Фарватер Чижика (СИ) - Щепетнев Василий Павлович Страница 33

— А что — по Аркадьеву? Уедет, и уедет. Миллионы людей куда-то едут, вот и он едет. Забыть. Мне, как советскому человеку, куда интереснее те, кто остается. Мне с ними жить и работать, с ними, а не с Аркадьевым.

Выступление мое, похоже, не удовлетворило никого, и, одновременно, удовлетворило всех. Раздувать дело — штука опасная. За то, что проглядели сиониста, влететь может всем — и парторганизации, и администрации. Лопнет — и всех забрызгает. Лучше сделать вид, что ничего особенного не случилось. Чтобы тихонько сдулось.

А ничего и не случилось. Пока что.

Глава 16

25 ноября 1976 года, четверг

Книги, знания и сила

— Главная проблема библиотеки не книги. Главная проблема библиотеки — сама библиотека!

Евгения Максимилиановна знала, что говорила — она главный библиотекарь нашего института уже много лет.

— Предположим — только предположим! — что какой-то доброхот подарит нам тысячу книг. Или даже пять тысяч.

— Предположим, — согласился я.

— Где мы их разместим? На тысячу книг фонда по нормативам полагается пять квадратных метров площади, и, нужно сказать, это заниженный норматив. Какой есть. Значит, на пять тысяч книг — двадцать пять квадратных метров площади. Откуда они возьмутся? У нас и без того книг вдвое больше, чем позволяет пространство. А вдвое больше — не значит вдвое лучше. Напротив. Доступность книги падает, и потому она и есть, и её нет. В каталоге есть, а найти — та ещё проблема.

— Проблема, — опять согласился я.

— Далее. Опытным путем установлено, что для нормального функционирования библиотеки на каждые пять тысяч книг фонда требуется один библиотекарь. Минимум! Пять тысяч книг доброхот подарить способен, теоретически это возможно. Но ставку библиотекаря? А без ставки эти книги лежат мертвым грузом. Лежат и занимают место — если это место вообще есть. Проблема?

— Проблема, — я радовался, что хватило ума сначала разузнать что и как, прежде чем покупать библиотеку Аркадьева.

Да, Аркадьев, перелётная птица, предложил купить его библиотеку. Три тысячи книг. Чуть больше. Недорого, вернее, не очень дорого, но — за доллары. Ни в Израиль, ни в Америку, никуда он три тысячи книг не вывезет. Не до книг ему там будет, в Нью-Йорке. Если устроится хорошо, станет американцем — то будет читать местные книги. Если не устроится хорошо — то будет к этому стремиться, и опять ему будет не до Толстого, Достоевского или Колпакова с Оваловым.

Книги сейчас пользуются спросом, но распродать по максимальной цене — это долго, а сроки поджимают. Важнее то, что ему, Аркадьеву, деньги не очень-то и нужны, в смысле — наши советские деньги. Вывозить их за рубеж — нельзя. Менять на валюту — тоже нельзя. Покупать здесь золото-бриллианты опять нельзя, то есть покупать-то можно, вывозить в товарных количествах нельзя. Ну, и цена местных бриллиантов заметно завышена, купив здесь ювелирки на десять тысяч рублей, там он может выручить за них две тысячи долларов. Если на таможне не отберут. Могут и отобрать, прячь, не прячь. Как пограничники у Бендера. Я всегда думал, что Бендера обобрали не румыны, а наши пограничники. У румын и пограничников в те времена не было. Почти.

А вот я могу купить книги здесь, а отдать ему деньги там. Поручить перевести со своего счета в заграничном банке на его счет.

Я сказал, что подумаю, поскольку — ну куда мне три тысячи книг? Мне трех книг хватает на целый год. Ну, ладно, дюжины. Нет, с учетом потока рукописей, которые приходится читать как редактору «Поиска», всё-таки трех.

И я договорился о встрече с заведующей нашей институтской библиотекой. Узнать ситуацию. Разведать, нужен ли наш подарок имениннику, и если нужен, то о каком подарке он мечтает.

— Теперь сами библиотекари. В институтской библиотеке работают девятнадцать библиотекарей. И все — женщины. Мужчин нет совсем. Почему?

