Алексей Борисов - Византиец. Смоленское направление Страница 43

      - Дальше не пойду, вот его кузня. - Торговка сняла с плеча корзину и уселась на короткое бревно, лежащее у дороги.

      Понятно, боится, так даже лучше. Схожу один. Сплюнул через левое плечо, поправил саблю и зашагал в сторону калитки, за которой возвышалось строение из трёх стен с неполной крышей, над которой торчала короткая труба. Дымок хоть и еле сочился, тем не менее, звон молотка стоял знатный, словно только крицу стали околачивать. В кузнеце познакомился с Данилой, представился путешественником с юга, знающим искусство врачевания. Поинтересовался, льняным ли маслом он воронил уже готовую к продаже кольчугу, не подошедшую мне по размеру, дорога ли проволока и где он достал такую великолепную наковальню. Слово за слово и я плавно перешёл на тему о лекарском труде и рассказал историю о чудесном исцелении, при котором врач как бы передал частичку своей жизни умирающему пациенту. Кузнец сам поведал о сыне.

      - В бане сынок лежит, как раз за кузней. Плох очень.

      Пётр лежал на полатях полностью раздетым, прикрытый холстиной как простынёй. Лицо его отекло, дыхание еле слышно, пахло валерьянкой, видимо поили, чтобы облегчить страдания. Возле больного на расстоянии руки стояла колода с водой и ковшиком для питья. Создалось впечатление, что местные эскулапы ничем помочь не смогли, раз кузнец согласился воспользоваться услугами незнакомца. А может, приготовленные доски для гроба, стоявшие у стены, были тем знаком, когда надеются только на помощь свыше.

      - Данила, оставь нас одних, твой сын при смерти, буду его спасать, тебе на то смотреть негоже. - Кузнец не стал спорить и вышел из бани, правда, недалеко.

Растерев руку спиртом, вколол Петру сорокапроцентный раствор глюкозы, для снятия внутричерепного давления. Парень стал постепенно приходить в себя и что-то бормотать, покачивая головой. Спустя полминуты его вырвало, и он чуть не слетел с лавки. На жаргоне подобное состояние называется 'вертолёт'. Насколько помню, медицинский справочник советует срочно устранить головокружение. Если Пётр выживет, то теперь ему придётся частенько жевать морковку, пичкая себя витамином В-6, а пока - бетасерк, в качестве болеутоляющего подойдёт максиган, либо анальгин. Двадцать таблеток выдавил из упаковок и сложил на два куска бересты.

       - Данила, иди сюда, знаю, что где-то рядом! - Крикнул в открытую дверь бани.

      Кузнец не заставил себя долго ждать и появился в проходе. Увидев пришедшего в сознание Петра, схватился левой рукой за свой затылок и громко выдохнул. Отче наш не успел прочесть, а сынок очухался. Помощь при спасении можно принять от кого угодно, пусть знахарь не крестится, молитв не читает, бес с ним. Главное сына поднять.

      - Вот пилюли, - показывая рукой на бересту с таблетками, - три дня будешь давать сыну по две в день с этой кучки и вот с этой.

      - Давать. Понял. А что это?

      Название лекарства для кузнеца ничего не прояснило, и лишь подсказка, что это высушенный сок особых растений, как-то успокоило его.

      - Четыре последующих дня по одной из каждой кучки, - продолжал я, - постарайся не тревожить больного, полный покой, сон, питье, которым его поили тоже давай. Если нет валерьянки, вот склянка с валокордином. Десять капель на черпак воды.

      Зачерпнул ковшиком воду и накапал из пузырька десять капель. Взял четыре таблетки, поднёс ко рту Петра и заставил запить лекарство. Делал всё медленно, чтобы Данила видел и запомнил.

      - Батя, как это? - Прошептал ослабевшим голосом Пётр.

      - Лежи сынко, спи, знахарь вылечит. - Данила погладил сына по голове и остался с ним, пока тот не уснул.

      Дождавшись, пока Пётр засопел, я еле слышно произнёс:

      - Сил слишком много отдал, завтра загляну, проведаю. Вот ещё что, никаких судебных тяжб или споров, покуда сын твой на ноги не встанет. Иначе всё насмарку и лекарства не помогут.

      Данила кивнул головой, после чего я вышел из бани и неспешно пошёл к поджидавшей невдалеке Степаниде, оставив наедине сына с отцом. Врать торговке не имело смысла, если Пётр три дня не поднимается, изредка приходя в сознание, то возможен ушиб головного мозга. Выживет, уже хорошо, а будет ли нормальным после травмы - это под вопросом.

      - Плохо дело, парень еле жив, - на ходу сказал я.

      - А что же делать? - Степанида остановилась, чуть не плача схватила меня за рукав и развернула к себе.

      - Ждать! Дай Бог подниму его на ноги. Пётр получил самое лучшее лекарство в этом мире. Будем надеяться на крепкий молодой организм. Пока идёт лечение, суда не будет.

      Убрал женскую руку со своего рукава и зашагал дальше, к дому сотника. Торговка не отставала и следовала за мной, возможно, именно во мне она видела единственное спасение своего непутёвого сына.

