Шофер. Назад в СССР (СИ) - Март Артём Страница 3

Так это что? Я умер? Умер и попал… куда?

— Ты, это, — вкрадчиво посмотрел на меня Боевой, — оклемался? Че эт с тобой было-то? На тебе, и в обморок!

— Какой сейчас год? — спросил я Боевого, этого призрака из прошлого, очень живым и непривычным молодым голосом. Сам удивился, как прозвучал мой голос.

— Я, вообще-то, уже неделю ни капли в рот не брал, — обиженно посмотрел на меня Боевой. — Что за глупые намеки?

— Да какие намеки? — отмахнулся я. — Год-то какой?

Боевой недоверчиво скривил обветренные губы, помолчал пару мгновений и проговорил:

— Девятое июля тысяча девятьсот восьмидесятого. Вот видишь! Помню! В числах не путаюсь. Да трезвый я! Трезвый! Алька бы меня на работу не пустила с перегаром!

— Это очень хорошо, — словно одурманенный проговорил я, — что не пустила бы! Широко улыбнувшись, я метнулся вверх по насыпи, к дороге.

Выскочил к машине и одним махом запрыгнул на ступеньку. Заглянул в зеркало заднего вида. Оттуда на меня посмотрел загорелый молодой мужчина с широкой улыбкой и копной растрепанных светло-русых волос на голове. В его голубых живых глазах горели веселые искорки.

Искорки, о которых мне говорили все девчонки в станице, что заглядывались на меня. Я растерял эти искорки по ходу жизни, а теперь вот они, снова весело пляшут на голубых радужках.

На меня смотрел… Молодой я! Совсем такой, как на старых фотографиях! Мне давно уже стало казаться, что я и забыл, как выглядел тогда, в молодости! Но сейчас, когда мое собственное молодое лицо блестело белозубой улыбкой в зеркале, я почувствовал, будто всегда был таким!

Так. Боевой сказал восьмидесятый год. Это значит… Мне двадцать лет! Только-только из армии и за руль!

Случайно мой взгляд упал в кабину, на сидение. Там лежала свернутой газета. Не раздумывая, я дернул дверь и бросился внутрь. Схватил номер, все еще немного пахнущий типографской краской.

— Свежая, — прошептал я себе под нос, — ни год, ни два. Даже не месяц!

Когда я развернул лицо газеты, прочитал вслух:

— Московский комсомолец Номер сто пятьдесят три. Шестое июля восьмидесятый год… Цена две копейки… Быть того не может…

С первой страницы, чей уголок был оторван и, видимо, пущен Боевым на самокрутки, на меня смотрели улыбающиеся мужчины и женщины.

— Девиз, — начал читать я, — ударный труд. В студенческих отрядах страны разворачивается социалистическое соревнование… Свежая! — Не дочитав, я обернулся к Боевому, — Свежая газета!

— Да какая ж она свежая⁈ — Удивился Боевой, пыхча поднимаясь на дорожную насыпь, — От шестого числа ж. Мне ее Федотыч на самокрутки отдал.

— На самокрутки… — протянул я задумчиво, но весело, — здесь курят самокрутки!

А потом бросил газету обратно и соскочил с подножки.

— Игорь, — закричал мне вслед Боевой, — тебе мож плохо? Мож голову от солнцу-то прихватило?

Постепенно понимая, что происходит, я обежал кузов самосвала сзади, бросил взгляд на дорогу.

Трасса Армавир — Отрадная, была немного уже, чем буквально… буквально мгновение назад, когда я ехал к Красной на маршрутке. Узкая, и никакой разметки. Эта дорога — единственная жила в эти времена, соединяющая город Армавир с Красным сельским поселением.

— Я умер, что ли? Или все это, вся моя жизнь оказалась дурным сном под этим тополем?

Я глянул на могучее дерево, что тянулось к небу. В его зеленой листве шумел ветер.

— Ты что распрыгался, как кот молодой? Чай не март! — подошел Боевой.

— И не январь, — весело сказал я. — Что стоим-то? И куда едем?

— Ты что, молодой, — удивился он, — память растерял? А точно не пил, пока я не вижу? Да вроде, — он сделал вид, что всматривается мне в глаза, — вроде трезвый. Альку, вон, прошел, с ее стаканным медосмотром, — рассмеялся Боевой.

— Да нет. Нормально все, — я отмахнулся, — что-то припекло и головой, видать, ударился.

— Головой, значить, — скривил он губы, — ну ладно. А сейчас как? Болит голова?

— Не болит, Боевой, — улыбнулся я, — не переживай ты.

