Цитадель: дочь света Страница 41

Ворча и хмурясь, я оторвала свой зад от бревнышка, на котором сидела, и поплелась за хворостом. Эльф вызвался напечь лепешек, у него хорошо получается. Нынче с выходом задержались. Пока закопали ночную гадость, пока погрузились, пока эльф подлатал тех, кого вчера недолечил… Как выяснилось позже, на все воля Божья, ибо выйди мы на пару часов раньше, как обычно, то у нас не появилась бы пара интересных попутчиков.

Первым костер учуял пес.

— Костер, костер! — залаял он. — Дым!

— Дым, костер, — пожал плечами Аарон. — Ну и что? Тут деревня недалеко.

— Это особый костер, тупица, — тявкнул пес. — Осина, можжевельник, ель… Ни о чем не говорит?

— Ведьму жгут, — побледнел эльф. — Надо разобраться.

Он взглянул на начальника охраны, в его наивные и чистые голубые глаза, и понял, что тут ему помощи не предложат.

— Галла? — неуверенно спросил он.

— Конечно, — кивнула я.

Очевидно, эльфу здорово не хотелось соваться в крестьянские разборки одному, но честь требовала хотя бы взглянуть, что происходит.

— И я с вами, — мгновенно вскочил с телеги Павел, до этого старательно притворявшийся спящим.

Стражники пообещали двигаться медленно, как черепахи, купцы заворчали, а мы сели на лошадей (я ухватилась за Аарона) и поскакали в сторону деревни.

Увиденное ужаснуло даже меня, черствую и холодную дочь перестройки.

На помосте стояла женщина, привязанная к столбу. Вокруг был приготовлен костер из еловых веток и прутьев. Женщина когда-то была эльфийкой — уши острые, лицо красивое, тонкое, да и фигурка явно эльфийская — тонкая, гибкая. А вот глаза такие бордовые, волосы черные, вьющиеся, до пояса, сама вся смуглая, как цыганка. На голове рожки, и хвост дрожит, дергается. Нервничает, ага. Костер-то вяло, но горит. А на руках у женщины ребенок — девочка лет трех, да прехорошенькая! Волосы темные, как у матери, глаза в пол-лица карие. Девочка орет, рыдает, понятно, что ей страшно, а мать изо всех сил пытается её от себя отцепить и кому-нибудь отдать. Крестьяне стоят в растерянности. С одной стороны, они, приговорившие к смерти женщину, не готовы убить маленькое дитя, а с другой — на кой черт им ребенок демона? И подойти страшно, и в руки взять опасно.

И тут мы появляемся. Как благодетели. Сразу как-то все оживились, задвигались, даже заулыбались, несмотря на серьезность момента.

Аарон же осадил коня.

— Эй, ты чего? — удивилась я. — Поехали. Или слезай.

— Это темная, — сквозь зубы сказал Аарон.

— И что?

— Мы не должны вмешиваться.

— Что значит, не должны?

— Нельзя. Это их право. Её даже судить не нужно — сразу видно, что темная.

— Что? — возмутилась я. — Будем смотреть?

— Не хочешь, можем уехать.

Женщина умоляюще посмотрела на меня.

— Сестра! — позвала она. — Возьми мою девочку! Она ни в чем не виновата!

И тут я поняла, что её еще можно спасти. Да, её душа черна. Да, она давно перешагнула грань. Но её любовь к дочери безгранична, и через это можно её вытащить. Не в силах противится её умоляющему взгляду, я спрыгнула с коня, чудом ничего не сломав, и быстро пошла к людям. Аарон ничего не сказал.

Люди расступились, кланялись мне. Наверное, они вовсе не испытывали радости, приговорив молодую женщину к смерти, и были бы рады, избавь мы их от этой беды. Во всяком случае, никто не смеялся, не тыкал пальцами, не кричал и не обзывал ведьму. Не было ни одного ребенка, женщин тоже немного.

Девочка в очередной раз заверещала, заревела и вцепилась матери в волосы. Ко мне она идти тоже отказывалась. И тут случилось невероятное — женщина сморщила лицо и зарыдала. Она так надеялась спасти хотя бы дочь!

— Плачет, она плачет, — загудела толпа.

— Вы все идиоты! — наконец закричал Павел (благослови, Боже, его взрывной характер!).

Он спрыгнул с коня, растолкал народ, решительно затоптал огонь и взмахом ножа перерезал веревки. Видно было, что только они и удерживают её от падения, они да девочка на руках. Спокойно он забрал ребенка из рук женщины и сунул мне. Конечно, малышка продолжала вопить и вырываться, я едва могла удержать её. Маленькая, а такая сильная! Женщина непременно грохнулась бы, если б Павел не подхватил её на руки.

Ребенок вцепился мне в волосы, пытался выцарапать глаза, извивался.

— Мама, мама, — кричала девочка. — Я к маме!

— А ну тихо, — цыкнул эльф, забирая ее у меня. — Видишь, мама устала!

Девочка мгновенно замолчала, с восторгом уставившись на разноцветные бусины на лекарской ленте Аарона. Что же я такая неуклюжая, не смогла успокоить ребенка?

Павел с ненавистью поглядел на эльфа, окинул угрюмым взглядом оживившуюся толпу и пошел к лошади.

— А ну стой! — скомандовал эльф. — Ты уверен? Ты делаешь это в твердом уме?

— Естественно! — огрызнулся Павел.

— И ты готов всю жизнь нести ответственность за эту женщину?

— А что, надо? — недоуменно пожал плечами Паша. — Тогда готов.

— Что ж! Это твой выбор! А ты, ведьма, согласна?

— А кто её спрашивает? — сказал мужчина в черном, видимо, священник. — У ведьм обычно не спрашивают согласия. Да и как она не согласится, выбор-то невелик!

— Как бывшей эльфийке, я обязан оказать ей уважение, — нехотя ответил Аарон.

Ведьма взглянула Павлу в лицо своими малиновыми глазами, потом задержала взгляд на лице Аарона, державшего на руках девочку, и кивнула.

— Паш, вот ты знаешь, — тихо сказала я. — На земле когда-то был обычай… Если кто за преступника замуж пойдет, его освобождают. Сдается мне, тебя сейчас с этой темной обженят.

Аарон покраснел. Он явно хотел сказать об этом де-факто. Я ждала от Павла бурной реакции и дождалась. Знаете, как мычат разъяренные быки? Вот примерно такой же трубный рев мы и услышали.

— Чего? Жениться?

— А вы не знали? — удивился священник. — Жаль. Тогда поставьте её обратно.

— Это обязательное условие? — скрипнул зубами Павел. — По-другому нельзя?