Без права на подвиг (СИ) - Респов Андрей Страница 49

Глава 12

Вы любите розы?                  а я на них срал! Стране нужны паровозы,                     нам нужен металл! Товарищ!            не охай,                   не ахай! Не дёргай узду! Коль выполнил план,                       посылай всех                                      в п@зду Не выполнил —                          сам                                 иди На     х@й! «Возможно», В. В. Маяковский.

На следующий день дождь так и не прекратился, а лишь усилился, превращая дороги и площадки разреза в смесь чёрно-бурой угольной грязи и ржавой земли, стекающей лавовыми ручейками со склонов шахты.

На поверку сегодня вышли в неполном составе. Димон…не проснулся. Его окоченевшее тело вынесли под дождь и уложили в проём между нашим и соседним бараками. Там сохранялась хотя бы видимость относительной сухости. Санитар, вызванный барачным бригадиром из санчасти, потратил на умершего не более минуты, молча махнув рукой вопросительно глядящему на него полицаю. Даже на одежду Димона никто не позарился: неопределённого цвета штаны и то, что когда-то было гимнастёркой, держалось на честном слове.

— Уф, слава богу, не тиф, — пробормотал облегчённо полицай и повернулся к нашей шеренге. Взгляд его упёрся почему-то в меня. Мага с Алексеем стояли за спиной, тихо переговаривались, — сегодня работаете втроём! — рявкнул полицай, — четвёртого мне взять неоткуда. Всех свободных на укрепление склонов послали, мать его итить этот дождь! И только попробуйте не выполнить норму! Оставлю без обеденной и вечерней пайки, — и зашагал к бытовке, помахивая дубиной. Бригадиры повели пленных на завтрак.

Отсыревшие дрова не позволили вовремя разогреть утренний эрзац-кофе. Отчего дежурная смена кашеваров имела бледный вид и парочку здоровенных бланшей, поставленных заключёнными, особенно возмущёнными отсутствием кипятка — чуть ли не единственной радости среди лагерной жрачки.

Треск, рычание и грохот, издаваемые парогенератором, установленным у края разреза для работы двух широких транспортёров, по которым со второго уровня уголь отправлялся на загрузку железнодорожных платформ. Вагонетки были сделаны чуть ли не в прошлом веке и не имели собственного механизма саморазгрузки.

Приходилось закатывать вагонетки на специальный поворотный стол, стопорить их чугунными башмаками и клиньями. Потом, с помощью большого зубчатого колеса через систему валов и шестерёнок переворачивать стол над лентой транспортёра. Важно было делать это не спеша, без рывков: так как лента двигалась со скоростью пешехода. А при быстрой выгрузке вагонеток уголь начинал просыпаться вниз на нижний ярус. Что немедленно фиксировал учётчик, выставляя в своём блокноте лишь половинную норму загрузки. Он делал это, даже если просыпалась едва десятая часть. Спорить было бесполезно, ибо учётчик имел с приписок свой законный гешефт. То есть, пайку погрузчика.

Трудясь вчетвером, мы давно отработали этот сложный момент с Магой, Димоном и Алексеем. Теперь же пришлось перестраиваться на ходу, и добрая четверть ходок получалась с просыпом. Учётчик ухмылялся и «рубил» нам выполнение нормы. Мы с Лёхой злились и тихо матерились. Мага лишь молча катал желваки. Наконец, после очередного беспредела учётчика, славный сын дагестанского народа подошёл к нему, ласково приобнял и что-то нашептал на ушко. На сегодня беспредел прекратился.

Холодное мокрое железо борта вагонетки всё норовило выскользнуть из ладоней. Нестерпимо ныли плечи и шея, рядом то и дело гулко кашлял Алексей, сплёвывая серо-коричневую мокроту.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Диагноз его был ясен мне ещё неделю назад, поэтому я старался становиться рядом с ним, чтобы хоть как-то отделять от других членов бригады. Полагаю, от этого было мало толку: в бараке он всё равно спал нос к носу с другими пленными, в том числе и ныне упокоившимся Димоном.

Накатили воспоминания из ковидного будущего: возня с антисептиками и дистанцией, ношением масок и мытьём рук, карантином, кодами и вакцинами — вызвали у меня неожиданный приступ истерического хихиканья.

