Право на эшафот (СИ) - Вонсович Бронислава Антоновна Страница 7

*нанд — вестник Двуединого, часто изображающийся прекрасной белокурой и голубоглазой девушкой

** ксуорс — сверхъестественное существо, олицетворяющее злое начало (в образе человека с рогами, копытами и хвостом)

Глава 4

Давешний даритель розы перегораживал дорогу к свободе, что в моих глазах делало его намного менее симпатичным. Хотя, на беспристрастный взгляд, несмотря на некоторую наглость или благодаря ей, он был хорош: лет двадцати пяти, с пышной шапкой вьющихся почти чёрных волос и пронзительно синими глазами. Одежда его, несмотря на простоту, выглядела дорого, а перстень на безымянном пальце был не просто украшением. Как и серьга в ухе, придававшая ему сходство с пиратом. Не настоящим, нет, а таким киношным, романтичным пиратом, который восстанавливает справедливость.

Задний двор гостиницы выходил на улицу совершенно пустую, даже не скажешь, что с другой стороны, на площади, кипит жизнь. Но эта пустота ничего не стоила при ненужном наблюдателе.

— Тогда обратитесь к нему ещё раз с просьбой помочь мне убежать.

— Зачем? — удивился он. — Голову тебе рубить никто не собирается.

— Вам, — поправила я, вовремя вспомнив, что я герцогиня. — Обращение «Ваша Светлость» можете, так и быть, опускать. Ведь именно ваша помощь оказалась так кстати.

Чтобы притупить бдительность собеседника, я немного поулыбалась. Он заулыбался в ответ и легко согласился:

— Вам так вам. Так убегать теперь вам зачем? Смерть вам уже не грозит.

— Зато грозит замужество, — пояснила я. — Его Величество сказал, что намеревается выдать меня замуж через несколько часов. А вот что вы тут делаете?

— Надеялся увидеть вас ещё раз, — не моргнув глазом ответил он. — Не каждый день после моей молитвы приговорённого полностью оправдывают. Признаться, вы необыкновенно хороши были с розой в руках. Где вы её потеряли?

Я пожала плечами. Кажется, оставила в гостиничном номере, потому что с эшафота уходила с цветком. Но дальше меня отвлекли завтрак и беседа с королём. Так что роза — единственный трофей, который достанется тем, кто придёт меня выдавать замуж. Если я потороплюсь отсюда убраться, разумеется. Иначе пойду в комплекте с розой.

— Вы не подскажете, где я смогу обменять своё платье на платье попроще и некоторую сумму денег?

Он осмотрел меня, но сказал совсем не то, что я хотела услышать:

— А что, жених так страшен, что вы предпочитаете удрать в неизвестность, лишь бы не идти с ним в храм?

Похоже, пользы от данного типа никакой, только и умеет, что болтать. Но поболтать можно и в другом месте. Если продолжу стоять, то меня найдут почти там, где я спустилась из окна, и второй раз удрать мне не дадут. Поэтому я всё-таки двинулась вперёд, но так как тип пристроился рядом и смотрел в ожидании, пришлось ответить:

— Понятия не имею. Я его не видела и про него ровным счётом ничего не знаю. Согласитесь, что это достаточная причина не хотеть за него выходить?

— А как зовут жениха, вы тоже не знаете?

— Граф Нагейт, — ответила я.

— Не так уж он и страшен, — хохотнул мой собеседник.

— Только не говорите, что это вы.

— Я? О нет, что вы. — Он рассмеялся, заблестев белоснежными зубами, казалось, на всю улицу. — Нет мне прощения, я не представился. Маркиз де Гренина, граф Дарок, но для вас просто Диего, прекраснейшая.

Я уверенно двигалась в сторону, противоположную центральной площади, но пока не заметила ничего похожего на лавку, в которой можно было бы обменять своё платье на деньги и что–то попроще. Зато на улице прибавилось прохожих, которые с интересом пялились на нас, но подходить не рисковали.

— Тогда он ваш старший брат? — предположила я.

— Всего лишь хороший знакомый отца.

— Знакомый отца? И какой мне толк от мужа, из которого уже сыплется песок?

— Не преувеличивайте, Эстефания. Могу я вас так называть? — После моего кивка он продолжил: — Графу Нагейту до посыпания дорожек ещё далеко. Ему всего лишь тридцать семь.

— Тридцать семь? — с ужасом, которого я не испытывала, но должна была испытывать Эстефания, воскликнула я. — Да он ещё старше короля!

