Цитадель: дочь света Страница 40

В этом мире Бог ближе. То ли изначально, то ли потому, что люди сами к Нему стремятся. Наверное, и у нас в войну молились…

Юноша открыл глаза (голубые-голубые), разлепил растрескавшиеся губы, попытался что-то сказать. Я дала ему воды из маленького чайничка с носиком, специально, чтобы поить раненых.

— Не бойся, — сказала я ему. — Аарон тебе поможет. Жить будешь. А мама твоя рядом, спит. Не будем её будить.

Юноша успокоился, прикрыл глаза.

Мне сорок семь лет! У меня тоже мог бы быть такой сын. Я тихонько пела ему колыбельные из русских мультфильмов… Ложкой снег мешая, ночь идет большая… Засыпай и ты, малыш...

На рассвете всегда холодно. Небо розовеет, потом желтеет. В лагере тишина, все спят очень тихо, не храпят, не сопят. Мертвое царство!

У юноши, мне кажется, жар. Кладу руку на лоб — весь пылает. Надо будить Аарона. Ничего, в дороге выспится. Эльф недоволен, бурчит что-то под нос на своем эльфийском, но я безжалостна. Очень интересно наблюдать, как Аарон исцеляет. Он положил руки на лоб мальчика, закрыл глаза, окаменел. Только губы шевелятся. Разговаривает со своим Богом. Интересно, что он ему говорит? Спорит, доказывает? Смиренно просит?

Почти против своей воли, завороженная его неподвижностью, я медленно протягиваю дрожащие руки, кончиками пальцев касаюсь лица раненого, закрываю глаза. Господи!.. Сила ли молитва? Отвечают ли мне? Слышат ли меня?

Как могут люди говорить Богу «ты»? Это невероятно кощунственно. Но как назвать того, кто проникает внутрь тебя, кто наполняет тебя, становится твоим дыханием, твоей кровью, твоими костями? Не на «вы» же. Видимо, здесь особое «Ты», с заглавной буквы. Теперь я понимаю, зачем в русском языке был звательный падеж. Господи!..

С одной стороны я чувствую себя полной дурой. На глазах у всех я стояла на коленях и разговаривала с невидимым. Но это спокойствие, этот мир в душе, эта красота вокруг — они настоящие! В России бы надо мной смеялись и тыкали пальцами. Здесь это в порядке вещей. Не буду думать об этом. Я подумаю над этим завтра. Или послезавтра. Или никогда.

Аарон смеется. Юноша сидит, растирая руки. Все вокруг еще спят. Странно, мне казалось, что прошла, по меньшей мере, вечность.

— Знаешь, Аарон, надо этому мальчику карьеру строить. Не знаю, что у вас тут за паладины, но если он туда не подходит, то кто же?

— Гал, паладины — это монахи-воины. Быть паладином очень почетно, туда не каждого возьмут. Они живут в монастыре некоторое время, где обучаются рукопашному бою, владению оружием, навыкам оказания первой помощи. Каждый паладин — священник.

— И Оскар?

— Так и знал, что ты это спросишь, — пробормотал эльф. — Твой Оскар тоже священник. Но он не человек.

— И что с того?

— Да то, что он сам по себе священник.

— Фигня какая, — пожала плечами я. — Что, все эльфы священники что ли?

— Эльфы в священниках не нуждаются. Я же тебе объяснял…

— Да, да — они сами аккумуляторы. Слышала уже. Но ты же священник!

— Я священник для людей. А для эльфов — один из них.

— А почему любой эльф не может быть священником?

— Не хотят, — коротко ответил эльф.

— Мило, — пробормотала я, а потом, вспомнив разговор с Павлом, спросила, — А ты откуда пса знаешь?

— Пса? — ненатурально удивился эльф. — А я и не знаю.

— Да ты что? — поразилась я. — Такого пса и не знаешь? А мне отец Ральф говорил, что он первородный.

— Не первородный, а первозданный, — поправил меня эльф. — Вовсе он не первозданный. Хотя из тех, древних, это так. Спутник первых эльфов.

— Первых?

— Я все забываю, что ты не знаешь простых вещей. Бог создал землю и заселил её растениями, животными, эльфами...

— Да-да, и сказал, плодитесь и размножайтесь, — кивнула я. — Стой! Эльфами? Не мужчиной и женщиной, а эльфами?

— Никто не знает, сколько их было. Никто не знает, сколько было рыб в море, белок в лесах, птиц в небе, лошадей в стадах. Ну и собак, понятное дело.

— А первозданные эльфы еще живы?

— Нет, конечно! Тысячи лет прошли!

— Не миллионы?

— Нет, около восьми тысяч. Сейчас 8017 год от сотворения разумных. А эльфы живут около тысячи лет. Люди — сто, сто двадцать, кто-то и дольше.

— Ого! — удивилась я. — А мы в семьдесят радуемся, что еще живы!

— А у нас в семьдесят еще свадьбы играют.

— Ну свадьбы и у нас играют, — рассеяно ответила я. — А почему такая разница? Божественная энергия?

— Не задумывался, но наверное.

— А пес? Мне кажется, что белки сотни лет не живут?

— Это не просто пес, а Пес из эльфийских. Скажем так, из пробной партии. Эти одинаково свободно служат и ангелам, и демонам. Немного их осталось с прежних времен. Где-то есть великий конь, есть великий сокол, пес — вот он, перед тобой.

— А кошки нет?

— И кошка есть, наверное.

— И тебя он совсем-совсем не интересует?

— Ну почему, интересует. Только он равен нам. Его не так-то просто разговорить. Меня он за равного себе не считает, а ты — смотри-ка, удостоилась чести с ним поговорить.

— Эй, светлые, нас кормить сегодня будут? — прервали нашу беседу воины.

И в самом деле — очередь нашей компании готовить завтрак. Совсем из головы вылетело! Эх, жизнь моя жестянка!