Уиллис Эмерсон - Дымный Бог или Путешествие во внутренний мир Страница 5

Это чудовищное, невыносимое испытание страхом, это напряженное ожидание неминуемой катастрофы, эти пытки неописуемого ужаса продолжались более трех часов, и все это время свирепый ветер нес нас вперед. И вдруг, внезапно, точно устав от своих исступленных атак, ветер начал смирять свою ярость и постепенно утих.

Воцарилась совершеннейшая тишина. Туманная дымка развеялась; перед нами лежал свободный от льдов проход шириной миль в десять-пятнадцать. Далеко справа белели отдельные айсберги, а мелкие ледяные холмы по левому борту образовывали небольшой плавучий архипелаг.

Я пристально глядел на отца, решив не произносить ни слова, пока он не заговорит. Он отвязал от пояса веревку и начал молча качать ручной насос — который, по счастью, не пострадал — освобождая шлюп от воды, проникшей внутрь в безумные часы шторма.

Затем он спокойно, точно забрасывал рыболовную сеть, поднял паруса и только после этого заметил, что теперь нужно только дождаться попутного ветра. Его мужество и настойчивость в достижении цели были поистине замечательны.

Осмотр шлюпа показал, что у нас осталось менее трети припасов; нас особенно ужаснула потеря бочонков с питьевой водой, свалившихся за борт во время шторма.

В главном трюме оставались еще два бочонка, но оба оказались пусты. Я сразу понял, в какое опасное положение поставила нас утрата воды. Я начинал испытывать страшную жажду. «Это и в самом деле плохо», — заметил отец. «Но давай-ка высушим наши лохмотья: мы с тобой промокли до нитки. Доверься богу Одину, сын мой. Не теряй надежды».

Шлюп освещали косые лучи солнца — могло показаться, что мы находимся в южных широтах, а не на крайнем Севере. Качающийся шар солнца все время оставался на виду и с каждым днем поднимался все выше и выше; часто его застилал туман, но он снова и снова показывался в кружеве облаков, подобно злобному оку судьбы, хранящему тайны Северной земли и наблюдающему за ничтожными усилиями человека. Далеко справа чудесно блестели в солнечных лучах призмы айсбергов. Свет отражался от них гранатовыми, алмазными, сапфировыми вспышками. Ледяные горы сверкали фейерверком бесчисленных красок и форм; под этой световой панорамой расстилалось зеленоватое море, а выше — пурпурный купол неба.

Часть третья

ЗА СЕВЕРНЫМ ВЕТРОМ

Я пытался забыть о жажде, занявшись приготовлением еды; из трюма я принес кое-какие продукты и пустое ведро. Склонившись над бортом, я набрал воды, собираясь вымыть руки и лицо. К моему несказанному удивлению, вода на губах не отдавала солью. «Отец!» — ахнул я, — «вода, вода — она пресная!» «Как это, Олаф?» — воскликнул отец, поспешно оглядываясь по сторонам. — «Ты ошибаешься, должно быть. Земли нигде не видно. Ты сошел с ума». «Попробуй сам!» — вскричал я.

Так мы открыли, что вода в том месте была пресной, совершенно пресной, лишенной какой-либо солоноватости и даже малейшего признака соленого вкуса.

Мы быстро наполнили два оставшихся у нас бочонка, и отец заявил, что то был дар небес, ниспосланный нам свыше знак милосердия богов Одина и Тора.

Мы были вне себя от радости, а голод заставил нас прервать вынужденный пост. Мы нашли пресную воду в открытом море — какие еще чудеса ждут нас в этих широтах, куда не заходил еще ни один корабль, где никогда не слышался плеск весла?[11]

Не успели мы удовлетворить голод, как поднялся ветер и наполнил провисшие паруса. Взглянув на компас, мы заметили, что северный конец стрелки был плотно прижат к стеклу.

Я чрезвычайно удивился, но отец сказал: «Мне приходилось о таком слышать. Это называется понижением стрелки».

Мы сняли с бруса компас и принялись поворачивать его так и эдак под прямым углом к поверхности моря, надеясь, что стрелка отойдет от стекла и сможет беспрепятственно вращаться. Она с трудом сдвинулась и нетвердо, как бредущий домой пьяница, закачалась из стороны в сторону, но наконец указала нам путь.

До сих пор нам казалось, что ветер нес нас на норд-норд-вест, но теперь, когда стрелка вращалась свободно, мы поняли (если в этих водах можно было хоть сколько-нибудь положиться на компас), что слегка отклонились к норд-норд-осту. Курс наш, однако, все время лежал на север.[12]

Море оставалось спокойным и гладким, как шелк, и даже рябь была едва заметна. Ветер бодро и весело наполнял паруса. Солнечные лучи, косо падавшие с неба, дарили нам приятное тепло. День за днем мы плыли на север; сверившись с записями в судовом журнале, мы обнаружили, что со времени шторма миновало уже одиннадцать суток.

