Ария Вечности - Михаил Злобин Страница 8

— Брата и сына, — подсказал я.

— Ах, простите. Да, это невосполнимая потеря для всей Патриархии…

— Извините, но мы вынуждены оставить вас, — неучтиво перебил я толстяка.

— Но как же? Церемония ведь…

— Уже подходит к концу! — гневно сверкнули мои янтарные глаза.

Такой явный намёк был понят правильно. Мужчина недовольно встопорщил усы и отошёл от нас. И очень вовремя, потому что я уже ощущал, как руки Илисии медленно сползают по моему локтю. Ещё немного, и мачеха рухнет прямо тут, возле тела сына.

— Всё хорошо, эксленес? — возникла рядом со мной Исла гран Мерадон, заподозрив неладное.

— Не особо, — не стал я отпираться. — Милария совсем плоха. Ей нужно отдохнуть. Будь добра, позаботься о ней.

— Конечно, как прикажете, наставник…

Я помог довести Илисию до конного экипажа и отправил домой. Сам же вернулся в траурный зал к брату. Вскоре ко мне присоединились Гимран нор Лангранс и его протеже Тарин.

— Удивительно, экселенс Велайд выглядит как живой, — глухо произнёс мой помощник, рассматривая тело на посмертном ложе.

— Насшафа постаралась, — безэмоционально отозвался я.

— Как она? — спросил Тарин.

— Тебе лучше не знать.

— Надеюсь, проклятые северяне получат по заслугам, — стиснул кулаки магистр.

— Не волнуйся, Насшафа очень плотно над этим работает, — без тени иронии сказал я. — Психология кьерров отличается от нашей. Они даже горюют по-своему. Этим двоим ублюдкам не позавидуешь. Я видел, что абиссалийка с ними сотворила. Каждый вздох для них мучение. Каждый миг — агония. Удивляюсь, как Насшафе удаётся поддерживать в этих кусках мяса жизнь.

Тарин моё заявление воспринял с долей некоторого удовлетворения. А вот физиономия Гимрана позеленела. Ведь он не просто видел результат, а присутствовал там, когда альбиноска вершила свою месть.

— Последние скорбящие расходятся. Пора звать братьев? — посмотрел на меня нор Лангранс.

— Да, пожалуй, что уже можно, — согласился я. — Тарин, ты сделал то, что я просил?

— Разумеется, экселенс, — кивнул озарённый. — Я рисовал всех наших павших братьев, не смыкая глаз. А милария Исла вписала на страницы книги их подвиги. У неё на самом деле потрясающий почерк. Даже мой наставник по искусству каллиграфии вряд ли смог бы с ней сравниться.

— Вы хорошо потрудились, я этого не забуду, — поблагодарил я собеседника.

— Мы просто тени Великого наставника, — ответил мне Тарин частью ритуальной фразы, принятой в братстве.

Что ж, прощание с Велайдом нор Адамастро состоялось. Но пришла пора переходить ко второй части. Здесь уже будут присутствовать только те, кто хранил общую тайну с усопшим. Те, кто провожает павшего брата в небесные чертоги, куда все мы рано или поздно отправимся. Те, чья скорбь будет настоящей и неподдельной.

Двери траурного зала затворились, знаменуя окончание церемонии. Постепенно помещение стало наполняться людьми в чёрных одеяниях и глубоких капюшонах. Я удалился, чтобы вернуться в более привычном облачении и стальной маске, давно уже ставшей чем-то вроде символа. О том, что я Маэстро, знали лишь самые приближённые из братства. А потому Светить лицом на две сотни человек не входило в мои планы.

Когда я вернулся, Безликие замерли, выстроившись в ровные шеренги, ожидая продолжения. Даже Лиас спустился с высот патриаршего трона и занял место среди всех, как рядовой милитарий. Посмертное ложе Велайда уже накрыли чёрным саваном с изображением герба братства. Возле установили резной анало́й — четырёхугольный столик с покатым верхом, доходящим мне до груди. Он был развёрнут лицевой стороной к публике. А на нём лежал тяжёлый фолиант, большинство страниц которого пустовало. Пока…

В оглушающей тишине, нарушаемой лишь потрескиванием свечных фитилей, я вернулся к посмертному ложу и снова взглянул на лицо Велайда. Безмятежное и спокойное. Будто он просто спит.

— Наш путь, братья, полон опасностей, — начал я свою речь. — Смерть преследует нас даже тогда, когда мы не выходим на поле боя. Одним фактом своего существования мы посягаем на закостеневшие устои и привычные порядки. И, конечно же, это не нравится очень многим…

Моя ладонь с тихим шорохом прошлась по шершавой коже книжного переплёта.

— Велайд нор Адамастро пал не в честной схватке, а от рук тех, для кого подлость так же естественна, как дыхание. Они надеялись, что смерть запугает нас и заставит свернуть знамёна, спрятавшись в темноте. Эти же люди пытались устроить бойню во время турнира. Их методы бесчестны и презренны. Террор — их основной инструмент. Но разве уступим мы этому давлению?

По рядам Безликих прошла небольшая волна. Озарённые расправляли плечи и поднимали подбородки, словно демонстрируя свою решимость.

— Я не боюсь смерти, мои братья, и вы не бойтесь! Человеческая жизнь — лишь короткий звук в безмолвии вечности. Она звучит всего мгновение, а потом затухает, не оставив после себя ничего. Те, чьё существование лишено смысла, навсегда растворятся в небытии, стираясь из памяти даже собственных потомков. Но мы с вами, братья, не просто звуки! Мы — песня! Каждый из нас — это нота, высеченная в эпохах! Мы не умираем, ведь наши деяния, подвиги и лики остаются здесь, на этих страницах. Когда наступит черёд, то каждый из нас станет частью этой арии. «Арии Вечности…»

С этими словами, я распахнул фолиант, и с него на Безликих посмотрел Велайд. Портрет моего брата занимал целую страницу, а на соседней располагался текст, скрупулёзно выведенный рукой Ислы гран Мерадон.

— Враги должны бояться нас, — продолжал я, — поскольку для них смерть сулит конец и забвение. Но мы — другие. Даже если мы гибнем, песня не останавливается. Ибо братство — это не те, кто дышит сегодня. Братство — это те, чьи голоса звучат в веках. Так пусть же весь мир содрогается, слыша наш хор!

— Веди нас, Великий наставник! — подала голос одна из фигур, в которой я узнал Лиаса. — Веди вперёд, а мы, словно твои тени, последуем за тобой!

Две сотни милитариев поразительно синхронно отсалютовали мне, будто долго репетировали этот жест. И я ощутил, как в горле возник распирающий комок, который мешал дышать. Сложно передать словами те чувства, что я сейчас испытал. Я ощутил себя чем-то более значимым, нежели простой человек. На короткий миг я стал чем-то несоизмеримо бо́льшим. Мы все стали. Мы были Братством…

— Торжество каждой победы омыто слезами, муками и кровью тех, кто за неё сражался, — глухо