Ник Ришелье - Дневники Пирамиды Страница 17

Вдруг, к нашему общему с ним удивлению, в приоткрытую дверь купе протиснулась проводница. Она назвала моё имя и вопросительно посмотрела сначала на меня, затем на Антона. Мальчик мельком глянул в мою сторону, и, как мне показалось, постарался плотнее прижаться в угол.

— Да, это я, — мой ответ был слегка испорчен одновременно проглатываемым куском засохшей шоколадки.

— Ваш паспорт предъявите, пожалуйста, — строго сказала она.

Я неторопливо полез в сумку, на ходу прикидывая, что бы это могло значить. Если что-то не так с документами и меня высадят на ближайшей станции, то куда мне идти, что делать и на какие средства, я не вполне себе представлял. Конечно, в России-матушке заблудиться русскому человеку трудно, и, тем не менее, возможно.

Пока я рылся в сумке, она подгоняла меня.

— Быстрее, быстрее, Вы у меня не один тут!

— Вот, держите, — я протянул книжечку и заглянул ей прямо в глаза, приговаривая про себя: у меня всё в порядке, мне очень надо попасть в Прагу, понимаешь?

— Всё в порядке, — вдруг выпалила она, — прошу прощения.

И мигом выскочила в коридор.

Я оглянулся на мальчика. Тот сидел с открытым ртом и смотрел на меня.

— Как это у Вас получилось? — спросил он.

— Что? — удивлённо спросил я, натягивая развязанные ботинки.

— Вы дали ей не тот паспорт, да ещё вверх ногами, открытый на последней странице, — медленно проговорил он.

Я пожал плечами.

— Наверное, она увидела то, что хотела. Всё-таки, сколько лет ездит!

Антон неуверенно кивнул, откусил новое яблоко, а я кинулся в коридор.

В дальнем конце вагона я увидел проводницу, что-то эмоционально говорящую человеку в штатском, стоящему ко мне спиной. Телосложение его показалось мне очень знакомым, и я двинулся к ним, ускоряя шаг.

Однако сначала путь мне преградил вышедший из купе пассажир со стаканом в руке, затем проводница заметила меня, и оба собеседника исчезли из виду. Добравшись до тамбура, я уловил только едва различимый запах дорогого табака. И вновь поймал себя на мысли о ком-то знакомом.

Подождав минут пять-семь, я вернулся.

Антон сидел, читал, как ни в чём не бывало, и даже предложил свежее яблочко. Я сначала отказался, но при повторном предложении вынужден был согласиться, так как желудок мой готовил протест против голодного насилия, а из съедобного у меня была только зубная паста.

Впрочем, вечером поезд остановился в Витебске, совершенно незаметно миновав белорусскую границу, и у меня появилась возможность подкрепиться на вокзале во время длительной стоянки. Денег, правда, было немного, ибо Князь не отличался особой щедростью, к тому же я играл роль обычного студента, подавшегося дикарём в Прагу, и потому моё положение предписывало быть бедным.

На вокзале случилось то, что и должно было случиться с голодным путником. Застряв у лавочки с пирожками, я чуть не проворонил поезд. Когда я подбегал к своему вагону, поезд тронулся. Антон оказался сострадательным мальчуганом. Он ждал меня в тамбуре и переживал.

Пожалуй, на этом описание путешествия в поезде можно закончить, не считая мелкого эпизода, как смена колёс состава на узкоколейный европейский тип — единственное, что разбудило меня ночью.

Стоит отметить, что на границе с Польшей нас заставили показать украшения и внести их в опись (на мне была только золотая цепочка, золочёный медальон я спрятал в потайной кармашек куртки), а наши соседи по вагону очень просили нас с Антоном подержать часть их наличных денег у себя, так как по существующим нормам при пересечении границы на каждую душу должно приходиться не более полутора тысяч долларов США (евро в то время ещё не было). Разумеется, мы с Антоном помогли соседям, не отказав себе в удовольствии подержать в руках пачку серо-зелёных купюр.

Прага встретила нас хмурым прохладным предрассветным утром. На вокзальных часах было 4.30, на моих, заблаговременно переведённых, — тоже. Разница с Питером составляла зимой два часа.

Антон выскочил из вагона первым, навстречу родителям, и больше я его не видел. Я же, напротив, нерешительно собирался, пропустил всех спутников вперёд, и только потом, окинув взглядом временное пристанище, сделав лёгкий поклон проводнице, спустился на перрон. Сердце моё было готово выпрыгнуть из груди. Я застыл у вагона, не в силах пошевельнуться, и вдруг увидел её.