— Вы так говорите, словно Его Величеству пора на кладбище, — ехидно отозвался Диего.

— На кладбище, может, и не пора, но уютное место под могилку присматривать стоит. Подданные, знаете ли, так и норовят похоронить где попало, а покойникам нужно уединение. И возраст у него уже такой, что стоит подумать о вечном. Заказать усыпальницу на свой вкус, а не на вкус наследников.

— Не нравится вам наш король, Эстефания?

— А вам бы понравился тот, кто собрался без вины отрубить вам голову?

— Так уж без вины?

— Я его не травила — уверенно ответила я. — Кроме меня, там ещё предостаточно подозреваемых. Во дворце толпа слуг. А фрейлины, которые при королеве матери? Так почему я? Как самая удобная? Раз — и с Эрилейскими покончено одним взмахом топора. Не этого ли добивался Его Величество?

Диего выглядел не возмущённым моей непочтительностью к монарху, а удивлённым. Как сразу же выяснилось, у него были на то основания.

— Ни слуги, ни фрейлины, ни вообще все, кто постоянно допущен ко дворцу, не могут навредить королю. Они же под клятвой. Неужели вы это забыли, Эстефания?

— Это прямо они не могут. А оставить где-то яд — вполне.

— Вы ещё скажите, что Теодоро Второй взял этот яд и отравил себя сам?

— А почему нет? Он же не отравился? — невозмутимо ответила я.

Странное дело, клятва помешала мерзкому Бласкесу отравить короля лично, но не помешало подсунуть яд мне. Конечно, существовал вариант, что он действовал в сговоре с королём и его целью было как раз устранение последней герцогини Эрилейской. Но мне показалось, что наш блистательный король был уверен, что именно я на него покушалась. Хотя за столько лет он мог научиться безупречному лицедейству.

— Да с вами страшно разговаривать. Того и гляди, обвинят в государственной измене, — заметил Диего.

— Так и не разговаривайте. Укажите, где я могу продать это платье и купить другое, — и можете быть свободны, — я величаво кивнула, надеясь, что таким поведением честь герцогов Эрилейских не опозорю.

Правда, если верить блистательному величеству, чести этой не так чтобы уж было очень много — слишком уж характерный пассаж про запятнанность. Но в памяти ничего подобного не находилось, там предки Эстефании сияли, словно бриллианты в королевской короне.

— То есть вы точно намерены бежать? — удивился Диего. — Но куда?

— Не знаю, пока не решила. Главное, подальше отсюда.

Эстефания могла посоветоваться только с тётей. Я же… На меня внезапно нахлынуло осознание того, что я никогда больше не увижу близких людей: маму, сестру с племяшкой и двух замечательнейших подруг, которых мне подарила судьба — Карину и Аню. Отец умер год назад, и на его могилу я тоже больше никогда не приду. Разве что Эстефания, если поймёт, насколько важным было это место для меня…

— Эй, что случилось? — испуганно подскочил ко мне Диего. — Эстефания, только падать в обморок не надо, ладно?

— И не собираюсь. — Я собрала губы в улыбку. — Не надейтесь, что вам придётся меня ловить. Я не из тех, что падает в обморок на подвернувшегося кавалера.

— Может, вы не из тех, но по цвету лица сейчас сравнялись со стеной дома, рядом с которым мы стоим.

— Это всё корсет. Он слишком туго зашнурован.

— Расшнуровать?

— Чувствуется опыт, — ехидно ответила я. — А зашнуровывать-то вы умеете?

Так, не думать о семье, собраться и не думать. Страдать буду потом, когда уберусь подальше из опасной зоны. Я попыталась вдохнуть побольше воздуха, в очередной раз помянула недобрым словом Эсперансу и двинулась дальше по улице.

— Однако. — Диего, пристроившийся рядом, задумчиво потёр пальцем нос. — Да у вас язычок, милая герцогиня, остренький, как бритва.

Вокруг запереливалась сфера, и нас волшебным образом перестали замечать. Никто больше на меня не пялился и не указывал пальцем, и это радовало. Не радовало, что я ничего не заметила и не почувствовала, когда мой спутник применял магию. Этак он и на меня воздействует, из лучших побуждений и симпатии к моему жениху, чтоб тот по дороге где-нибудь потерялся. В конце концов, может же быть так, что граф тоже не захочет жениться на взбалмошной малолетке, да ещё так скоропалительно?