Удача любит смелых (СИ) - Шу Алекс Страница 75

— Не знаю, — я с сомнением покачал головой. — Как-то всё чересчур складно получается. В жизни так не бывает. И понятых быстро нашли, и изнасилование очень вовремя произошло, в тот момент, когда вы туда пришли. Твой же начальник будет сомневаться. А матерые опера точно решат, что всё шито белыми нитками. Да и вообще вещдоки нужно в течение суток в журнале зарегистрировать. А ты этого не сделал.

— Перестань, — отмахнулся капитан. — Мы же не собирались давать делу ход. Все эти бумаги нам нужны, чтобы успокоить Андрюшку. Вот мы его и успокоили. Я участковому сказал, что заява подлинная, но мне стукач нужен, а не подсудимый. Важнее получить оперативную информацию о преступниках — поставщиках и покупателях наркотиков и иметь постоянного осведомителя в их среде. При необходимости, и начальству повторю. Поэтому документы попридержу, и никто ничего мне не сделает. Официально, у нас такие методы работы, сам понимаешь, публично не озвучиваются, но негласно одобряются. Ничего плохого не будет в любом случае. Мы прикрыты со всех сторон. Начальству важнее палки рубить, показатели раскрываемости на высоком уровне поддерживать. Опера, сами такие же. Если не будут агентов вербовать, и прикрывать, ни хрена не узнают, что на земле творится. Это только в кино, преступления раскрываются гениальными сыщиками, владеющими дедуктивным методом. В реальности восемьдесят процентов убийств, грабежей, краж, разбоев выявляются с помощью стукачей.

— Андрюшка по заявлениям совершил тяжкие преступления, — усомнился я. — Обычно опера покрывают мелочевщиков каких-то, а за серьезные правонарушения схлопотать можно.

— Эту ситуацию можно повернуть и другим боком, — пояснил капитан. — Заявление наркомана сомнительно само по себе. Показания малолетней шалавы, которую полрайона поимело, тоже. На наркоте отпечатков пальцев нет. Любой хороший адвокат на суде обвинение с дерьмом смешает. Поэтому лучше завербовать агента, чем шить дело. Так начальству объясню, если понадобится. И оно мои действия полностью одобрит. Можешь не сомневаться. Но это так, вариант для подстраховки, на всякий случай, если дело всплывет. Мы же давать ход бумагам не будем, правильно? Ты поставил задачу, сделать так, чтобы гражданин Филонов обходил тебя десятой дорогой? Задача выполнена.

— Ладно, — согласился я. — Ты опер, тебе виднее. Но есть ещё один нюанс. Мне нужны копии некоторых документов. Согласие Филонова на сотрудничество и его доносы на друзей.

— Это ещё зачем? — нахмурился опер. — Не дам я тебе ничего. Если бумаги всплывут, ко мне вопросы возникнут.

— Мне оригиналы не нужны, — терпеливо начал объяснять я. — Документы просто сфотографирую. Пленка у меня полежит. Так, на всякий случай.

— Нет, — решительно мотнул головой капитан. — И не проси. Я не могу так рисковать.

— В чем риск? Мало ли кто их мог заснять? Он же свои пасквили на имя начальника РУВД писал. Если захочешь, можем даже инициалы понятых бумагой прикрыть. Мне главное иметь доказательство, что Андрюша стукач.

— А потом, когда его прирежут, меня к ответственности привлекут? — прищурился опер. — Не пойдёт. И не проси.

— Сто пятьдесят рублей сверху, плюс компенсация расходов, — решительно заявил я. — И мое слово, что никому ничего показывать не буду. По крайней мере до того момента, когда Андрей совсем страх потеряет и решит снова докопаться до меня. Бумаги — моя страховка. К тебе никаких вопросов не возникнет. Документы не зарегистрированы. Ты нигде не фигурируешь. И потом, мало ли кто и с какой целью мог их сфотографировать? Тебе никто ничего предъявить не сможет.

— Ладно, — вздохнул опер. — Двести сверху, плюс полтинник на расходы и я согласен.

— Вот и отлично, — повеселел я.

Приподнялся, вытащил из кармана джинсов тонкую пачку сторублевок. Сотню аванса дал раньше, значит с меня ещё шестьсот пятьдесят. Отсчитал шесть купюр. Полез в другой карман и добавил ещё два четвертака. Положил на стол деньги и подвинул их к оживившемуся оперу.

— Держи.

Гуменюк лихорадочно пересчитал купюры, и засунул их во внутренний карман пиджака.

