Теодор Старджон - Трио на фоне бури Страница 3

Он шагнул за занавеску, намылился. Обжигающие струи приятно взбодрили озябшую кожу; под таким массажем расслабились даже те мускулы, которые не ныли после тяжелой дневной нагрузки. Никогда в жизни не испытывал Янси такого удовольствия, стоя под душем. Все было так хорошо… пока не раздался сдавленный трагический вопль. Янси узнал хорошо знакомый сигнал и вздрогнул.

— Теперь-то ты что натворила? — осведомился он деланно-безразличным тоном, чтобы показать супруге, с каким трудом он сохраняет терпение. Янси выключил душ и сквозь плотную завесу пара посмотрел на жену. На голове Беверли красовалось скрученное тюрбаном полотенце, с плеч свисал голубой пляжный халатик.

— Все в черном!

— Дай полотенце. Что в черном?

— В черном чемодане. А здесь только вещи для пляжа. Ничего твоего, кроме плавок.

— Да уж, — произнес он после подобающей паузы. — Сегодня просто твой день.

— Янс, ну прости, мне так неловко…

— Мне тоже. — Он продолжал смотреть на нее в упор, пока жена не сникла окончательно. — Опять надену мокрое, только и всего. Подумаешь!

— Нет, так нельзя!

— А ты что предлагаешь? Хорошо, я выйду в плавках.

Стук в дверь.

— Стол накрыт!

Прежде чем Янси успел остановить жену, она жалобно проблеяла:

— Вы знаете, я случайно взяла не тот чемодан, в нем нет никаких вещей мужа, кроме купальных принадлежностей!

— Хорошо, — прозвучал безмятежный голос за дверью. — Надевайте и выходите. Кофе готов.

Не дождавшись ответа от опешивших супругов, Лоис негромко рассмеялась. — Вы приехали сюда отдыхать или разводить церемонии? Не собираетесь нигде показываться в купальнике?

— Да будет вам! — добавила она с такой теплотой, что на их лицах невольно расцвели глуповатые улыбки.

— Сейчас идем, — отозвался Янси, натягивая извлеченные из открытого чемодана плавки.

В гостиной уже горел огонь, языки пламени добрались до растопки и словно украдкой касались полена. Накрытый стол выглядел очень привлекательно: салфетки пепельного цвета под приборы, черные чашки, черные свечки в железных кованых подсвечниках. Рядом, бурно испуская пар, стоял стеклянный кофейник. Едва они успели сесть, щелкнул тостер, и из него выскочили две половинки сдобы.

Лоис пришла из кухни с черной сахарницей. Плавно скользнув за спины супругов, она склонилась над столом. Изящная рука поставила на место сахарницу, другая коснулась обнаженного плеча Янси. И тут что-то произошло…

…Лоис резко повернулась на бок, лицом к нему. Высвободила руку, дотянулась до столика, стоявшего между кроватями, нащупала сигарету. В это время ветер стих, словно замер, готовясь с новой силой обрушить на землю свое свистящее дыхание. Напряженную тишину нарушили громовые раскаты: океан всей своей чудовищной мощью навалился на скалы. Лоис чиркнула спичкой, и вспышка, осветившая ее лицо одновременно с грохотом волны, ударила по натянутым нервам Янси. Он сдержался, не дрогнул ни единым мускулом. Черты Лоис, на мгновение выхваченные слепящим светом из темноты, показались ему частью маски: изгиб брови, над ней остров гладкого лба, такой же островок, только маленький, чуть пониже — опущенное веко; плавные изгибы лица воплощали вечность, абсолютное совершенство формы, свод, на котором можно возвести прекрасное прочное строение. Вот только… Если бы…

Он упустил мысль, загипнотизированный светом горящей сигареты. Откинувшись на подушку, она делала короткие затяжки. Слишком короткие, чтобы доставить удовольствие. Тлеющий огонек казался ярче, когда Лоис втягивала дым, горячий и наверное жгучий. Горячий и жгучий…

Янси облизал пересохшие губы. В нем закипал гнев. Нарастал, как бурлящие воды снаружи, наливался силой и наконец достиг высшей точки. Но добравшись до берега, волна разбивается о камни и исчезает, превратившись в миллиарды брызг и пену, а ему оставалось лишь стиснуть зубы и вжаться в подушку, чтобы не потревожить сон мерно дышащей Беверли.

До чего же это несправедливо! Беверли отдавала ему все. Так было всегда, особенно после поездки на озеро. Да, особенно после поездки… Ее способность щедро делиться своей энергией поражала, почти пугала Янси. Она любила всем существом. Смеялась от всего сердца. В пение вкладывала душу. Сочувствуя, брала на себя чужую боль. Она одаривала всех, но в первую очередь его. Их союз можно без ложного пафоса назвать счастливым. Тогда как проникло в душу это всепоглощающее чувство, почему образ Лоис ни на секунду не оставлял его мысли, по-хозяйски обосновавшись в чужой собственности? Неужели нельзя избежать страшного разлада между жизненной необходимостью и желанием? И разве Лоис так необходима ему? Нет!