Провизию мы расходовали очень экономно, и еды нам пока хватало, но наши припасы мало-помалу начинали истощаться. Тем временем опустел и один из бочонков с водой. «Ничего, наполним его снова», — сказал отец. Однако мы с ужасом убедились, что вода за бортом снова стала такой же соленой, как в районе Лофотенских островов, у берегов Норвегии. Поэтому с последним бочонком воды нам пришлось обращаться с большой бережливостью.

Меня постоянно клонило в сон; причину того я не знал — то ли сказывалось возбуждение, вызванное плаванием в неизвестных водах, то ли расслабленность после страшных переживаний в часы шторма, то ли недостаток пищи.

Часто я растягивался на крышке ларя и неотрывно глядел на голубой купол небес; и хотя на востоке ярко сияло солнце, я все время видел над головой одинокую звезду. Так продолжалось несколько дней; разыскивая взглядом эту звезду, я всегда находил ее прямо над нами.

Наступили, по нашим расчетам, первые дни августа. Солнце стояло высоко в небесах и светило теперь так ярко, что я больше не мог различить одинокую звезду, которая привлекла мое внимание несколькими днями раньше.

Примерно тогда же отец в один из дней неожиданно пробудил меня от дремы, указав на новое явление, возникшее далеко впереди нас, почти на самом горизонте. «Это ложное солнце», — воскликнул он. «Я читал о таком; говорят, это отражение миража. Оно скоро исчезнет».

Но тускло-красное светило, которое мы сочли ложным солнцем, оставалось видимым еще несколько часов. Мы не замечали каких-либо исходящих от него световых лучей, но с тех пор, оглядывая горизонт, всякий день на протяжении не менее двенадцати часов могли наблюдать красноватое свечение так называемого ложного солнца.

Облака или туман порой заволакивали его диск, но никогда полностью не скрывали его. По мере нашего продвижения вперед оно, казалось, восходило все выше и выше в неверном пурпурном небе.

Я не сказал бы, что новое светило в чем-либо, помимо округлой формы, походило на обычное солнце; когда его не застилали облака или океанские туманы, оно висело в небе дымно-красным или красно-коричневым шаром, но временами цвет его становился ослепительно белым, как у светящегося облака, словно ложное солнце отражало более яркое свечение где-то внизу.

Обсуждая это дымное, цвета тлеющих углей солнце, мы наконец сошлись на том, что явление — какова бы ни была его причина — представляло собой не обман зрения или отражение нашего солнца, а какую-то существующую в реальности планету.[13]

Однажды, вскоре после этого, я ощутил чрезвычайную сонливость и крепко уснул. Мне почудилось, что я не проспал и минуты — помню, как отец тряс меня за плечи и повторял: «Олаф, проснись! Я вижу землю!»

Я вскочил на ноги. О, несказанная радость! Там, далеко впереди, прямо по носу, резко выдавалась в море линия берега. Берег уходил вправо, насколько хватал глаз; волны разбивались о песчаный пляж изменчивой пеной, отступали и вновь накатывали, напевая монотонными громовыми раскатами песнь глубин. На берегу зеленели деревья, кусты и травы.

Не могу передать, какое ликование охватило меня при виде этого зрелища. Отец стоял неподвижно, положив руку на штурвал, глядел вперед и возносил из самого сердца хвалы и благодарственную молитву Одину и Тору.

В кладовой мы нашли сеть, забросили ее и вытащили нескольких рыб, которые пополнили наши истощившиеся запасы провизии.

Компас мы давно вернули на место, опасаясь еще одной бури; теперь стрелка указывала прямо на север и чуть подрагивала на своей оси, как в Стокгольме. Понижения более не наблюдалось. Что это могло означать? За время нашего многодневного путешествия мы, безусловно, миновали Северный полюс — и все же стрелка продолжала указывать на север. Мы были донельзя этим озадачены, так как твердо считали, что направляемся на юг.[14]

Три дня мы плыли вдоль берега и затем достигли устья фьорда или реки гигантской величины. Оно больше напоминало огромный залив, и сюда мы повернули наш шлюп, взяв направление к норд-осту от юга. Каждодневно поднимался порывистый ветер, который не стихал затем часов двенадцать; он подгонял нас вперед, и мы углублялись все дальше, плывя, как позднее выяснилось, по водам могучей реки, называемой обитателями этого мира Хиддекель.