видел. – Егор часто заморгал, словно не мог поверить в растущую над ними тень, которая по мере увеличения обзавелась рогами.

Дети перешёптывались, почти не размыкая губ, чтобы тень не услышала. Но ту не занимало копошение на поле, она расхаживала по бездне.

– Человек-олень, – задержал дыхание Егор, – у него рога!

– Великан-олень, – поправила его Маша.

Существо в пропасти походило и на человека, и на оленя. Гигантскую, вытянутую, но вполне человеческую голову украшала корона из листьев. Маша насчитала двенадцать ветвистых наростов – с рогов свисали гирлянды то ли из лиан, то ли из слоёв паутины. Глаза оленя походили на две полные луны. Руки висели вдоль могучего тела, украшенного узором из завитушек и переплетений, ноги были оленьи.

– У него