— Гендерное неравенство, — ответил я. — Считается, что мужчина должен зарабатывать, а женщины…

— Верно. Ставка младшего библиотекаря восемьдесят пять рублей. Методиста — девяносто пять. Старшего библиотекаря — сто пять. Вот и не идут мужчины в библиотекари. А женщины идут. Но… Но если в среднем в Российской Федерации человек находится на больничном семь дней в году, то библиотекарь — двадцать шесть.

Нет, не тяжелые условия работы. Условия обыкновенные. Больничные берут по уходу за детьми. Опять же декретные отпуска. С одной стороны хорошо, дети наше будущее. С другой — страдает работа. Постоянно кто-то в декрете, кто-то больничном, чаще двое, трое, в сезон и все пятеро, когда дети болеют. Дополнительная нагрузка крайне нежелательна.

И, наконец, самое главное, Миша, — Евгения Максимилиановна звала меня запросто, словно сто лет знакома. Не смущаясь моею славой, орденами и кубками. Кубков у меня, кстати, нет ни одного. — Библиотека, если не вдаваться в детали, состоит из трех отделов. Учебный фонд, научный и художественный. Учебный фонд нуждается в новых учебниках. Именно новых. Но все новые учебники распределяются ещё на стадии планирования. Мы получаем новый учебник, а совсем старый, например, «Биологию» пятьдесят четвертого года, списываем, как устаревшую. Просто старую, шестьдесят шестого года, оставляем, потому что новой на всех не хватит. То есть численность книг в фонде более-менее постоянна, в идеале соответствует потребности студентов.

Идем дальше: художественный фонд. Врач должен быть культурным, образованным человеком, с богатым словарным запасом, чего нельзя достичь без чтения художественной литературы. Таков смысл художественного фонда нашей библиотеки. И что мы видим?

— Что мы видим? — эхом отозвался я.

— Значительная часть книг маловостребована. Три четверти. То есть читатели берут их раз в год и реже. Что берут часто? Книги по школьной программе — это сотрудники для детей, понятно. Ещё — если на экранах кинотеатров или по телевидению показывают экранизацию. Покажут «Анну Каренину» — берут «Анну Каренину», покажут «Вия» — берут «Вия». Так то Толстой, Гоголь. Но посмотрите, — она взяла со стола небольшую книжечку.

— Глеб Успенский, «Нравы Растеряевой Улицы». Вы читали?

— Нет, — признался я.

— Очень интересная книга. Очень. А, судя по листку выдач, за семь лет её брали два раза. Или другая, — Евгения Максимилиановна показала книгу и вовсе чистенькую. — «Рассказы молодых писателей Дальнего Востока». За шесть лет ни одной книговыдачи.

— Ну…

— Мы пропагандируем эти книги, но результат невелик. И потому расширять художественный фонд тоже не видим острой нужды. Правда…

— Правда?

— Детективы, фантастика, вообще острый сюжет — такое идёт нарасхват. Ваш журнал, например, «Поиск», рвут из рук. Очередь на него на год вперед, — и она посмотрела на меня, будто я в том виноват.

Отчасти да, отчасти виноват.

— Мы передали институту три подписки на будущий год. Дополнительно.

— Это радует. Каждый журнал прочитает человек пятьдесят, после чего он, увы, истреплется и сойдет на нет. Двенадцать номеров — стало быть, шестьсот прочтений. У нас уже две подписки, плюс три — три тысяч прочтений. Большое дело, — но я видел, что ей хотелось большего.

Мне бы тоже хотелось.

— У нас в декабре приложение выходит. Альманах, — сказал я. — Толстая такая книга в твёрдой обложке. Думаю, мы сможем предоставить институту несколько экземпляров. И у нас есть другие планы, — о планах я умолчал. Вот сделаем, тогда и расскажу.

— Мы будем надеяться, — ответила Елена Максимилиановна.

— Я бываю заграницей, там всяких книжек море. Могу привести десяток-другой. На английском, немецком, французском. Ту же фантастику, например, или детективы. Новейшие.

— Мы не можем выдавать книги, не прошедшие одобрение Главлита. А получить его непросто, одобрение. Долго и муторно. И не факт, что книга не затеряется по пути туда-сюда. Что важнее, книги на иностранных языках не пользуются спросом у читателей: у нас есть сотня книг издательства «Прогресс», есть Конан-Дойль, Честертон, даже Сименон, но берут Гоголя, Толстого, Тургенева — на английском. Чтобы легко сдать тысячи. «Муму» на английском, «Муму» на русском, и вуаля! Не читают у нас на иностранных языках. Не могут.