Валера - Dey Shinoe Страница 23

Проползая по ней, я встаю на ватные ноги. Моя героическая отвага привлекает внимания тех ребят, что сидят ближе всего к окну. Видеть столь ошалевшие лица — услада для моих глаз. Я подмигиваю паре шепчущихся девиц и толкаю окно ногой, чтоб шире распахнуть форточку.

Дальше дело за малым.

Наступив на карниз, я делаю широкий шаг вперёд.

— Благодаря заданным координатам, мы можем рассчитать маршрут от точки «а» до точки «б», — раздаётся голос того самого деда, что-то чертившего у доски. Про себя молюсь, чтобы этот мужик продолжал пиздеть. Попутно я забираюсь в помещение и плюхаюсь на подоконник. Парню, сидящему у самого окна, грожу кулаком.

Как только дед снова поворачивается к трибунам, я ныряю вниз.

По полу ползти как-то стрёмно и не по-пацански, но делать нефиг. Я иду вприсядку до проёма между рядами.

— Кто-нибудь помнит, что мы изучали на прошлом занятии? — выдержав короткую паузу, дед снова говорит: — Да, Марина, спускайся.

Я слышу, как скрипят половицы под чужими ногами, когда кто-то встаёт. Цокают каблуки на другом конце трибуны. Воспользовавшись моментом, я быстро спускаюсь тремя рядами ниже в боковом проёме, после чего сажусь на лавку. И уже по лавке подползаю к Овечкиной. Уж её-то кудрявую башку я узнаю из тысячи. Такой шевелюре могут позавидовать даже негры.

Заметив меня, Овечкина испуганно вздрагивает и зажимает рот ладонью. Я прислоняю палец к своей пасти и шикаю на неё.

— Как ты здесь оказалась? — спрашивает Лариса, хлопая округлившимися глазами.

— Жопой об косяк, — отшучиваюсь я, ища глазами старосту.

Пока у доски решаются какие-то важные экономические задачи, слухи о моём прибытии наконец-то доходят до нижних рядов и привлекают уйму внимания. Даже внимание старосты.

Овечкина продолжает доставать меня и трясти за руку, когда мой и Пашкин взгляды встречаются.

Я поднимаю брови. Он сердито хмурится.

Я закатываю глаза. Он крутит пальцем у виска.

Этот пёс портит мне всю малину. Сейчас я — звезда чудного утреннего шоу, и он не помешает мне насладиться триумфом.

***

Ладно, беру слова назад. Наслаждаться, реально наслаждаться вниманием у меня получается минут пять. Потом это всё превращается в настоящий заёб.

— Какого хуя они пялятся? — кивая на озирающиеся в мою сторону нижние ряды, спрашиваю я.

— Ещё бы они не пялились, — отвечает Лариса, пудрящая лицо.

Усатый дед объявляет начало перерыва. Вся эта шушера начинает расходиться, но не перестаёт поглядывать в мою сторону. Это реально меня раздражает. Я чувствую себя клоуном в цирке. Хотя это они, а не я, придурки и чудики.

— Лер, — снова говорит Овечкина, — пару дней назад ты навела шумиху в столовой. Сегодня залезла на пары Александра Сергеевича по дереву. — Я улавливаю в словах Ларисы некое осуждение… или обиду, и это меня не радует. Овечкина кидает косметичку обратно в рюкзак, где, походу, валяются одни бабские принадлежности, и прижигает меня взглядом. — Ты теперь в центре внимания.

— Это чё, плохо?

Лариса пожимает плечами и опускает глаза обратно в свой рюкзак.

— Ты совсем на себя непохожа, — произносит та и достаёт какую-то мелкую синюю коробку. — Держи, — она протягивает её мне не глядя. — Я купила тебе линзы.

Я тут же выхватываю линзы из её руки и с жадностью голодного зверя начинаю распаковывать коробку.

Действительно, в ней находятся несколько пар линз. Не передать словами, как это меня приободряет.

Я кидаюсь обнимать надутую Ларису, сгребая её локтем за шею. Она ойкает и поджимает губы, но я-то на опыте и знаю, как обращаться с дамами.

— Девчуля, — распеваю я. — Ты просто Богиня. Ты знала это? Знала, ну точно же знала! Богиня моя!

Овечкина фыркает, но я всё равно замечаю, как на её губах проскальзывает намёк на улыбку. На моих-то она уже давно сияет. Такое счастье привалило.

Спустя ещё минут пять Лариса демонстрирует мне свои навыки вставляния… или вставливания, в общем, помогает с линзами. Несколько раз эта пуделиха почти выкалывает мне глаз ногтями, и я даже обзываю её дурой вслух. Но она отвечает мне таким же резким «молчи, тупица», и даже это кажется мне подозрительно знакомым и приятным мигом.

Дальше я действительно молчу. Не хочу лишать Лерку зрения.

— Готово, — чуть погодя сообщает Овечкина.

Я открываю глаза и начинаю усиленно моргать. Чувствовать инородный предмет в глазу вообще не в кайф. Кулаком я протираю веки, а потом вдруг смотрю — и вместо расплывшегося тусклого месива передо мной удивительно чёткая и даже немного позабывшаяся картинка. Я вижу всё до мельчайших подробностей. У Ларисы… чёрт, у Ларисы ужасный прыщ на носу. Я же не должен ей об этом говорить, верно? Точно, не должен. Она расстроится, будет реветь, может даже ёбнет меня. Но если я ей не скажу, то она решит, что я хуёвый друг, и, возможно, потребует линзы обратно. А пока будет их выковыривать, заодно прихватит оба моих глаза. Нет! Я точно не должен говорить Ларисе о прыще. Она ведь только что пудрилась, соответственно, смотрелась в зеркало? Я не должен этого делать. Не-а. Ни за что.

— Со мной что-то не так? — спрашивает Овечкина.

Я накрываю рот рукой и отползаю назад.

— Лер?.. У меня что-то на лице?

— Да, — вырывается из меня. Я начинаю нервно трясти башкой, переча себе.

Лариса придвигается ближе и спрашивает шёпотом:

— Прыщ, да?

— Так ты знаешь? — убирая руку с лица, я судорожно вдыхаю.

— Ага. Всё утро пыталась его замазать, но он только больше становится из-за этого. — Она поджимает губы и собирается вставать. — Мне нельзя попадаться Васе на глаза. Вдруг он решит, что я уродина. — С этими словами Лариса плюхается обратно на лавку, и её плечи начинают мелко дрожать. — Он же тогда не позовёт меня на свиданку, Лер…

— Воу-воу, полегче, — выдохнув, я вскидываю руки и одну кладу Овечкиной на плечо. — Во-первых, если ты ему уже нравишься, парочка прыщей его не спугнёт. Его скорее спугнут твои вопросы «с подвохом» о прыщах. Нет, серьёзно, никогда не спрашивай у него «что-то не так?», если ты сама понимаешь, что что-то не так.

Я перебрасываю ногу через лавку и сажусь на неё, как на велик. Овечкина поворачивается в мою сторону, продолжая слушать меня, повесив нос.

— Во-вторых, я видел, как этот тип впрягся за