Рита стояла в начале платформы и искала меня взглядом. Миг — и глаза наши встретились, мы кинулись друг к другу. Я хорошо помню эту картинку: платформа «Главни надражи» (Главного вокзала Праги), вокруг люди, спешащие кто домой, кто в отель, кто сразу по делам, и мы двое, словно из другого мира вдруг проявились здесь так неуместно и так страстно. В те мгновения я не осознавал, где я и зачем, я лишь хотел одного: чтобы они длились вечно.

Надо ли говорить, что в ближайшие полдня у нас и мысли не возникло о секретном задании, золотом ключе и тайнах «Ордена Святого Князя», как я мысленно окрестил про себя московское отделение Пирамиды?

Рита привезла меня в маленький уютный отель в центре города, накормила йогуртами, заранее спрятанными ею в холодильнике, и вскоре никто, кроме Князя, не способен был вывести нас из уютного мирка, образованного двумя нашими душами где-то между небом и землёй, между раем и адом, где-то там, куда ушли в своё время столь почитаемые нами Мастер и Маргарита. И только волшебные зёрна амаранта в позолоченном медальоне ждали своего часа, впитывая нашу любовь.

Но время шло, силы таяли, а дело нужно было делать. Я мысленно в который раз поблагодарил себя за то, что всю дорогу от Питера не расставался с драгоценным свёртком. Даже когда преследовал проводницу после проверки документов, я не оставил ключ в купе. И, тем не менее, я ни разу не взглянул на него. И вот, Рита спросила меня вдруг:

— Вань, а где же то, ради чего ты проделал столь долгий путь сюда?

— Ты имеешь в виду золотой ключик?

— О да, мой Буратино!

Я потянулся к одежде, и через минуту вытащил так называемую третью часть ключа от потайного хранилища. В свёртке оказался пластиковый футляр, а в нём шкатулка. Я не знаток древних ценностей, но то, что я увидел, произвело на меня неизгладимое впечатление. Шкатулка была из чистого золота, усеяна алмазами и обёрнута в ткань, ветхость которой заставляла задуматься о временах глубокой древности. Тех временах, когда Святой орден Тамплиеров хранил у себя один из ключей иерусалимской казны.

— Как думаешь, открыть? — с сомнением в голосе спросила Рита.

Я пожал плечами. Уверенность тогда не являлась сколь-нибудь выраженной чертой моего характера.

Она взяла в руки шкатулку, прикрыла глаза. Ресницы её задрожали, лицо осветилось божественным всепроникающим светом, исходившим от шкатулки. Я смотрел на неё, открыв рот, и видел ангела, источающего мощь первозданной вселенной.

Вдруг раздался глухой щелчок, и шкатулка открылась. Внутри лежала маленькая золотая пластинка правильной прямоугольной формы, на гладкой поверхности которой были начертаны, впечатаны, какие-то иероглифы. После посещения библиотеки Авесты я уже не знал, что и думать. Дело в том, что самым крупным символом на пластинке был древнеегипетский крест с петлёй, который можно найти буквально на всех изображениях Гизы и Асуана. Такой же точно крестик висел у меня на шее.

Как полагают наши специалисты (а их мнение по праву превосходящего знания расходится с официальной версией историков), устройство, по форме напоминающее католический крест, в котором верхний луч заменён вытянутой петлёй, именуемое в наших анналах «ключ Осириса», помимо своей необычной формы в древние времена обладало ещё более необычным содержанием.

Ключ Осириса был способен включать в организме человека весьма необычные способности к перерождению и ускоренному метаболизму. Среди наших архивариусов давно ходят слухи о том, что один такой ключ способен всех людей на Земле превратить в существ совершенно иного вида, дай только ему достаточное количество энергии. Например, если состав атмосферы резко изменится или если люди прилетят на планету с другим составом атмосферы, то с помощью такого ключа они легко смогут адаптироваться к новым условиям, не прибегая к защите скафандров.

Иначе говоря, ключ Осириса — золотой ключик к тайным дверям на другие планеты и в параллельные миры. Только он не дверь открывает, а даёт возможность войти людям туда, где человек в земном обличье мгновенно погибает. Говорят также, что этим ключом можно воскрешать мёртвых. Но никто из учеников школ Пирамиды, никто из моих знакомых никогда не упоминал о существовании настоящего ключа Осириса. Все говорят лишь об изображениях или о мраморных безделушках вроде той, что висит у меня на шее вот уже больше десяти лет, с тех самых пор, когда Юрий Данилович пригласил меня, ещё совсем зелёного, в Школу.