Александр Зорич - Клад Стервятника Страница 50

Вот только есть риск остаться там, в этом подаренном дне, навсегда. Потому и вам советую: обходите все поганки стороной. А время — время, вперед!

— Вперед!

Я выпалил из АКМа все, что у него оставалось в загашнике. И снова позорно промахнулся.

А уже в следующее мгнозение лапы снорка сдавили мою глотку — так что не продохнуть.

Жить мне оставалось — как один-единственный разок припять-поганки нюхнуть. Да и то на расстоянии в десяток метров.

В эту роковую минуту положение спасла Анка.

Она умоляюще протянула руки, точно хотела дотянуться ими до Гордея через две «жарки», уже начавшие полыхать всерьез, и завопила:

— Я не смогу! Я не поймаю!

— Ты сможешь! Должна! — срывающимся голосом заорал в ответ Гордей. — Лови!

Значит все-таки «лови», а вовсе не «ловэ»! Впрочем, мне, находившемуся в обществе снорка, было уже не до таких мелочей.

Однако до них, оказывается, было дело снорку!

Услышав крики Анки, он быстро повернул башку, хлестанув своим идиотским шлангом меня по щеке, и глухо заворчал. После чего мутант сделал наилучшее, что только мог совершить в этой ситуации, — он бросил меня.

После чего снорк с ходу совершил великолепный прыжок прямо в кусты ивняка.

Как раз в тот самый момент, когда Гордей прицельно метнул «гриб» в трясущиеся руки Анки!

Мне в принципе известно, что молниеносные рефлексы и гипертрофированные в результате множественных мутаций мышцы позволяют сноркам совершать длинные, на удивление точные прыжки. После чего они, как правило, просто рвут свою жертву в клочья в течение нескольких секунд.

Но воочию увидеть такой прыжок снорка мне пока что не доводилось. В результате случилось поистине страшное: снорк успел раньше Гордея и, влетев прямо в кусты, сшиб девушку с ног. А спасительный «гриб», брошенный Гордеем после долгого и тщательного прицеливания, позорно шмякнулся в тлеющую траву!

Снорк молниеносно вскочил на ноги, схватил барахтающуюся Анку и поднял ее на вытянутых руках.

От ужаса девушка потеряла дар речи.

Лишились этого дара и мы с Гордеем. С замиранием сердца мы смотрели на нее и снорка. А пламя уже плотно обхватило ивняк и только ждало удобного момента, чтобы поглотить кусты, девушку и мутанта.

Еще несколько мгновений, тягучих как кисель, снорк смотрел в глаза девушке. Потом спружинил ногами и с силой выбросил Анку из горящего круга!

В тот же миг из земли вырвались клубы дыма, языки пламени лизнули последний островок уже тлеющего дерна. Раздалось глухое мычание — так звучал крик невыносимой боли мутанта, искаженный противогазом.

Обе «жарки» соединились.

Пламя охватило ивняк полностью.

Будто породили новый, восьмой круг ада. Горящей, кипящей преисподней, где и нашел свою погибель снорк.

Глава 18. Звероферма

I'll take you where real animals are playing

And people are real people not just playing

It's a quiet quiet life.

Если на клетке кого угодно написано «Слон» — не верь глазам своим. Потому что слон ни в какую клетку не поместится, их обычно содержат в открытых вольерах со рвом и двумя рядами гвоздей, торчащих остриями вверх. Слон никогда не переступит доску с гвоздями, потому что бережет подошвы.

Но если в старой карте, вытащенной из зыби вместе с рукой мертвеца, на месте расположения, скажем, большой и вонючей свалки для старых мослов и коровьих черепушек написано черным по белому «звероферма» — скорей всего так оно и есть. Хотя тоже глазам не особо верилось.

Оказывается, эта загадочная «Звероферма № 3», или то, что под ней изначально подразумевалось, и впрямь существовала некогда на уровне Агропром. Более того, она существует и сейчас.

Вот только карта Стервятника сегодня показывала ее местонахождение там, где по всем планам и ориентировкам сталкерской братии размещался радиоактивный скотомогильник.

Ведь еще позавчера «Звероферма № 3», согласно той же самой карте, находилась западнее примерно на четыре километра. В районе, по данным Синоптика, напичканном жгучим пухом и, что гораздо хуже, горячими пятнами.

Она что, издевается над нами, эта гребаная карта?

