Цитадель: дочь света Страница 59

— Увы, — пожала плечами я. — По большей части она сама.

— Сама? — удивленно протянула мадам. — Удивительно! Вот что, девочки. Аврору я забираю с собой. Мы решили на совете, что она под моей ответственностью.

— Фиг вам, — сказал Павел. — Аврора — моя жена, и отвечаю за неё я. А за Солу вообще Галла.

Мадам холодно взглянула на Пашу.

— Вы, мужчина, кажется, относитесь к человеческой расе? Вот и относитесь себе дальше. А Аврора эльфийка.

— А что, у эльфов так плохо с женским полом? — подал голос Аарон. — Настолько плохо, что даже вдова с ребенком, едва ли не ведьма, рассматривается как завидная невеста?

Скулы у мадам чуть-чуть покраснели.

— Признаться, да, — нехотя ответила она. — За последние сто лет родились сорок три мальчика и всего шесть девочек. Считая Солу — семь.

— Считая Галлу — восемь, — задумчиво добавил Павел. — А Авроре куда больше сотни.

— Это неважно, — отмахнулась мадам. — Есть достаточно одиноких эльфов старше сотни. Аарон и Иаир, например, пока свободны. Важен сам факт появления на арене еще одной свободной эльфийки, даже двух. Это значительно укрепит позиции нашего клана.

— По эльфийским традициям, муж переходит в клан жены, — пояснил Аарон. — Поэтому я не бываю в других родах. Мало ли что…

Я представила Аарона, прячущегося на балконе за занавеской, и толпу возбужденных эльфиек и хмыкнула. А, нет! Эльфиек же не хватает!

— А мне показалось, что мальчиков куда больше, чем девочек, — выразил мою мысль Павел. — Чего же ты боишься?

— Мальчики Мары — завидная добыча, — пояснила мадам. — Умные, красивые, талантливые… Особенно Аарон, конечно, но Иаир тоже неплох. Даже более предпочтителен, так как домашний.

Павел присвистнул и с интересом уставился на Аарона. Тот только махнул рукой.

— А почему никто не спросит Аврору, чего хочет она? — поинтересовалась я.

И Аарон, и мадам уставились на меня с изумлением.

— Она же… ну… опекаемая! — наконец, сказал Аарон. — Недееспособная как бы…

— Угу, — сказала я. — А, помнится мне, вы, уважаемый целитель, не жаждали принимать за неё ответственность. Вы уступили эту честь Павлу. Если б не он, девушку сожгли бы на костре. Так что извиняйте, да, Паш?

— Я считаю, что Аврора взрослая самостоятельная женщина, способная отвечать за себя и свои поступки. Кроме того, она семь лет выживала одна, с ребенком на руках, и при этом не сдалась и не превратилась в темную, а нашла в себе силы, веру и мужество противостоять всем искушениям. Да она святая! Вы должны не запирать её в женских покоях, а сделать героиней! Ибо воистину, на небесах больше радости об одном раскаявшемся грешнике, нежели о девяносто девяти праведниках!

После подобной тирады все были потрясены. Черт побери, он прав! И ведь как загнул!

— Вы священник, да? — с уважением спросила мадам.

Павел, который всегда позиционировал себя атеистом, гордо ответил:

— Богу не нужны священники — Богу нужны люди, умеющие рассуждать! Что проку в безосмысленной религиозности, в нерассуждающей покорности? Для того Господь и дал нам, людям, право выбора, чтобы мы смогли различать, где добро, а где зло. Считайте меня философом. И кстати, мы с ней спим вместе… как муж и жена. Так что учитывайте и это.

Мадам покачала головой.

— В свете ваших слов Аврора действительно заслуживает не жалости и снисхождения, а всяческого уважения… Пожалуй, стоит настаивать на официальном рассмотрении дела. А Вас, Павел, да? — я попрошу быть адвокатом. Однако до этого Аврора будет жить со мной.

— Нет, — неожиданно сказала Аврора, до этого момента не подававшая голоса. — Я буду жить с Павлом. Куда он, туда и я. И не называйте меня Аврора, я Ола. Аврора давно умерла.

— Аврора — утренняя заря, — пояснил Аарон. — А Ола — это орочье имя, кажется, оно обозначает «ночь».

— Не просто ночь, — ответила Ола-Аврора, — А длинную ночь в северных широтах. Длинную-длинную ночь…

— Мы можем сколько угодно кричать, что моя внучка — героиня, — сказала бабуся. — Однако она по-прежнему преступница. Единственное, что может её обелить — суд. У эльфов не бывает суда над преступниками. У них не бывает преступников.

— А пьянство — это преступление? А воровство? — поинтересовалась я.

— У эльфов нет пьяниц и воров, — отрезала мадам.

Я достала из кармана круглую, похожую на яблоко каменную чернильницу и подбросила её в воздух.

— Я сперла её у секретаря главного лесника, — пояснила я. — А вот этот браслет умыкнула на рынке. И как вам мои глаза?

— Теоретически, ты давно искупила свой грех, — неуверенно сказал Аарон, нахмурив лоб. — Ты сделала много хорошего.

— Это если раскаялась, — с удовольствием ответила я. — А я вовсе и не каюсь. Как думаете, почему мои глаза зеленые?

— Незначительность греха? — предположила Ола. — Я-то двенадцать орков положила и одного эльфа.

— Не бывает греха значительного и незначительного, — назидательно сказал Павел. — Грех либо есть, либо его нет. А Галка пьет, чертыхается, ворует и врет, и ничего в ней не меняется.

— А Аарон положил полсотни оборотней, и ничего в нем не поменялось, — продолжила я.

— Я защищался, — с достоинством возразил Аарон. — А Аврора мстила. Это разные вещи.

— Неважно, — ответила я. — Внутри у тебя все кипело, а внешне — ничего. Хотя ладно, ты у нас святой, тебе можно…

Вдруг воцарилось молчание. Все посмотрели на меня… нехорошо так посмотрели.

— Я что-то не то сказала, да?

— Да, — деревянным голосом ответил Аарон. — Ты что-то не то сказала.