Юрий Фатнев - Ладья Харона Страница 15

— Кто кидает камни? Кто?

— Да вон они, вон! — тыкала пальцем Безумная Грета в окно. — Зиновий Поц! Азария! Енох! Огола! А этот тип — не содомлянин. Из Гоморры. Но я его знаю. Ездра! Он охотился на козерога… Обманул меня — обещал жениться…

— Вячеслав Андреич! — подскочил к карлику здоровенный дылда, бывший уголовник, а ныне медбрат. — Окно — вдребезги!

Да он уже и сам это видел. Выходит, больная здорова. И он дал ложный диагноз? Но где же мифические «они»? Хотя бы этот тип из Гоморры… Нет, больная больна. И он…

Он сделался вялым, безжизненным. Ему захотелось упасть и чтобы никто не трогал его. Никогда он так долго не напрягал свой мозг или что там еще…

Безумная Грета пыталась вырваться из неведомых рук, визжала, дергалась, защищала лицо ладонями, выцарапывала кому–то глаза, кусалась… И на глазах обескураженных врачей покрывалась ссадинами, синяками, кровоподтеками.

А за окном по–прежнему никого не было. Ни одного камешка не залетело в палату.

Небывалый случай в медицине. Нет, что ни говорите, а шизофрения — вся езда в незнаемое, как выразился талантливейший поэт, поставивший свое стило на службу революции. Самое привлекательное в ней, что она поражает главным образом противников Порчи.

Ангел, свивающий небо, задумался: «Не знаю, откуда берет информацию За- мышляев, но каждому ангелу известно: есть такой прибор «ВС», т. е. восстановитель сознания. С его помощью можно заставить и мертвого разговориться. Нужно только отрегулировать время и место.

Однажды Ангелу с черным крылом, который в ту пору ничем от других ангелов не отличался, пришло в голову исследовать внутренний мир жены Лота. О чем она думала во время бегства из Содома? Что она увидела, когда оглянулась? Ничего нет проще. Луч «ВС» был направлен на соляной столп, в который превратилась чересчур любопытная жена Лота. И что же? Экран захлестнули давным–давно погасшие эмоции! Поплыли, казалось бы, навеки исчезнувшие мысли!

Самое удивительное — она увидела то, что ускользнуло от пристального взгляда кумранских отшельников, оставивших грядущим временам Библию как эталон истины.

Под влиянием радиации некоторые содомляне превратились в саранчу, но доселе невиданной породы. У них сохранились признаки человеческого происхождения. Полунасекомые–полулюди с криками поднялись в небо и ринулись прочь от опасности.

Жуткое зрелище! На фоне огня, пожирающего Содом и Гоморру, летела кошмарная стая в ошметках догорающих одежд. Впереди толстобрюхий Зиновий Поц, бывший, как и все содомляне, гомиком. Да, да, с седой благообразной бородой и курчаво дымящейся грудью.

Содомляне достигнут Европы. Смешаются с остальными народами. Проникнут в Российскую империю. Именно от них родятся пламенные революционеры… Зиновий Поц через столетия станет Троцким. Потом… Иногда эту славную когорту гомиков, сокрушивших Россию, называют евреями. Чушь! Это всего лишь выходцы из двух городов, на какие обрушился гнев Господень. Евреем был Авраам, его племянник Лот.

Есть многое, скрытое до поры от глаз землян. Они не догадываются, что во Вселенной устроена зеркальная система повторения истории «Эхо». Своеобразный ксерокс. Стоит человеку подумать, сказать, на чем–то остановить внимание, совершить какой–нибудь поступок — начиналось во времени катиться эхо в виде бессчетных повторений, копий, доходящее до самых отдаленных уголков Вселенной. Земляне по своему незнанию и беспечности забывают об ответственности. Содомская саранча, долетевшая до двадцатого века, — ярчайший пример.

Ангел, мимолетно коснувшийся этой тайны, был наказан: одно крыло его стало черным. Это, так сказать, знак диссидентства, хотя он и рассказывал, что крыло стало черным при других обстоятельствах».

Рассказ Ангела, свивающего небо, о содомской саранче подтверждают изыскания поэта и этнографа из Ветковского музея Мойши Кукинштейна. В своей многогранной деятельности он всегда руководствовался словами Бориса Пастернака: «Во всем мне хочется дойти до самой сути». И доходил до такой степени, что становился невыносимым для всех, соприкасавшихся с ним. Он записывал свычаи и обычаи содомлян, и они выдумывали все, что в голову взбредет, лишь бы отвязаться от настырного исследователя.

Однажды он так досадил семидесятилетней бабке из Старых Дятлович, у которой горели драники на сковороде, что она огрела грамотея обломком весла, подвернувшимся под руку. Вот тут и произошло величайшее открытие Кукинштейна. Ему почудились на весле египетские иероглифы!