Гнев улегся. Осторожно согнув руку, он прикоснулся к волосам Беверли. Она шевельнулась, плотнее прижавшись к его плечу. Так нельзя, мелькнула отчаянная мысль. Я что, потерял способность думать? Куда делся человек, которого никто не собьет с толку, ничто не поставит на колени?

Вернись к себе, Янси. Вспомни время, когда Лоис наполняла твой мир, но не лишала власти над ним; если сумел совладать с собой тогда, не обладая и десятой долей своего нынешнего интеллекта, то почему, почему не способен сейчас… Почему сердце хочет вырваться из груди?

Он закрыл глаза, уходя от серебристого пронзительного сумрака ночи и мерцания сигареты Лоис. Вернись, приказал он памяти. Вернись туда еще раз. Нет, пропусти момент, когда она положила мне руку на плечо. Немного позже…

Дождь стихает. Они торопливо шлепают по лужам к своей кабине; домик совсем рядом. Стоп. Остановись здесь… Так. Теперь нарисуй себя, каким ты был два года назад, когда не дал мыслям о Лоис поглотить все остальное, а сердце твое билось ровно.

Трудно поверить, но Янси держался почти две недели! Картина первая: Лоис на трамплине. Вторая — ее фигура на фоне неба, навеки застывшая в полете. Навеки, потому что когда восприятие достигает такой остроты, образ, как фотография, никогда не стирается. Так что в его памяти она все еще парит под облаками. Дальше — кадриль: из хрипловатого динамика вырывается мелодия, которую бойко выпиливает скрипка, гулкий топот ног по дощатому полу, осипший, но веселый «дирижер». «Кавалеры, шаг влево и кругом, раз-два… Повернули вашу даму… А теперь следующую… Следующую!» Очередной партнершей оказалась Лоис. Вот она кружится вместе с ним, такая легкая и упруго-подвижная в его руках, мелькнула и исчезла, а он не успел по-настоящему осознать ее близость, только комок в горле и странное ощущение, что правая рука, еще недавно лежащая на ее талии, принадлежит не только ему, будто за какие-то мгновения их молекулы слились.

Следующая картина: Лоис прекращает ссору между одним из отдыхавших и каким-то местным. Словно невзначай оказалась рядом, взъерошила разошедшемуся мужчине волосы, рассмеялась; в ее присутствии насилие казалось немыслимым. Лоис ведет машину сквозь березовую рощу, ловко маневрируя среди стволов. И тысяча бытовых картин с Лоис, незабываемой в самом обыденном — как она держит вилку, поднимает голову, как, затаив дыхание, напряженно прислушивается. Вот она объявляет, что завтрак готов: таким тоном окликают человека с веранды, но Лоис слышат восемь десятков гостей.

Вот она идет, вот просто стоит, пишет что-то, говорит по телефону… Воспоминания о каждом миге подсмотренной им жизни могли наполнить душу, утолить ее жажду.

И так почти две недели: утреннее пробуждение рядом с Беверли, завтрак, купание, лодка, дальние прогулки с женой и запретная одержимость другой женщиной, крытая за фасадом выхолощенных ритуалов супружества. Пусть, уткнувшись в газету, он на самом деле изучает не спортивную хронику, а отпечатавшиеся в памяти черты лица Лоис; в любом случае он не поделится с Беверли своими переживаниями, так какая ей разница? В первые годы брака она, наверное, выказала бы недовольство. Какой смысл в поездке, если он ведет себя так же, как дома? Но на тогдашнем этапе их отношений Янси превратился для жены в почти незаметно-привычный, но необходимый аксессуар семейной жизни, от которого и ждут, чтобы он вел себя как обычно.

Но он не мог бесконечно скрывать свои чувства. Янси не знал, где пролегает роковая черта, что может заставить переступить ее, но когда сделал это, полностью сознавал смысл происходящего.

В четверг (они уезжали в воскресенье) после обеда, Янси предложил Лоис зайти к ним вечером. Он выпалил приглашение одним махом, слова тогда словно обрели форму и повисли в воздухе, а он, пораженный своей смелостью, смотрел на них и в панике думал: «Я, наверное, сошел с ума…» однако Лоис любезно приняла приглашение, и Янси спасся бегством.

Предстояло еще, конечно, сообщить Беверли о намечавшейся вечеринке. Он не знал, как это сделать, а потому заранее продумал несколько вариантов поведения в ответ на возможную реакцию жены. Но в любом случае визит состоится. Он даже не пытался предугадать, как пройдет вечер, что вообще-то говоря, странно для человека с таким богатым воображением, способным придумать столько изощренных способов вызвать у жены прилив гостеприимства.