Алла Гореликова - Соло для саксофона Страница 2

— Ты что? — спросил Виталька.

— Да забыл совсем, — Димка достал из кармана что-то маленькое, блестящее. — Подарок твой. Как говорится, поздравляю с днем рождения и все такое. В смысле, конечно, не до поздравлений сейчас… короче, хочешь, сыграю?

— Что это?

Димка ответил:

— Губная гармошка. А чего, классно звучит.

Он поднес гармошку к губам. Гармошка пискнула. Скрипнула. Кашлянула. А потом…

Я и не знал, что на губной гармошке можно такое вытворять. Я вообще не знал, что музыканты вытворяют и такое! Ни в школе на уроках музыки, ни по телеку я такого не слышал.

— Это и есть твой джаз? — спросил я.

Димка кивнул. Кивнул, не переставая плести узловатые кружева неровной, рваной, стремительной мелодии.

Когда гармошка замолчала, тишина показалась мне жуткой вдвойне.

— Сыграй еще что-нибудь, — попросил я.

— Да я так больше ничего и не умею, — виновато сказал Димка. — Это мы прикалывались с ребятами. «Соло для саксофона» на губной гармошке…

— Сыграй тогда еще раз, — прошептал Виталька.

Дверь открылась, когда Димка играл «Соло» в четвертый раз.

Я первый раз видел мерцающего так близко. Посреди затопившего мозги дикого, слепого, безрассудного ужаса прорезалась до странности спокойная мысль: «Он в самом деле как перематывающийся видик». Мерцающий двигался рвано, неровно и быстро. Невозможно быстро. За ним трудно было уследить. На нем трудно было сосредоточиться. И — на него трудно было смотреть. Глазам трудно. Так бывает, когда весь день просидишь за компьютером. Но отвести взгляд — еще труднее.

Мерцающий вошел — и замер.

Виталька вскочил. Димка медленно опустил гармошку и так же медленно, словно через силу, встал. Только я остался сидеть — ноги опять стали ватными, и мне так стыдно стало за эту слабость, за страх, но стыд был… не важным, наверное. Потому что дураку понятно — всё.

Мерцающий пошел к нам. Странно — он ведь быстрый, очень, но казалось почему-то, что он не торопится. Что нарочно идет медленнее, чем может.

В следующий миг я понял, что он идет к Витальке.

Виталька, наверное, тоже это понял. Потому что он попятился. Попятился, зацепился за угол ящика и рухнул спиной на яблоки. Молча.

Мерцающий дернулся вперед, наклонился.

А Димка шагнул чуть в сторону — и оказался между ним и Виталькой.

Мерцающий задел Димку за руку. Чуть-чуть. Я видел, он совсем не хотел касаться Димки. Он пришел за Виталькой.

Никто не знает, почему мерцающие не нападают на кого попало. Но эту странность заметили быстро — они всегда приходят за конкретным человеком…

Димка закричал.

И я, кажется, тоже закричал… не помню.

Виталька плакал. Я дрожал. Крупной, отчетливой, гадостной дрожью. Спасения нет. Никто не придет на выручку. Им не до нас. А может, их и нет уже никого. Через час, или завтра, или через минуту войдет еще один мерцающий — и всё кончится. Прикосновение Чужого будет последним, что останется мне в жизни. Я заору от дикой боли, а потом… не знаю, что потом. Хорошо, если ничего… если я просто умру на месте от боли.

Дверь открылась.

Вошел мерцающий.

Он остановился рядом с нами. Этот был намного быстрее предыдущего. И, мне показалось, решительнее. У его ног лежала губная гармошка. Димкина…

Я не уловил, как она оказалась в руках Чужого. Быстрые они… наверное, взаправду быстрее пули.

Мерцающий поднес гармошку к губам и заиграл.

Он заиграл «Соло для саксофона». Точь-в-точь, как играл Димка.

— Гад, — звенящим голосом сказал вдруг Виталька. — Димку, сволочь, сожрал. Или что они там с людьми делают… чтоб уметь все, что люди умели.

Мерцающий поднял руку и отчетливо покрутил пальцем у виска. Точь-в-точь как Димка. Не переставая плести узловатые кружева неровной, рваной, стремительной мелодии.

Одно дело уметь, подумал я. И другое — чувствовать. Думать. Музыку играть!

— Димка, — сказал я. — Дим… это ведь ты, правда?!

Мерцающий кивнул. Не переставая играть…

Я встал. На этот раз ноги меня послушались… и руки тоже… я толкнул Димку ладонью в грудь. Чуть-чуть. Просто чтобы коснуться.

Мир взорвался.

Мир взорвался, обернулся кипящей мерцающей лавой, раскаленным мерцающим воздухом… ласковой мерцающей темнотой… ласковым шепотом в голове: «Не бойся, Игорек… не бойся… все хорошо, честно!»

Я и не боюсь, подумал я.

Димкино одобрение обдало меня ласковыми щекочущими брызгами. Кажется, Димка извинялся, что считал меня трусом. Я брызнул в ответ: «Да что, я же просто догадался… это ты герой, Витальку заслонил. Дим, а кто это был?»

