Последний министр 4 (СИ) - Гуров Валерий Александрович Страница 23

— Это совершенно невозможно! — возмутится один из немцев. — Возмутительно.

— Вас что именно возмущает, уважаемый? — уточнил Александр Дмитриевич. — Что русские немца гонят? Так ничего удивительного тут нет.

— Как вы собираетесь это реализовать? — подключился Людендорф, пытаясь вернуть конструктив «обмену мнениями».

— Молча. Так чтобы кайзер силами своих генералов ударил по Антанте на западном фронте. Неожиданно. Кроваво. Разгромно.

Протопопов закончил словами:

— Выбор за вами, господа.

Повисла тишина.

Остальные члены российской делегации за весь диалог не проронили ни слова. Да и честно говоря половины не поняли на немецком. Протопопов говорил все то, о чем накануне было обговорено с Государем Николаем, но как он все заворачивал! Беляеву, Голицыну и остальным оставалось диву даваться.

Немцы же тщательно взвешивали услышанное со всей присущей дотошностью и скрупулёзностью.

— Предположим. Что требуется в ответ от нас? — вдумчиво спросил глава немецкой делегации.

Протопопов ожидал этот вопрос и знал, что немцы в целом положительно воспримут озвученное предложение. Поэтому тотчас начал перечислять условия:

— Первое. Россия выходит из войны в границах начала 1914 года. К нам примыкают польские, литовские и курляндские земли, — уверенно заявил он.

По миру 1918 Германии отходили Польша, Литва, часть Белоруссии, Украины, Эстонии и Латвии, а дополнительно — Моонзундские острова и Рижский залив. Теперь Александр Дмитриевич требовал тоже самое.

Только наоборот.

— Второе. Нейтралитет Германской и Российской империй, но не с Центральными державами в целом, а конкретно с вашей страной. В течение 30 дней с завтрашнего дня. Через месяц когда вы сделаете то, что должно вам, а мы то, что должно нам — проработка и заключённое мирного договора на условиях, которые станут обговариваться отдельно.

Немцы, совершенно ошарашенные, молчали.

— Решение вам необходимо принять до конца сегодняшнего дня. Вечером мы возвращаемся в Петроград — с ответом или без оного.

— Вы ставите нам ультиматум? — одновременно нахмурился и налился румянцем немецкий глава делегации.

— Именно, — согласился Протопопов без промедлений.

Глава 10

«Мы обязаны сделать это тяжелое дело… Вернее, легкое дело. Вернее, среднее, вернее, средне тяжелое с примесью трудных моментов легкого дела…», Губка Боб квадратные штаны.

Год 1917, январь 22, на железнодорожной станции Брест-Литовска.

Что ответили немцы? Давайте разбираться по порядку. Вернёмся сначала к Александру Дмитриевичу Протопопову с его текущими делами.

Итак.

Недолго припомнить, что масштабное весеннее наступление, на которое возлагала большие надежды Антанта и которого так страшилась Германия и Ко, намечалось между 1 апреля и 1 мая 1917 года.

Времени до сего действа оставалось почти полных два месяца. С одной стороны — времени много, а с другой — как посмотреть. Может так оказаться, что время это уже упущено окончательно и бесповоротно.

Однако не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять — для России это наступление, и даже подготовка к нему, были палкой о двух концах. Опять таки, дабы определиться с концами, надо решить как относится к предстоящим событиям и как себя внутри них позиционировать.

Так, участие Российской Империи в подготовительных манипуляциях Антанты (причём отнюдь не на последних ролях, а в качестве убойной прорывной силы) напрочь перечеркивало все еще робкие попытки замириться с врагом через сепаратный мир. При этом одновременно, весеннее наступление Антанты позволяло держать врага за яйца, крепко так держать, основательно. И в принципе склоняло оппонентов из вражеских держав к немедленным переговорам и к скорому поиску реальных решений завершения многолетнего конфликта.

Но как уже говорились чуть раньше, до настоящего мира, и даже до вразумительных переговоров с участием высокопоставленных лиц, было как до Америки на вёсельной лодке через мировой океан.

