Звезда заводской многотиражки 2 - Саша Фишер Страница 38

Не хотелось сейчас спорить и еще раз объяснять идею наших публикаций. Вспомнил, как однажды меня уже упрекали в беспринципности. В том, что я пишу о том, во что сам не верю. Честно говоря, я и сейчас не был на все сто уверен, что эффект от наших статей будет такой, как нарисовал себе в голове Феликс. Тем более после этого фоторепортажа. Мишка предложил поделить его как бы на две части. Белое-черное. Счастливые и здоровые люди, которые вовремя обратились к врачу, невзирая на предрассудки. И трэшовые безумцы, которые тянули до последнего. Не знаю уж, как он здесь первую часть будет снимать... Хотя, он талантливый чертяка, так что вполне может представить убогость местных интерьеров как скандинавское хюгге. Про которое здесь пока никто не слышал, и услышит еще нескоро.

В глубине коридора лязгнула железная решетка. Павлик что-то неразборчивое пробубнил, потом раздались шаги, и из-за поворота вывернул Мишка. На шее черный чехол камеры, в глазах – отрешенное вдохновение. Он плюхнулся на стул рядом со мной и пошарил в кармане. Достал пачку сигарет «Ту-134». Протянул мне. Я покачал головой.

– Слушай, я же с тобой поговорить хотел, – вполголоса сказал он. – Про Аню. Вы в каких вообще отношениях?

– В приятельских, – ответил я. – Боевые товарищи по работе.

– Я... это... – Мишка замялся. Стрельнул глазами в сторону замолкшего окошечка регистратуры. – В общем, я тут увидел кое-что. Иду одним вечером домой, а у нас по дороге стекляшка есть. Закусочная. Там постоянно всякие мутные личности трутся. Один раз туда заходит, сока попить, больше не захожу. А тут иду и вижу – Аня. Улыбается, весело ей. А за столиком напротив – какой-то мужик. Я сначала думал, обознался. Мимо прошел. Потом вернулся, встал в темноте, наблюдаю. А этот мужик ее еще и за руку держит. И разговаривает как со старой знакомой.

– Может, родственник? – спросил я. – Мог бы у нее спросить просто.

– Я спросил, – Мишка насупился. – Потом. На следующий день. Она в отказ, мол, это просто дела. Я тогда говорю: «Познакомь!» А она опять в отказ. Мол, тебя не касается. Потом я за ней проследил у подъезда, и видел, как ее на машине подвезли.

– Тот же тип? – спросил я.

– Не знаю, – Мишка сцепил руки в замок и зажал их между коленями. – Может и другой. Вообще не знаю, что думать.

– А лицо первого-то ты видел? – я мысленно хмыкнул. Эх, Мишка... Отличный ты парень...

– Я не зашел тогда, а он спиной сидел, – ответил он. – Здоровый такой, волосы светлые. В свитере.

– Слушай, ну это и правда могут быть дела, – медленно проговорил я. – Причем даже не ее, а ее сестры.

– За руку он ее держал тоже потому что сестра попросила? – огрызнулся Мишка.

Я промолчал, обдумывая ответ. В этот момент внешняя дверь распахнулась, впустила внутрь клубы морозного пара и две фигуры – повыше и пониже. Тот, что повыше, был в коричневой дубленке и мохнатой собачьей шапке. Тот, что пониже – в сером пальто в рубчик и ушанке из кролика. Уши завязаны под подбородком. И тот, что повыше подошел к окну регистратуры и знакомым голосом произнес:

– Девушка, милая, а вы не подскажете, у вас ли лежит Наталья Ива... Ой, то есть Елизавета Андреевна Покровская?

Глава семнадцатая. Свет мой зеркальце, скажи...

А я молодец... Убедил-таки своего дядьку завести свой ушастый драндулет и поехать в Закорск. Правда, я явно сделал это вместо уроков, за что вечером мне влетит от мамы.

Хм, интересное дело, а ведь я ничего такого не помню. Настоящая история была совсем другой. И историю про то, что бабушка умерла от белой горячки, назвавшись чужим именем, я узнал только на похоронах. Значит что? Я меняю историю?

– Так вы уже определитесь, мужчина, про кого вы спрашиваете? – сварливо отозвалась тетка из окошечка регистратуры.

– А вы посмотрите обеих! – громко сказал мой мужчина. Младший брат отца был личностью специфической, конечно. Работал он не пойми кем, но при этом был мастером на все руки, умел почнить что угодно, что сломано, резал по дереву как заправский скульптор, таксидермией в какой-то момент увлекся и дарил всем родственникам и знакомым чучела разной живности в меху и перьях. Ну и был склонен к авантюрам, конечно. Я бы тоже к нему пошел, если бы такая ситуация случилась. Не стал бы лезть в родительскую ссору. Хотя я же к нему и пошел...

– Заняться мне больше нечем, ага, – буркнула тетка.

– А вы разве здесь не для этого сидите? – дядька сунул голову в мохнатой шапке прямо в окошечко. – Между прочим, она моя мать!

– Да что вы себе позволяете?! Вы читать что ли не умеете?! – заверещала тетка. – Никаких посещений! У нас запрещено!

– Так вы даже не сказали, есть у вас такая пациентка или нет! – заявил дядька. Голос его звучал весело. Впрочем, он всегда так разговаривал.

– Таких справок без указания главврача не выдаем, – отрезала регистраторша. Во стерва... Блин, где их таких набирают вообще? Почему самые мерзкие тетки всегда сидят именно на тех местах, где требуется человеческое сочувствие и участие?

– Так зовите вашего главврача, будет вам указание! – наступал дядька. Жан подергал его за рукав и что-то прошептал. – Не переживай, Жанчы, прорвемся! И не такие крепости брали!

– У него планерка! – отбивалась регистраторша, которой явно не хотелось даже пальцем пошевелить.

Интересное дело... Я вдруг вспомнил, что забыл сказать десятилетнему себе, под каким именем здесь лежит бабушка. Значит он или подслушал разговор родителей, или все-таки пытался с ними поговорить и запомнил. Молодец. Внимание к деталям – десять баллов!

Скандал, тем временем, набирал обороты. Тетка в регистратуре уже принялась угрожать, что сейчас вызовет санитаров, и они покажут буйному посетителю, как тут хулиганить. А дядька кричал, что давай, мол своих санитаров. Он их одной левой, а потом с милицией придет. Пусть разбираются, почему вы сына к родной матери не пускаете.

На лице Жана появилось тоскливое выражение. Он взялся озираться по сторонам и заметил меня. Я незаметно ему подмигнул, показал большой палец и поднялся.

– Ты куда? – спросил Мишка.

– Ты где Феликса оставил? – шепотом спросил я. – В кабинете Констанина Семеновича?

– Ага, – кивнул тот. На лице его тоже было тоскливое выражение, но другое. Он был явно расстроен, что его серьезных разговор бесцеремонно прервали какими-то дурацкими проблемами. Никому, конечно же, неинтересными. Эх, Мишка...

Я двинул в сторону коридора, перегороженного решеткой. Дородный Павлик уже встал со стула и явно прислушивался к скандалу