«Тетя Тая».

Я открыл глаза. Димка и не смотрел на меня, оказывается. Он смотрел на Витальку. Виталька лежал на полу, голову его поддерживала тетя Тая — теперь-то я без труда ее узнал. Виталька подернулся мерцающей рябью, заблестел, как солнечная дорожка на море… потом блеск угас, мерцание приутихло, и моих мыслей коснулось Виталькино недоумение: «Что это со мной было?»

«Дим, — позвал я, — так мы что, телепатами стали теперь?»

«Вроде того, — откликнулся Димка. — И, кажется, не только. Вот есть нам точно теперь не надо. Я кое с кем поговорить успел… побегал по городу, пока взрослые отношения выясняли. Знаешь, кажется, быть мерцающим — здорово!»

Виталька обнял тетю Таю, прижался… чужое счастье окатило меня теплой волной, и я подумал: как странно. Я такой же, как был. Так же думаю, то же чувствую. Так же радуюсь. Я стал мерцающим, да, но ведь я остался самим собой. И Димка. И, наверное, остальные. Какие ж мы Чужие? Можно спокойно жить дальше. И с чего такая паника? Неужели нельзя было сразу объясниться…

«Объясняли», — Димкин мысленный вздох меня удивил, я же просто думал, сам себе, не вслух… привыкай, Игорек, усмехнулась тетя Тая, теперь так и будет — что на уме, то на языке… и это, конечно, ужасно, потому что раньше слишком многое держалось на лжи, на больших и маленьких обманах… А люди чаще верят в плохое, чем в хорошее, продолжил Димка. Вот и вы, теть Тая, тоже.

Это что ж, и не соврешь теперь?!

Я сразу представил… ох, много чего я представил! От вечного маминого: «Сделал уроки?!» — и до Таньки из сорок первой квартиры. И вот тут я испугался!

Здорово быть мерцающим?! Ну уж нет! Ничего не вижу здоровского в том, что весь теперь как на ладони со всеми своими мыслями и секретами…

«Не только ты», — буркнул Виталька. Ага, очухался именинник… и сразу вспомнил о припрятанном стольнике. Конспиратор!..

«Да кому интересны ваши секреты, — усмехнулся Димка. — Зато контрольные писать как классно будет! А экзамены, прикиньте…»

Это было странно, ощущать чужие мысли. Мысли оказались совсем не похожи на слова. И состояли, в общем-то, не из слов… не только из слов.

Димкины мысли были яркими и звучали… «Джаз?» — спросил я. «Ага!»

А мысли тети Таи были тусклыми… не блеклыми, нет, а словно подернуты инеем… и горчили. Примерно так, как горчит конфета, которой заедаешь противную таблетку.

«Ма, а папа?» — спросил Виталик.

О-ёй… оказывается, мысли могут краснеть… странно, в который раз удивился я, а тетя Тая теперь другая. И как сразу не заметил? моложе, что ли… ну да! «Ой, да пусть валит! — тетя Тая полыхнула горькой обидой… нет, совсем не тетя Тая! Таечка — почти девчонка, с задорной короткой стрижкой, худенькая и ловкая… и очень-очень симпатичная! Странно, значит, в мыслях человек себя совсем другим ощущает… хотя, если подумать, как раз ничего странного. — Раньше первой на шею никому не вешалась, а уж теперь тем более не стану!»

«Они там, наверху, отношения выясняют, — объяснил Димка в ответ на мой, не выраженный словами, но вполне четкий вопрос. — Нам сюда не слышно, и слава богу. Та, что первой пришла, ну, от которой мы прятались… у нее с дядей Сашей роман был. Служебный. Только, тетя Тая, вы все равно зря плохому поверили, он вас больше любит. Я чувствую».

«И нечего лезть во взрослые дела», — машинально огрызнулась Таечка.

«Не будем», — Димкина улыбка звучала перезвоном ксилофона.

«Таечка, ну что ты, в самом деле», — Виталькин отец, ворвавшийся в подвал стремительной молнией, совсем не возражал, что трое пацанов оказались свидетелями взрослых дел.

«Па!»

«Подожди, сын! Тут, можно сказать, жизнь решается», — дядя Саша не стал больше ничего говорить. Он просто обнял Виталькину маму. Крепко-крепко. Ух ты… как здорово — когда тебя омывает, заливает, топит любовь! Пусть чужая — какая разница. Все равно…

Вот Виталька и успокоился, и даже, кажется, счастлив…

«Еще бы, — усмехнулся дядя Саша. — Между прочим, шли бы вы погулять».

Перезвон ксилофона на этот раз вышел звонким и заливистым. «Айда со мной, ребята, — все еще смеясь, предложил Димка. — Пробежимся до музыкальной школы, вы не представляете, как здорово бегается, когда солнечный денек! Пусть взрослые разбираются. А мне надо узнать, как будет с фестивалем. И все-таки сыграю вам „Соло“ на саксофоне! Теперь, кажется, совсем по другому можно играть».