Плюшевый: кулак - Сергей Александрович Плотников Страница 3

Отец моего нового тела повел себя на месте трагедии весьма нетривиально. Что бы я сделал на его месте? Первым делом велел бы своим людям взять под контроль ключевые точки и проверить, зачищена ли локация. Во-вторых, бегло опросил бы детей — раненые, плохо себя чувствующие, спрятавшиеся здесь? Все ли на месте? Нет ли лишних — каждый ли знает всех детей в поле своего зрения? (Шпион под видом ребенка маловероятен, но возможен). В-третьих, оказал бы первую помощь, если чья-то жизнь в непосредственной опасности. В-четвертых, вместе с теми из своей команды, кто не занимается зачисткой, взял бы детей «в коробочку» и вывел на улицу и дальше к эвакуационному транспорту максимально безопасным маршрутом. В-пятых, если обстановка позволяет, отрядил бы кого-то забрать или уничтожить тела погибших. На все про все — минуты две, если нет никого истекающего кровью.

Что сделал этот тип?

Поначалу он действительно показался мне профессионалом: его люди заняли все нужные точки даже без приказа. Но вот на пункте два он сломался.

Даже не поинтересовавшись самочувствием детей, он поглядел на безголовое тело подростка в белом, потом перевел взгляд на остальных ребят и грозным тоном спросил:

— Достойной ли смертью погиб Кай?

— Он защищал Лиса! — крикнула та вредная девочка, которая говорила, что отец меня накажет.

— Значит, достойной, — кивнул мастер-наставник. — Воздадим же ему хвалу!

— Вечная слава тому, кто смертью достойной погиб!.. — нестройно выговорили дети. Я еле успел сделать вид, что присоединился: то есть открыл рот так же, как все. Довольно длинная фраза, явно заученная. Интересно, как часто им приходится ее произносить?

— Кай погиб достойной смертью! — еще раз повторил мастер-наставник. — Будьте, как Кай!

Потом поглядел на меня.

— Лис! Почему ты все еще оскверняешь руку оружием⁈ Ты забыл все принципы нашей Школы⁈ — тут он опять поглядел на остальных детей. — Тот, кто взял оружие — не человек, а раб! Раб своего оружия! Потерял оружие — потерял способность сражаться! Разве это достойно нас⁈

— Не достойно, мастер-наставник, — ответили дети, явно приученные вот так вот говорить хором.

«Фанатик, — подумал я. — Или лидер секты».

Потом отмел это предположение. Что-то не складывалось. В физиогномике, в манере движения этого человека сквозило очень, очень много боевого опыта и очень, очень много самодисциплины. Лидер секты — вряд ли. Эта публика предпочитает почивать на лаврах.

А впрочем, он уже сказал, кто он. Лидер — но не секты, а школы боевых искусств. Мастер-наставник. Предварительная гипотеза: в этом мире существует как минимум несколько враждующих между собой школ единоборств, и они обладают приличными властью и влиянием. То есть этого господина в привычных мне терминах следует считать кем-то средним между вождем племени и старшим менеджером крупной компании.

Сноска для адекватности реакций: пока не доказано обратного, следует предположить, что у странностей его поведения есть рациональное объяснение.

— Лис! — продолжал давить мужчина. — Объясни свой поступок!

А если не объясню, что тогда? Выпорят, оставят без сладкого и поставят в угол? Или отправят бегать пятьдесят кругов по стадиону? А может, с позором выгонят из дому?

Правда, несмотря на резкий тон этого человека, в нем не было холодности. Вот совсем не было.

Возможно, действительно любит сына, но не считает нужным или возможным показывать это на публике.

И я решился на психологический этюд.

Демонстративно разжав пальцы, чтобы сабля со стуком упала на деревянный пол, я взял моего боевого, окровавленного мишку обеими руками и протянул отцу.

— Мастер-наставник, — сказал я самым наивным голоском, который смог выжать из этих голосовых связок без предварительной тренировки. — Но это не я взял саблю! Это мишка! Он очень, очень испугался! Пожалуйста, простите его — он ведь еще маленький!

Лицо мастера-наставника дрогнуло.

Если бы мой собственный сын отколол такой фокус в восьмилетнем, или уж тем более десятилетнем возрасте, я решил бы, что он либо издевается, либо стал жертвой атаки психотропными средствами. Однако в моем мире мало какой мальчик в восемь лет возьмет в руки плюшевого мишку. А вот в прошлом дети из хороших семей с игрушками играли дольше, соответственно, и вели себя в некоторых аспектах куда более по-детски, чем принято в наше время. (В других, наоборот, взрослее, но это тема отдельного социологического исследования). Да и вообще, если мишка оказался у Лиса с собой на занятии, значит, он к нему очень привязан. Короче, я решил, что с учетом обстоятельств может прокатить.

На фактурном лице мастера-наставника, чьего имени я пока не знал, одна за другой сменяли почти физически видимые мысли: «Он что, издевается? А если его ударили по голове? Ох, какой же он еще маленький и слабый, мой мальчик, я, должно быть, слишком суров к нему… Но нельзя показывать мое отношение на людях!»

— Хорошо, — жестко (мне эта жесткость показалась процентов на семьдесят наигранной) сказал мастер-наставник. — Дома разберемся. Пойдем.

Ха! Прокатило, надо же.

Какой полезный мишка, на все случаи жизни.

* * *

Глава 2

Семья Коннахов

Дорога до дома оказалась информативной.

Мраморный зал с деревянным полом находился внутри старинного особняка с колоннами у входа и огромными окнами. Точнее, это был совершенно новый особнячок, местами достраиваемый, еще в лесах. Просто в моем мире такое здание казалось бы старинным. По пути я старался запоминать и осмысливать все: материалы, из которых были сделаны пол, стены и окна, прозрачность стекла (технологический уровень), интерьерные украшения. Кстати, из последнего бросались в глаза изображения дуба, дубового листа и желудя. Они были повсюду: на дверях и оконных рамах, на занавесках и на паркете в коридоре. Быть может, наша школа называется «Школа Дуба»? Подходяще. По крайней мере, ее предводитель несколько дубоват.

Например, детей никто и не думал охранять: они — мы — просто шли неорганизованной толпой, мастер-наставник впереди и даже на нас не оглядываясь. Так уверен, что опасность уже миновала?

Улица тоже принесла массу свежей информации.

Воздух, солнце, растительность — плюс-минус привычные мне средняя полоса, скорее южнее, чем севернее. И тогда здесь примерно середина весны. Погода ясная, солнечная, очень теплая: я сразу почувствовал, что даже в своей легкой кружевной рубашке начинаю потеть. День перевалил на вторую половину, но до заката еще