— Ты чего, Петро? — насторожился идущий слева Мага.

— Да так, смешной случай вспомнил. Не переживай, брат, я пока не сошёл с ума.

— Рассказал бы. Веселей работать.

Что ж, дурное дело нехитрое. И осудить за плагиат меня всё равно здесь некому. Оставалось лишь отсеять откровенную антисоветчину или совсем уже футуристические обстоятельства баек. К тому же наш юмор если и не интернационален, то, как на поверку оказалось, вполне даже интертемпорален. В особенности Жванецкий, Хайт, Шукшин, Инин. Это те, чьё авторство я хоть как-то вспомнил с пятого на десятое.

Пришлось состряпать на скорую руку из вспомнившегося некую сборную солянку. Неожиданно байки прошли на ура, Алексей даже стал реже кашлять. Великая сила искусства, ничего не попишешь.

Я, похоже, увлёкся и, даже немного осип. А всё эта треклятая сырость!

К обеду дождь перешёл в морось, ветер постепенно стих. Последнюю предобеденную вагонетку мы, загрузив с горкой, почти дотолкали до поворотного стола, работая в густом молочно-белом тумане. Тут Алексей зашёлся в особенно сильном приступе кашля и буквально повалился на колени в чёрно-бурую грязь.

— Стой, Мага! Забивай башмаки. Передохнём…чего уж. Всё равно до обеда больше не выдюжить ни одной вагонетки. А ты, Лёха, пока отдышись.

Пока я, упёршись спиной и сдерживая перегруженную «дуру», уставился себе под ноги, Мага дрожащими руками снял пару чугунных башмаков с борта и стал их прилаживать под колёса задней пары, чтобы таким образом застопорить возможный обратный ход.

— Всё, вроде, — разогнулся Мага, вытирая пот со лба.

Я осторожно сделал шаг вперёд. Вагонетка стояла не двигаясь.

— Уф! Перекур десять минут, мужики. Потом дотолкаем. Всего ничего осталось, — я подмигнул Алексею, который продолжал со свистом втягивать в себя влажный воздух котлована. Ох, не нравится мне его цвет лица, да и кровь на губах у мужика не добавляла оптимизма. Интересно, а что здесь вообще могло подвигнуть на оптимизм?

Огляделся. Казалось, что туман становится ещё гуще. Да, это не темнота, в которой я ориентируюсь уже как днём. В пяти шагах сам чёрт ногу сломит!

Откуда-то сверху, со стороны края разреза, где был установлен паровой генератор, питающий транспортёр, раздался короткий вскрик и тут же потонул в гулком мареве тумана, порождая необычное отрывистое эхо.

— Чё это там? — вскинулся Алексей.

— Кричали вроде… — Мага стоял, напряжённо вслушиваясь. Но слышен был лишь негромкий чавк под нашими ногами и какой-то медленно нарастающий шорох со стороны ближайшего края разреза: словно перед чувствительным микрофоном кто-то пересыпает песок, а динамик усиливает этот звук многократно.

Вдруг шорох на секунду прервался, затем снова возник, но стал значительно громче, сопровождаемый на этот раз неприятным металлическим лязгом и скрежетом. Что-то треснуло, послышались крики, но теперь с другой стороны котлована.

— Бл@…мужики, это оползень! Ей-богу, оползень! В прошлом году так две бригады… — Алексей попытался завершить фразу и тут же зашёлся кашлем, задыхаясь и сплёвывая.

Острое чувство опасности бросило меня в ускоренный режим: я ухватил за рукава гимнастёрок моих товарищей и толкнул их в сторону от рельсов. Естественно, силу не рассчитал: Мага и Алексей свалились, как подкошенные, затрещала материя.

Инстинктивно обернувшись на очередной особенно громкий вскрик, я увидел, словно в рапидной съёмке, как какая-то огромная и бесформенная тень выдвигается из тумана, нависая над вагонеткой. Сложно, да и некогда было оценивать близость нечаянной угрозы: густая взвесь водяной пыли в воздухе здорово искажает форму и перспективу любых предметов.