Несколько лет ушло на расшифровку. Но когда иероглифы заговорили… голова пошла кругом не только у Кукинштейна.

Фараон Эхнатон сообщал своей супруге Нефертити, что в загробном странствии его маршрут пересекла содомская саранча.

Как весло египетского фараона оказалось у Ганны Цыбульки из Старых Дятло- вич? Она нашла его на Кобыльем болоте.

Сейчас оно экспонируется в Ветковском музее.

Постепенно ужас овладел спасшимися: они остались одни на белом свете. И никогда не войдет к дочерям Лота по обычаю предков мужчина. Не заронит семя жизни в их лоно. Не возродится человечество. Особенно переживала Мааха. В последнее время перед побегом она жила как содомлянка. Не только Зиновий Поц пользовался ее гостеприимным лоном. И только вошла она во вкус, как Господу стало угодно отнять ее радость. С Господом не поспоришь. И все–таки у нее была надежда, что он сжалится над ней. Единственное, для чего она родилась, должно продолжаться. А определять, кто грешен, кто свят, — на то Бог и ангелы. Разбирайтесь сами. Не забудь, осуждая мою плоть: такой меня создал Ты. Для продолжения рода человеческого. Так почему препятствуешь? В своих молитвах, смешанных со слезами, она богохульствовала: «Бесплодной смоковницей иссыхаю. Птицы не гнездятся на мне. Не брезгуй. Войди в меня…»

Порой мольбы ее будили Лота. Мерещился ему зверь, готовый истерзать себя. Мааха впивалась зубами в свою руку, чтобы болью подавить кощунственный вопль, рвущийся из души.

На днях закружилась голова Лота, сорвался он со скалы и повредил левое плечо, локоть и ребро. Ах, зачем позарился на ягоды, подмигивающие с вершины. Трудно засыпал. А ночью вырывали из сна метанья старшей дочери. Лучше бы она, а не мать, превратилась в соляной столп! И каялся, что подумал такое. А где выход? Для него есть. Смерть. А для дочерей?

Ну зачем судьба привела его в Содом? Уж лучше бы остановился в Библе. Занимался бы отправкой кедрового леса в Египет… В окрестностях Библа много и папируса. Он ныне в цене. Да что уж теперь прикидывать. Не переиграть судьбу.

Плохо было ему, плохо. Непонятно, для чего его спас Господь? Зачем прилетели ангелы? Дни его сочтены.

Грозные сполохи содомского пожара трепыхались по стенам пещеры, будто билась в ладонях кроваво–траурная бабочка. Он глядел на ее узоры до рези в глазах, и казалось: далекая пустыня пришла в движение и засыпает его. Но не закрывал глаза — и песчаные вихри превращались в грады, по которым брели караваны. На площадях, базарах шумели люди. Он брел среди них, вглядывался в лица. Но недолго длилось это видение. Многолюдные грады рассыпались в прах, и спал Лот под барханами. Нет, не человек — горсть песка.

Спрашивал себя, Господа: зачем эта мука? Зачем еще это испытание? Уснуть — и чувствовать тяжесть песка на себе? Задыхаться без воздуха? Однажды он видел: мертвеца избавили от пут. Вот что такое старость. Развязыванье всех узлов, опутавших его жизнь. Ему даровано милосердие… В который раз горсть песка превратилась в человека. Для того, чтобы услышать песню.

Над Самарией, над ГалилеейСнова в Африку птицы летят.Средиземного моря милееИордана тишайшая гладь.

Иногда Лии казалось: она отпускала глаза свои в свободный полет, и они кружились по прихоти своей высоко–высоко, откуда видна вся земля.

— Ты опять поешь? — выглянула из пещеры недовольная Мааха. — Не пойму, чему ты радуешься? Отец, можно сказать, при смерти. А тебе другого дела нет, как сочинять всякую чушь!

Лия виновато замолкала. Собиралась принести в пещеру сухих веток для костра, да заслушалась курлыканьем журавлей.

Она любила не только время, когда зацветал миндаль, но и эту грустную пору, когда хочется взмахнуть руками и лететь далеко–далеко вместе с птицами, гладя тенями крыльев эту прекрасную и безжалостную землю, которую ей суждено покинуть. Так она чувствовала.

Им удалось спастись от мести содомлян только потому, что ангелы снова встали на их защиту. А потом своих посланцев срочно вызвал Господь. Надо было лететь в начало двадцатого века.

Замышляев пытался отразить и этот период, но рукопись затерялась… Возможно, когда–нибудь ее удастся восстановить в полном объеме.

Ничего не возразила младшая сестра старшей, но про себя подумала: права Мааха. Но попробовала бы не петь, окажись на месте Лии! Ее всегда окутывала дымка музыки. Каждый предмет, к которому прикасалась руками, взглядом, краем одежды, излучал музыку. Что она могла поделать с этим миром, если он так устроен? Только самой стать частью его. Мелодией. Вот она и пела, забываясь.