Кайа. История про одолженную жизнь. Том 5. Часть 1 (СИ) - Иванов Александр Саша Иванов Страница 49

Я бы и штаны снял, будь на мне шорты, но…

В общем, я уселся за стол, оставшись в штанах и футболке, а Роза…

— Налей чайку, пожалуйста. — велела ей Кристина, и Роза, сняв жакет, взяла заваривающийся чайник, стоявший возле варочной плиты этой изящной кирпичной изразцовой печи, и разлила затем чай в четыре маленькие чашки.

…осталась в белой блузке и длинной юбке.

Мила, встав из-за стола, слегка приоткрыла окошко, а Кристина, воспользовавшись моментом, съела одну из ее «дамок».

— Хорош жульничать, поставь на место! — вернувшись, заявила Мила. — Я помню, где она стояла!

Царская любовница, надув губки, вернула «дамку» на доску.

На доску…

Повернув голову, заметил лежащую на диване маленькую доску для письма. И маркер, валяющийся рядом с ней.

Встав со своего места и подойдя к дивану, взял доску и маркер…

«А когда все выяснишь, наберешь тот номер, что оставила тебе Роза для единственного звонка и скажешь: „да“ или „нет“». — вспомнил я слова Кристины и, уверен, она их тоже не забыла.

…написав на ней одно лишь слово: да.

— На тот номер я позвонить не могу, извини, уже использовала его. — произнес я, кладя доску на стол так, чтобы Кристина прочла написанное.

Кинув быстрый взгляд на доску, Кристина, не произнеся ни слова, продолжила игру со своей Прислужницей.

Некоторое время спустя.

Когда игра была окончена, Кристина переместилась на диван и похлопала по месту рядом с собой, приглашая меня.

Я уселся рядом. И Роза тоже…

— Закрой, пожалуйста, окно. — велела царская любовница своей Прислужнице.

« Это все еще у тебя?».

Прочитав написанное, кивнул.

«Я спрятала это в Семейном особняке, в Петербурге». — написал я.

«Что там»?.

Прежде чем ответить, я взглянул на Розу, моментально вспыхнувшую румянцем от моего взгляда, которая тоже читала нашу переписку.

— Роза наша дорогая сестра. — произнесла Кристина, имея в виду то, что моя назначенная подруга в курсе всего происходящего. — И если она присутствует, то, значит, так нужно. Я позволяю каждой из вас знать ровно столько, сколько нужно, чтобы не поставить под угрозу все наше дела.

Значит, мы с Розой, вероятно, не единственные, кого она назвала своими сестрами. Интересно, знает ли Роза о других?

— Это да, но… — произнес я и принялся писать.

«Ты точно хочешь, чтобы наша милая Роза, выбегающая из комнаты каждый раз, когда переодеваюсь я или она сама, потому что стесняется, читала о том, например, как молодую женщину с отрезанными руками и ногами заставляли совокупляться со здоровенным кобелем? Я имею в виду настоящую живую собаку».

«Розовый куст», прочитавшая мою писанину, из ярко-красной моментально сделалась мертвенно-бледной, однако с дивана не ушла.

— Э-это п-правда? — спросила Роза заплетающимся языком, ткнув пальцем в доску. — Т-ты ч-что, н-на самом д-деле в-видела т-такое?

Кристине, на которую я перевел взгляд, судя по выражению ее лица также было интересно, действительно ли в «волшебной коробочке» присутствует подобное видео. Хотя в отличие от Розы, она и бровью не повела из-за написанного.

— Ну да, видела собственными глазами. — произнес я, добавив. — А также слышала собственными ушами.

Честно говоря, Роза — девица не только потрясающе крепкая ментально, но и, похоже, не боящаяся ни бога и ни черта. Однако, как успел заметить, все то, что связано с вопросом половым — для нее полнейшее табу на уровне психики. Ни разу не слышал от нее никаких шуточек или обсуждения подобных тем, хотя в том же Пансионе они, темы эти, были весьма популярны. Чего уж говорить про жуткие сексуальные извращения?

В общем, бледная как смерть Роза, вскочив с дивана, метнулась к небольшому холодильнику и, достав оттуда бутылку воды, дрожащими руками налила ее в свою чашку.

