Три принца - Алексей Викторович Селютин Страница 38

Ну и пару писем пришло от профессора Гуляева. Тот писал собственноручно, судя по стилистке письма. О его состоянии упоминал король, но, по самую макушку погрузившись в более важные дела, упоминал лишь мельком. Так что читать письма профессора было волнительно и тревожно.

Старик сдавал. Так он сам о себе писал - как о старике. Иронизировал и юморил, но от меня не укрылась некая обречённость в строчках. Профессор рассказывал, как идут дела в столице. Как он участвует во всех военных собраниях и даёт дельные советы. Как даже начал работать над полуавтобиографической книгой о прибытии анирана в Обертон и событиях, за этим последовавшими. Но так же откровенно признавался, что чувствует себя всё хуже. Чувствует старой развалиной. Будто вновь вернулся в Москву, залез в привычное кресло и, кряхтя, пытается разглядеть прыгающие буквы. Зрение, писал, подводит. Суставы скрепят. Что заснуть не может без отвратительных на вкус отваров, которыми его потчуют местные недоучки. А зимой по глупости вышел на балкон и подхватил простуду. Чихал и кашлял больше месяца, потому что иммунитет не желал помогать организму. И если бы не те самые недоучки, он бы точно концы отдал. Всё же выкарабкался, как он сам писал, но зиму перенёс тяжко.

Я не мог спокойно читать эти письма. Над каждым тяжело вздыхал и до боли сжимал кулаки. Я чувствовал себя виноватым, чувствовал себя ответственным за то, что происходит с бедолагой. Я с корнем вырвал из него то, что делало его крепким и не по годам выносливым. И, держа письма в руках, сражался с гложущим меня чувством вины.

Но самое обидное было то, что я ничем не мог помочь. Я бы и хотел. Да не мог. И я, и он - мы оба знали, почему так пришлось поступить. Ради чего. И я надеялся, что профессор, несмотря на общее дряхление организма, продержится ещё достаточно долго. Я бы очень хотел, чтобы он увидел перемены своими глазами. Чтобы дождался моего возвращения, чтобы познакомился с Дейдрой, чтобы со своей башни узрел выстроенные в ряд полки, чтобы присутствовал, когда надменные послы раболепно согнут спины перед аниарном. Чтобы продержался до момента, когда моя нога ступит на каменистый берег острова Темиспар, рука будет крепко сжимать энергетический щит, а в глазах гореть огонь возмездия. Всё то, что мы обсуждали вместе, я хотел, чтобы он увидел собственными глазами.

Но письма отчётливо пахли фатализмом. И я понимал, что здесь от меня не зависит ничего.

Часть 5. Глава 11. Семейная идиллия.

- А-а-а-х... А-а-а-а-а-х..., - протяжные стоны Дейдры действовали на меня, как афродизиак. Когда она разобралась что к чему, когда поднаторела в плотских утехах под моими умелым руководством, больше молча не кусала губы и не закрывала глаза, прислушиваясь к собственным ощущениям. Она перестала сдерживаться и была довольно эмоциональной. Поэтому любая битва в постели, где она ярко и громко демонстрировала свои эмоции, таким образом укрепляя моё орудие, заканчивалась обоюдной победой. - Ещё... Ещё... Я почти на вершине!... А-а-а-а-а-а!!!

Раннее зимнее утро началось весьма приятно. После непродолжительной борьбы мы укутались в тёплое одеяло. Горячей щекой удовлетворённая Дейдра прижималась к моей груди, улыбалась и отпускала в мою сторону фривольные комплименты. Она научилась льстить мужскому самолюбию, что ранее за ней не замечалось. И я примерно догадывался, кто ей подсказал, как надо правильно себя вести в постели с мужем.

Прошло пятнадцать декад с моего появления в Валензоне. Самые лютые холода уже ушли, и все жители города, а не только жители королевского дворца, потихоньку выползали из схронов. Радуясь смотрели на таящий снег, и подставляли лица под всё ещё холодное солнце.

Не стали исключением и мы. Элазор лишь изредка смотрел на живую природу из окна, но Дейдра уже не стеснялась прогуливаться по дворцовой территории, знакомилась с придворными и очень-очень вежливо вела себя с принцем. Она заметно заматерела за это время. В абсолютном смысле этого слова. Год назад я оставлял молодую влюблённую девушку, которая плакала и растерянно махала рукой на прощанье. Как и я, она не строила иллюзий. Она догадывалась, что я могу не вернуться. Но сейчас, спустя множество невзгод, спустя скитания, голод, истощающую организм беременность и тяжёлые роды, она заметно изменилась. И не только внешне. Её тело утратило прежнюю свежесть. Несмотря на быстрое восстановление после родов, тело перестало быть телом девушки. Теперь это было тело женщины.

Но, как бы странно это не звучало, в этом теле теперь обитала женщина.

Восторженность и непосредственность, ранее столь присущие Дейдре, испарились. Восторгалась она теперь лишь Элазором. Ребёнок радовал её глаз и грел душу. Ко всему остальному миру она стала более сурова. Даже ко мне в каком-то смысле. И в таком поведении сыграло основную роль не инстинктивное желание уберечь малыша от всяческих невзгод, а переживания за мою судьбу. Как она честно призналась, её страшит неопределённость аниранского пути. Она с ужасом вспоминала дни без крепкого мужского плеча под рукой. Тот страх она больше не желала испытывать никогда... Она вспоминала дни, проведённые в неизвестности. Дни переживаний о том, почему я не прихожу. Почему не появляюсь. Почему не спасаю её. Но самые сложные моменты ей пришлось пережить, когда паника побеждала. Когда вера оставляла её. Были дни, когда она себя убеждала, что я никогда не вернусь. Что отныне она останется одна, а родной мир так и не будет спасён.

Да, Дейдра изменилась. Хоть по земным меркам она ещё не достигла двадцати лет от роду и, по идее, даже не начала цвести, суровые будни уже изменили её. Теперь рядом со мной лежала закалённая жизнью женщина, а не восторженная девушка.

- Утренний милих мне нравится больше, чем милих ночной, - промурлыкала Дейдра. - Валишься носом в подушку. Не разбудить тебя. А вот утром...

- Ты и сейчас меня разбудила, кстати, - я машинально толкнул кроватку, где что-то булькотел Элазор. Кроватка заходила туда-сюда, и я услышал довольный смех. - Хоть самым прекрасным способом, не спорю.

- А я уж подумала, ты не проснёшься, - засмеялась она. - Я так старалась, так старалась. А он хоть бы что - дрыхнет и дрыхнет.

- Потому что стал, наконец, высыпаться.

И действительно: с некоторых пор спал я, как убитый. Хотел бы я сказать, что стал спать крепко,