Поэтому, когда непродолжительный разговор с немецкой делегацией подошёл к исчерпывающему концу, а русские делегаты удалились обратно в свой поезд, настроения среди них царили самые разные. У некоторых ощущалось некоторое смущение, другие же имели приподнятый дух.

— Ой-ой-ой, — тяжело качал головой министр иностранных дел Покровский, бледный как полотно. — Ну и шороха вы навели, милостивый государь! Даже не берусь ручаться, как все теперь для нас обернётся. Если смотреть с точки зрения дипломатии — это полный провал!

Обращался он, понятное дело, к Протопопову.

— Нормально шороху навели, Николай Николаевич, будет вам, — отвечал ему Римский-Корсаков, покручивая свои пышные усы. — Никакой это не провал.

— Что ж нормального то? Мы по сути не оставили врагу никакого внятного выбора. Какая это такая дипломатия? — искренне возмутился министр иностранных дел.

— Вот именно, это не дипломатия, а самый настоящий ультиматум, — живо согласился премьер Голицын, не то чтобы особо возмущаясь, но называя вещи своими именами. — Тут либо да, либо нет. Позиция у нас такая.

— А вот мне больше понравилось, как Александр Дмитриевич с ними по ихнему шпрехал без переводчика, — сказал военный министр Беляев, хихикая. — Они обалдеди аж от такой наглости, что им условия по немецки называют. Глазища как вытаращили!

Протопопов улыбался.

— А разве по другому можно с ними? Или есть какие иные варианты мне неизвестные, которые бы нас с вами устраивали, кроме уже мной озвученных? — сухо спросил министр внутренних дел, пожимая плечами.

— Вы лучше вот что скажите, милостивый государь, — вопрошал Покровский, не желая успокаиваться и принимать позицию Протопопова. — Если немцы не успеют дать нам конкретный ответ до вечера сегодняшнего дня, мы тогда и вправду развернёмся и уедем? И пропадом все пропади, трава не расти? Как вы это себе видите?

— Уедем, не вижу иных возможностей, — ничуть не колеблясь, подтвердил Протопопов. — Ждать мы точно никого не станем. У них в наличии вагон времени для принятия решения. Пусть жопами своими пошевелят, глядишь успеют.

Надо отметить, что инициатива сократить срок ожидания до нескольких часов, была личной инициативой Александра Дмитриевича, никак доселе не согласованной с царём, как и с делегатами. Государь Николай вовсе полагал, что делегация озвучит предложение немцу и незамедлительно отбудет обратно в Петроград. Ну а там, некоторое время спустя, в ответ получит специальную телеграмму. Так положено по дипломатической практике, Покровский же не просто так возмущается. Вот только поблажек Александр Дмитриевич никому давать не собирался и идти на поводу каких бы тотем было практик — тоже. И не всегда на то требовалось высочайшее повеление. Иногда нужно другое — ориентироваться в ситуации в моменте и не бояться принимать ответственное решение. А Александр Дмитриевич решений не боялся, как и ответственность за них брать.

— Хочу вас в таком случае сразу предупредить, что так в дипломатической практике не заведено. Любые мало мальски серьёзные решения на высшем уровне требуют тщательной проработки и детальней скрупулёзной подготовки, — пояснил свою позицию Покровский, как дипломат. — Задача любой делегации — осуществить зондирование почвы, выявить ключевые запросы противоположной стороны и уже после искать компромиссы между сторонами, и то после целого ряда согласований...

— Да пусть они этот свой зонд в жопу себе же и засунут, зондировщики, — звонко расхохотался Римский-Корсаков. — Я нашего министра внутренних дел полностью поддерживаю, и окажись на его месте поступил бы точно также. Нечего с ними сюскаться. За жабры надо таких падлюк хватать!

Сан Саныч артистично изобразил хватание за жабры невидимого врага. Оскалился хищно. Ну радовало старика происходящее, что Россия в кой то веки Европе зубы решила показать.