Кристина в этот момент была погружена в свои мысли и чему-то улыбалась.

— Чего еще там есть интересненького? — полюбопытствовала она, а Роза, пившая уже вторую чашку, услышав последнее слово вопроса, выплюнула воду и зашлась в кашле.

Царская любовница встала с дивана и похлопала по спине свою названую сестру (инструмент, вернее), а я тем временем писал:

«Граф Блумфельдт собрал обширную коллекцию компромата на многих, очень многих известных людей, включая и родственников, таких как Лара. Там в основном всякие непристойности. Например, знала ли ты, что певец Овсянников — гомосексуалист?».

Прочтя написанное, Кристина расхохоталась так, что Мила, сидящая на диване напротив, демонстративно прикрыла ушки.

«Это чудесно, Кайа, просто чудесно. Слухи о подобной коллекции ходят, конечно, но не более того, а теперь эта коллекция в нашем распоряжении! Что же до этого Овсянникова, то черт с ним, он меня не интересует». — она вновь звонко рассмеялась, высоко подняв руку с воображаемым бокалом шампанского, дописав затем. — « Пока не интересует. А что там насчет того, о чем я говорила тебе в „Госпоже Удаче“?».

Я взглянул на Розу, которая собралась было вернуться на свое место на диване, однако, поймав мой взгляд, резко передумала, усевшись подле Милы.

«Как ты и предполагала, граф Блумфельдт…». — я прервался и, задумавшись, начал крутить пальцами маркер.

— Продолжай писать! — шепнула мне на ухо царская любовница, через мое плечо наблюдавшая за тем, что я пишу.

«…предпочитает малолетних девочек. Ошиблась ты только с возрастом. Каждой из несчастных на тех виртуальных записях было не более десяти лет. Все азиатки. Китаянки, думаю. А еще каждую „героиню“ тех записей он в конце непременно убивал. Этот тип, вероятно, самый кровавый серийный маньяк-педофил на нашем глобусе».

Кристина, забрав у меня дощечку, уставилась на нее и, раскачиваясь взад-вперед, улыбалась так, что, казалось, еще немного и ее физиономия треснет сразу в нескольких местах.

На тех азиатских детей ей, понятное дело, наплевать.

— А вот это, Кайюшка, именно то, что нам нужно! — довольным тоном заявила она, а затем, поймав мой взгляд, добавила. — Поверь мне, как человек, я в совершеннейшем ужасе от того, что учинил с теми детьми этот подонок, однако…

«Кто бы там, чего ни говорил, но в итоге всегда получается так, что замученные и мертвые дети — это немыслимое горе, но лишь для их родных и близких, а также по ним льют крокодиловы слезы те…». — тут она прервалась, уставившись в потолок, а затем продолжила. — « …кто зарабатывает на их смертях свой капитал. Как денежный, так и политический. Однако в моей власти прекратить весь этот ужас, учиненный кровожадным маньяком. И поверь, я это сделаю, причем таким образом, чтобы ни одна из нас при этом не пострадала! Надеюсь, ты это спрятала очень надежно».

Она поглядела на меня, и когда я кивнул, да, мол, надежно, продолжила писать.

«Все теперь пришло в движение. Государь болен, уже довольно давно, но сейчас, после того как убили Сашку, Ему стало хуже. Намного. Каждую ночь Он теперь мучается от астматических приступов и засыпает лишь под утро. Он стал крайне мнителен и Ему повсюду мерещатся заговоры, измена и предательство. Он меняет свое ближайшее окружение, а она всячески потворствует этому. Исподволь, конечно, ибо Он теперь не доверяет ни мне, ни ей. Понимаешь, чем это грозит твоей Семье?».

А чего не понять-то? Торговля оружием — это чистой воды политика. Без личной протекции Государя, вся промышленная империя Филатовых очень быстро сдуется, хотя, скорее всего, ее банально отожмут те, кто будут в фаворе у Государя в тот момент. Конечно же, подведя под это необходимую законодательную базу.

Кивнув, я взял доску и принялся писать.

«Государь говорил, что теперь я — часть Его Семьи».

— Так и есть, Кайа, так и есть! — заявила она, приобняв меня, а затем забрала доску.