Демон Жадности. Книга 3 - Юрий Розин Страница 6

Щелчок был коротким, сухим и очень громким в наступившей гробовой тишине. Моя ладонь, обшитая кожей перчатки, встретилась с его щекой с резким, отрывистым хлопком. Капитан не успел даже ахнуть.

Его голову резко дернуло в сторону, все тело оторвало от земли, и он, описав в воздухе неуклюжую дугу, рухнул на пыльную землю, откатившись на добрый метр.

Он замер, сидя в пыли, одной рукой беспомощно упираясь в грунт, другой — прижимая к распухающему лицу. В его глазах плескалась не столько боль, сколько абсолютное, животное непонимание произошедшего. Из носа тонкой струйкой побежала кровь.

Я не стал его добивать. Я просто склонился над ним, и мой голос прозвучал тихо, но с ледяной ясностью, слышной каждому на поле.

— Я, капитан, ничего не имею против нечестной игры. В мире, где мы живем, честность — роскошь для идиотов. — Я выпрямился, окидывая взглядом остолбеневшую толпу бойцов и офицеров, застывших в немом шоке. — Но я терпеть не могу лицемерия. Тупого, наглого, вонючего лицемерия. Ты сам начал эту грязную игру, а теперь плачешься, что правила тебе не нравятся.

Я повернулся спиной к сидящему в пыли капитану и обратился к своим бойцам. К своим двадцати пяти избитым, истекающим потом и кровью, но глядящим на меня с адским огнем в глазах.

— Запомните это! — мой голос гремел, отчасти из-за «Воя», отчасти из-за совершенно искренне испытываемой мной ярости. — Если в будущем вы столкнетесь с таким же наглым, тупым лицемерием, направленным лично на вас, вы имеете мое прямое разрешение поступать точно так же. Бить. По лицу. Со всей дури. И если эта пощечина будет действительно за дело, если вы будете правы, то я лично разберусь со всеми последствиями. С любыми. Понятно?

По их лицам пробежала волна. Они не закричали «ура». Они просто выпрямились. Кивнули. Сжали кулаки. Этого было достаточно.

— Отлично. Пятый раунд… — я бросил взгляд на поле, где двести сорок человек все еще стояли, парализованные только что увиденным. — Разбиться по парам!

Началось самое яростное побоище за весь день. Мои двадцать пять рванули вперед в поисках врага как опьяненные бешенством звери, получившие благословение своего вожака. Они искали не просто победы. Они искали самого сильного противника и сносили его этой новой, дикой энергией.

Амбасадором этой ярости был Лорик.

Парень, действительно не обладавший особым талантом, но всегда поражавший даже меня своим упорством, во всех смыслах этого слова, которого еще в третьем раунде готовы были списать, с ревом, больше похожим на вопль, влетел в стройного артефактора с двумя изогнутыми клинками — явно одного из лучших фехтовальщиков. Он не парировал изящные выпады. Он продирался сквозь них, принимая удары на предплечья, на плечи, на все, что было прикрыто, и вгрызался в дистанцию, молотя короткими, мощными ударами своего меча, который он теперь держал как дубину. Его противник, ошеломленный такой тактикой, отступал, и в его глазах читался уже не расчет, а паника. В итоге Лорик победил его не умением — он просто задавил его своей яростью, своим абсолютным нежеланием сдаваться.

Но не все смогли повторить его подвиг. Ярость — мощное оружие, но против чистого мастерства и трезвого расчета ее не всегда достаточно. Один из моих бойцов — Декор — могучий детина с топором, увлекшись атакой, прозевал подсечку и тяжело рухнул на спину, и его противник, холодный и собранный, мгновенно приставил клинок к его горлу. Другой, пытаясь повторить мой трюк со скоростью, переоценил свои силы и врезался в щит противника, сломав себе ключицу.

Когда пыль улеглась, на поле осталось сто двадцать победителей. Среди них стояло, тяжело дыша, шестнадцать моих бойцов. Девять выбыло. Но они уходили с поля не сгорбившись, а с высоко поднятыми головами, бросая вызовы своим победителям взглядами.

Оставшиеся стояли, как изваяния, высеченные из усталости и ярости. Их броня была исцарапана, униформа пропитана грязью и алыми пятнами, дыхание вырывалось хриплыми, свистящими рывками. Они были на пределе. Но в их глазах, устремленных на меня, горел тот самый огонь, который нельзя было залить ничем.

Я обошел их, молча, не рискуя словами рассеять их настрой. Мой взгляд скользил по каждому лицу, отмечая сломанные носы, распухшие губы, пустые взгляды, скрывающие за собой стальную решимость.

— Шестой раунд, — объявил я в конце концов. — Остались сильнейшие из сильнейших. И награда должна соответствовать. — Я выдержал паузу, давая им собрать остатки сил для восприятия. — Каждый, кто выиграет свой следующий бой… получит от меня пять концентратов маны. И… — я сделал еще одну, более долгую паузу, — … высококачественный артефакт уровня Сказания.

Глава 3

По рядам оставшихся ста двадцати бойцов, не только моих, прошел сдавленный вздох. Пять препаратов — это была сумма, способная круто изменить судьбу артефактора. Артефакт Сказания — мечта для большинства из тех, кто стоял здесь. Но мои ребята не закричали от восторга. Они просто напряглись еще сильнее, словно пружины, готовые сорваться. Они понимали, что за такую награду придется заплатить максимальную цену.

И противники понимали это тоже. Стоящие напротив них бойцы были элитой дивизии. Командиры отделений, ветераны кампаний, опытные бойцы, состоящие в Коалиции годы.

Они не рвались вперед с яростью. Они стояли спокойно, их взгляды были холодны и расчетливы.

И сражения на этот раз были такими же. Будто вся ярость была истрачена в предыдущем раунде.

Лорик, с лицом, превратившимся в сплошной синяк, сошелся с молчаливым гигантом, вооруженным двуручным молотом. Лорик не пытался переиграть его силой. Он вертелся вокруг него как разъяренный шершень, егомеч искал щели в броне, отскакивая от стали с содроганием.

Он поймал момент, втерся в мертвую зону, нанес серию быстрых уколов в подмышечную впадину. Гигант взревел от боли, но не упал, а ударом рукояти молота сбил Лорика на землю и сам устремившись следом, приставив молот к голове собравшегося вскочить парня.

И большинство моих ребят повторили его судьбу. Они дрались с отчаянной храбростью, выжимая из своих израненных тел последние капли сил и маны. Но тут проходила черта. Это был предел, пересечь который невозможно было на одном только энтузиазме.

Один за другим они падали, проигрывая. Но никто на этом поле не посмел бы сказать, что они были побеждены. Они заставили элиту дивизии изрядно попотеть за каждую свою победу.

Однако трое все-таки выстояли.

Гронд, казалось, вообще не чувствовал боли. Он был одним большим живым