А спутать могильник со зверофермой? Этого не сумело бы даже пьяное болотное чудовище, которому в принципе все равно, кого жрать. Но горячая кровь и свежее мясо всяких енотов, лис, норок и прочих песцов — это, согласитесь, не в пример вкуснее, нежели старые радиоактивные кости, на которых давно уже не осталось ни грамма питательных веществ.

После случая со снорком мы проблуждали почти весь вечер.

Поскольку всякий ночлег в Зоне чреват большими неудобствами и еще большими опасностями, нужно было как-то понадежнее устраиваться до утра.

Предыдущую ночевку мы провели с относительным комфортом в тесноватой, но зато крепкой палатке. Гордей проявил себя большим специалистом по- научному вписывать ее в рельеф местности и маскировать подручными материалами. В итоге мы закопались с палаткой в суглинок с таким размахом, точно это был не обычный кусок брезента повышенной плотности, а ставший в глухую оборону танк.

То ли действительно маскировка оказалась эффективной, толи мы совершенно никого не интересовали, но та ночь прошла спокойно. Датчики движения и уловители теплового излучения, расставленные Гордеем, ни разу не сработали, даже по ошибке.

Теперь спать в палатке совсем не хотелось, и мы заняли старый сарай, в котором прежде хранился какой-то металлолом. Хранился он и сейчас, поскольку мы поочередно натыкались в полутьме то на острую авторессору, то на маслофильтр, а то и просто на листы кровельного железа, сложенные аккуратными стопками. Только теперь это был один сплошной лом, в котором процент содержания собственно металла далеко уступал процентному содержанию ржавчины.

Мы кое-как расчистили место в глухом углу, подальше от окон, и привычно кинули жребий, кому сторожить первому. Лично я просидел у дверей сарая с часу ночи до четырех утра — самое неудобное время, — таращась на экранчик детектора движения. Ни одна наживка не сработала, ни один дистанционный крючок не подсек добычи за время моего дежурства, и я с легким сердцем отправился на боковую, успев даже чмокнуть в щечку свою сменщицу Анку.

Ее дежурство, к счастью, тоже прошло спокойно. В шесть утра Анка нас с Гордеем уже растолкала. Немного севернее, всего в паре километров, сгрудились постройки, по виду более всего напоминавшие бывший пионерлагерь, или, как теперь называют, детскую базу отдыха.

Сверившись с картой, я не обнаружил более никаких следов самодеятельности нашего загадочного путеводителя. Стрелка маршрута твердо указывала на север и упиралась в пресловутую «звероферму».

Но едва мы добрались до железных ворот с обычной в таких случаях жестяной звездой и с трудом отодвинули одну створку по заржавленному рельсу, как очень скоро убедились: пионерией тут и не пахнет.

Если здесь когда-то и впрямь располагалась настоящая звероферма вроде тех, откуда публикуют репортажи в иллюстрированных журналах вроде «Охота и ландшафтное рыболовство на вашем приусадебном участке», то ее скорее всего переоборудовали и модернизировали еше до Второго Взрыва. Я, признаться, ожидал увидеть тут сплошные ряды деревянных клеток и вольеров, забранных частой сеткой, наподобие тех, что вы можете встретить в любом российском зоопарке, с неизменными потертыми табличками «Копытные» или «Лисий ряд».

Однако не похоже, чтобы здесь когда-либо содержали и разводили норок, черно-бурых лисиц или нутрий. Не было поблизости и обязательных для такого рода предприятий специальных подсобных помещений под инструмент и персонал.

Вместо всей этой канители «Звероферма № 3», окруженная высоким забором, как в образцовом концлагере увитым стальным плющом французской колючей проволоки, была разбита на несколько линий бетонных помещений высотой три, а местами и четыре метра. От внешнего мира их отделяли двойные толстые решетки, заставляющие вспомнить прежде всего о медведях. И, наверное, лучше о белых — те и крупнее, и мощнее своих бурых сородичей. К тому же в дальней стене каждого узилища было вбито по массивному стальному кольцу. С некоторых еще свисали обрывки цепей.

Эти обрывки произвели на меня яркое впечатление. Так же как и объем полезной площади содержания неведомых мне питомцев «Зверофермы № 3». Чтобы оборвать такую цепь, потребовались бы усилия минимум трех сотен лисиц или четырех тысяч нутрий.

— Просто линия Маннергейма какая-то, — проворчал Гордей. После чего надолго замолчал — не иначе, включил свое фотографическое зрение и аналитический мозжечок.

— Может, тут содержал-ли коней? — предположила Анка.

Я знаю, что женщины нередко питают слабость к красивым и грациозным лошадям. А у некоторых и вовсе одни жеребцы на уме.