— С тобой приятно иметь дело, — ухмыльнулся он, — Фоткать когда будешь?

— Прямо сейчас, — улыбнулся я и поманил пальцем скучавшего за стойкой небритого восточного мужика в несвежем белом халате. — Серго, принеси «Зенит» из подсобки, пожалуйста.

— Харашо, — расплылся в улыбке небритый, — сейчас принесу.

— Ты что, ещё фотоаппарат сюда притащил? — с подозрением глянул опер.

— Ага, — кивнул я.

— Предусмотрительный. Надеюсь, не украл?

— В комиссионке купил. Могу даже квитанцию показать. Двести рублей с лишним выложил. Аппарат бомба — «Зенит-12», экспортный вариант.

— А чего в подсобку спрятал? — ухмыльнулся опер.

— Чтобы тебя лишний раз не пугать, — пояснил я. — Опера всегда настороже, работа такая. Мало ли чего тебе в голову могло прийти, при виде фотоаппарата. Ещё решишь, что я сдуру тебя запечатлеть решил. Поэтому и попросил Серго подержать у себя.

— Логично, — признал опер, взял жирный золотистый чебурек с тарелки, макнул уголок в пиалку с томатным соусом. С аппетитом захрустел поджаренной корочкой. По подбородку капитана потек мясной сок.

— Ммм, вкушно девают, — прочавкал он, дожевывая остатки чебурека. Подхватил кончиками пальцев салфетку в стаканчике и неторопливо вытер блестящий от жира рот.

— Знаю, — улыбнулся я. — Давид и Серго отлично чебуреки готовят. Можно сказать, душу вкладывают. Я и сам у них периодически заказываю и домой забираю.

Улыбающийся Давид принес фотоаппарат, положил его на стул рядом и тихо испарился.

— Ну что, приступим, освещение хорошее, снимок должен получиться, — я щелкнул кнопкой, откинул футляр, вытащил из кучи нужный документ, и прицелился в него объективом. Щелкнул кнопкой пуска, «Зенит» согласно клацнул. Приблизил фотоаппарат и сделал повторный снимок.

— Отлично, первый готов. Теперь доносы запечатлею, и можем разбегаться…

Матушка встретила меня в прихожей.

— Евочка звонила, — радостно сообщила она. — Сказала, что дома будет, просила набрать её.

— И всё? — уточнил я. — Больше никто не звонил?

— Ой, совсем забыла, — всплеснула руками родительница. — Ещё парень какой-то. Сергеем представился. Просил передать, что с Германом договорись, ждут тебя в Ленинграде.

Мама замолчала. Нахмурилась, подумав о чем-то своем. Глянула с тревогой на меня.

— Вижу, ты спросить что-то хочешь, — заметил я. — Не держи в себе, спрашивай. Смогу, отвечу.

— Сынок, — неуверенно начала родительница, запнулась, собираясь с духом, и решительно продолжила. — Ты точно к старому не вернулся? Я боюсь за тебя. Какие-то новые друзья, непонятные дела, мне страшно, что опять в тюрьму попадешь.

— Не должен, мам, — уверенно ответил я. — Во всяком случае, с пьянками, хулиганством, гоп-стопами точно покончено. Ты же знаешь, я новую жизнь после больницы начал. Встречаюсь с хорошей девушкой, работаю. От тюрьмы до сумы в нашей стране, конечно, никто не застрахован. Жизнь может повернуться по-всякому. Но я делаю всё возможное, чтобы этого не произошло.

— Дай бог, — вздохнула матушка, — Ева девушка неплохая, хотя язвительная и с характером. Всегда такой была с малых лет. Но, во всяком случае, лучше твоих прежних подружек, особенно этой алкоголички и прошмандовки Верки, глаза бы мои её не видели.

— Вот видишь, — улыбнулся я. — Значит, все правильно делаю. С Игнатом, кстати, общаться перестал. Встретились, поговорили, я ему пояснил, что завязал и начинаю новую жизнь.

— И как он это воспринял? — встревожилась матушка. — Игнат — парень горячий. Сначала делает, потом думает. Через это всю жизнь и страдает.

— Нормально воспринял. Я же всё грамотно сделал. Сначала его расслабил, пивом угостил, начал общаться. Потом пару рублей дал для поддержки. Объяснил, что после ранения, решил изменить жизнь. В общем, у него никаких претензий не осталось.

— Дай бог, — повторила родительница. — Ладно, снимай обувь, и руки мой. А я пока блинчики с творогом разогрею.