      ***

 В тереме Савелия, сидя у холодной печи, я размышлял, чем можно помочь сыну кузнеца. Рядом стояла корзинка с пирожками, Степанида была принята на постоянную работу с окладом пол гривны в месяц. Учитывая, что корзинка пирожков стоила одну ногату(1 новгородская гривна = 204 гр. серебра = 20 ногат; 1 ногата = 2,5 куны) из которой чистая прибыль - тридцать процентов, то это было неплохое предложение. Фактически она становилась управляющей дома, или как тут было принято - ключницей. Ей вменялось в обязанности покупать и готовить еду для обитателей дома, следить за порядком, да иногда, попутно продавая пирожки интересоваться на торгу за всевозможными воришками и постараться выяснить, где они собираются. Через два дня надо было отправляться назад к камню, сруб к тому времени возведут. Что я делаю в Смоленске? Почему вместо решения своих вопросов, я сталкиваюсь с новыми проблемами? В деле расследования, кому я наступил на хвост, за эти дни я не продвинулся ни на шаг. После полудня, по плану надо было навестить Евстафия, но мне казалось, что это дохлый номер, идти не хотелось, невидимая паутина под названием апатия окутала и предлагала сдаться.

   Ровно в полдень, прихватив с собой в качестве провожатого Степаниду, я нехотя отправился в торговые ряды. Людей на улицах мало, детей дошкольного возраста совсем не видно.

      - Степанида, отчего малышей на улице нет? - Поинтересовался у торговки.

      - Мор девять лет назад был, народу померло - тысчи. - Сопровождающая как-то с грустью посмотрела на меня, поправила плетёную корзинку, пропуская меня вперёд. - Вот и берегут деток, не пускают за ворота. - Услышал со спины.

      Вскоре мы оказались на окраине городских торговых рядов. Торг делился на две части: первая на Подоле, рядом с причалами, вторая в самом городе. Отдельно от всех торговали немцы, но это только на словах. Их круглая церквушка, сиречь склад, стояла за городскими стенами, однако, вести коммерцию и селиться они предпочитали за укреплениями. Всеми правдами и неправдами иноземцы постепенно скупали, чаще арендовали лавки и смешивались с купцами из Руси. Рынок есть рынок, тут свои законы. Лавка Пахома Ильича мало чем отличалась от своих собратьев по ряду. У кого-то торчал флажок, прообраз современного рекламного билборда, чаще на фасаде рисовали картинку - баннер, с изображением профилирующего товара, а были и просто без опознавательных знаков. Вообще-то, торговые места за века не претерпели каких-то серьёзных изменений. Прилавок с навесом из соломы или дранки, иногда подобие небольшой избушки, или вообще, просто стол. На окраине рынка товар нередко располагался прямо на земле, но ближе к площади, в отличие от Подола это было редкостью.

      - Вот, лавка новгородца, у которого товар заморский. - Степанида указала рукой на маленький домик, с большим окном и раскрытой дверью, возле которого суетилось пару человек. - Я тута поторгую. Пирожки! Пирожки румяные! - Голос торговки был звонок и в радиусе нескольких метров перекрывал шум торгующего люда.

      Я вошёл в помещение лавки, пригнув голову, миновав подвешенные китайские колокольчики. Пахом Ильич повесил их, когда узнал, что звон прогоняет нечистую силу.

      - Долгих лет жизни, Лексей. Какими судьбами в Смоленске? - Приказчик узнал меня и вышел из-за стойки навстречу.

      - Добрый день, Евстафий. Вчера прибыл в город, у Савелия в доме остановился. Где нам можно поговорить, чтоб не мешал никто?

      Приказчик показал пальцем себе за спину, и я, переведя взгляд с подвесных весов на полки с товаром, обнаружил потайную дверь, завешанную медвежьей шкурой. И если само торговое помещение размещалось на слабоосвещённых двенадцати квадратных метрах, то подсобка походила на купе железнодорожного вагона. Только потолок ниже и окошко совсем крохотное. Из мебели два вытянутых армейских ящика по бокам, прикрытых матрацем; между ними стол, под ним ещё один сундук, уже местного производства и полки на стенах. Сверху свисает светильник, в виде маленького колеса, на котором расположены подсвечники, правда с одной свечой. В общем, офис как офис, конечно, для своего времени. Усевшись на ящик, я вытащил из сумки бутыль с вином, а Евстафий тут же сообразил пару стаканов и нехитрую закуску из мочёных яблок. После короткого застолья в кабинете Пахома я услышал всё о конкурентах на смоленском торжище и в ответ поведал приказчику свои мысли по поводу происходящих в последнее время неприятностей. Евстафий оживился, но ничего путного предложить не смог, отчего заметно расстроился. Вот тут я и предложил ему посодействовать, намекая на возможное расширение ассортимента, особенно в сфере инструментов. Только вопрос безопасности решить - и можно начинать. Недолго думая приказчик Пахома Ильича согласился, и дальнейший разговор перешёл к деталям.