— Хорошо, что не болит, — облегченно сказал старик, — а ехали мы в Армавир, в шарашку одну. Там запчасти надо выписать.

Я задумался. Похлопал по нагрудному карману рубашки и вынул оттуда свернутую желтоватую бумажку. Развернул. В путевом листе и правда значился пункт назначения: город Армавир, улица Розы Люксембург двести тринадцать.

— А списки запчастей все у меня, — Боевой тоже похлопал себя по карману пиджака, — вот только никуда мы теперь не поедем. Встала, эта зараза старая, — сплюнул он и добавил матом, указал на ГАЗ, — че-то коробка завыла. Скорости перестали вставляться. А потом она к-а-а-а-а-к хрустнет, и все. Стали как вкопанные.

— Значит, нам надо в гараж, — сказал я решительно, — ремонт произвести.

— И лупки от завгара получим. Он уже неделю злой, как голодный телок ходит. Матюкать нас будет, на чем свет стоит.

— А что злится-то?

— Да запчасти все ждали, дождаться не могли. А тут вот они! А мы с тобой встали. Значить, — он пожал плечами, — не будет снова запчастей.

— Ничего страшного, — хмыкнул я, — с завгаром, с Федотычем, — вспомнил я его имя, — я как-нибудь управлюсь. А машина без ремонта с места не двинет.

Это было странное, почти забытое чувство, которое однако, быстро обуяло меня, и я тут же его принял. Это было чувство шоферской свободы. Получил поручение, и крутись как хочешь. Все только в твоих руках. Я с такой радостью проникся этим, что тут же загорелся желанием вытащить нас с Боевым из передряги.

— Мда. Ну мы на полпути до Армавира стали. До станицы километров десять. До гаража все пятнадцать.

— Ну и ладно, — пожал я плечами, — Сиди, Боевой, здесь. А я за помощью пошел.

— Чего? — выпучил он глаза, — вдаль такую?

— Ну а что еще делать? Если никто не проедет из наших, так будем куковать до ночи, пока не хватятся. А так, может, встречу кого по пути. А может, — я хлопнул Боевого по плечу, — ты встретишь. Тогда меня по дороге подберете.

— Хм. Ну как знаешь, — пожал он плечами.

— Ну тогда бывай, Боевой, — я достал из кармана кепку-пирожок, отряхнул об колено, — не безобразничай тут.

Когда я отошел от машины метров на десять, меня словно осенило. Это ж Боевой! Как его одного оставлять⁈

Вернувшись, я немедленно застал его в кабине, занюхивающим собственный рукав.

— Боевой, — запрыгнул я на подножку, — ты че тут делаешь?

— А че я делаю⁈ — Обратил он на меня перепуганные глаза, а сам спрятал что-то за полой пиджака.

— Чекушку, что ли, прячешь? Ммм?

— Да ничего я не прячу! — Обиделся он, — с чего ты взял⁈

— Так, — я строго поджал губы, — не надо. Знаю я тебя. Я сейчас отойду, а ты пьянствовать будешь. Напьешься — уснешь! И машину пропустишь!

Строго посмотрев на Боевого, я протянул ему ладонь.

Он непонимающе посмотрел на руку, потом с какой-то опаской на меня. Проговорил:

— Чего?

— Чекушку давай.

— Да нет у меня водки!

— Ой, Плетешь… — Сузил я глаза, — Буду тут стоять, пока не отдашь. Ясно? Не хватало еще машину из-за тебя прозевать.

Боевой глубоко вздохнул, засопел, а потом достал из кармана маленькую бутылочку. Протянул мне.

— Доедем до гаража, — спрыгнул я, — верну.

— Ай… — Боевой обиженно махнул рукой и выбрался из машины. Закурил, — иди уж. Не хочу долго тут один сидеть.

— Да не обижайся, — я пошарил в кармане, достал пачку сигарет. Сам то я давно уже бросил. Году в две тысячи десятом. И крепкие сигареты мне были ни к чему, — на вот, — протянул я Боевому пачку Космоса с фильтром, — перекури, пока меня нету.

Боевой благодарно посмотрел на меня. Его живые глаза радостно блеснули. Он критически осмотрел свой окурок мятой самокрутки и брезгливо отправил его щелчком в полет. Тут же принялся за новую свеженькую сигарету.

Обойдя ГАЗ со стороны его белого носа, я посмотрел назад, надел кепку, чтобы прикрыть глаза от солнца. Вдали, над горячим асфальтом, плясал воздух. Впрочем, также он плясал и впереди, со стороны Армавира. Вот только буквально через мгновение, я услышал шум двигателя. Громко рычал самосвал.